Проклятый телефон Нардо, который ни на миг не прекращал мерцать разыми цветами, вдруг зажегся совсем по-другому и начал вибрировать: это был вызов. Нардо оторвал взгляд от Сабины и вгляделся в имя, которое высветилось на экране: «Катерина Сталкинг». — Извини, Сабина, я должен ответить, это может быть очень срочно. — Ответь, конечно, нет вопросов. * * * Сабина проснулась на диване, спокойная и в прекрасном настроении. В доме приятно пахло и было тихо. Сквозь опущенные жалюзи просачивались солнечные лучи, и она поняла, что уже утро. Должно быть, она заснула, когда Нардо ушел в другую комнату, чтобы ответить на срочный вызов. Он не стал ее тревожить, только накрыл тонким хлопчатым одеялом. Сбитая с толку, Сабина вспомнила поцелуй — и сразу почувствовала тепло в груди, то тепло, что возникает только под рукой мужчины. Она встала и направилась в ванную. Нардо приготовил ей полный набор для душа: три полотенца разного размера и натуральные средства для волос и тела. Эта забота ее еще более наэлектризовала. Когда же она вошла в кухню, то нашла на плите еще теплый чай и чашку, рядом с которой стоял мед (Сабина по возможности старалась не употреблять рафинированный сахар), и металлическую коробку с ее любимым домашним печеньем. Хозяин дома знал, как угодить гостям, особенно гостям любимым. На всякий случай она заглянула в щелку приоткрытой двери в комнату Нардо, расположенную в отдалении от гостевых комнат, и убедилась, что его там нет. Кровать была безупречно застелена, везде царил порядок. Слабый свет, проникавший с винтовой лестницы, ведущей на нижний этаж, говорил о том, что студия закрыта, как и всегда по воскресеньям. Ей это не понравилось гораздо больше, чем можно было допустить, тем более что на память сразу пришел разговор, состоявшийся после поцелуя, и ощущение праздника стало гаснуть. Никаких записок Нардо не оставил, и Сабина принялась за завтрак, подсоединив разрядившийся за ночь телефон к одному из зарядных устройств, лежавших в специальной коробке у стены. Как только экран засветился, пришла одна эсэмэска и три сообщения по вотсапу. Эсэмэска была от матери; та спрашивала, что новенького. Одно сообщение по вотсапу было от Кармен, подруги и офицера карабинеров в одном лице. Она очень хотела встретиться и, как обычно, посидеть вечерком: у нее были какие-то новости. Второе сообщение было от Фабио. Всего два слова: «Как дела?», и ничего больше. Третье послал Нардо: «Доброе утро, моя дама. Надеюсь, ты хорошо спала. Прости, пожалуйста, но у меня был срочный вызов, и сейчас я охочусь на марокканцев. Если захочешь, позвони мне или напиши. Думаю, я быстро освобожусь, и мы с тобой встретимся днем. Ах… спасибо за вчерашние поцелуи…» Сабина раз пять перечитала сообщение, все время улыбаясь, так что щеки заболели. Когда же она вернулась к действительности, то обнаружила еще одну непрочитанную эсэмэску. Она была от инспектора Джимонди, который пытался позвонить ей на выключенный телефон в 7:45, то есть час назад. Сабина наморщила лоб. Она уже несколько недель не слышала голоса милейшего Джимонди и упрекнула себя, что не уделяет внимания своему самому преданному, теперь уже бывшему, подчиненному. Учитывая ранний час, это явно был не просто звонок из вежливости. Она решила помыться и одеться, дав телефону подольше побыть на зарядке, а потом позвонить Джимонди. Смену белья она с собой взяла. После долгого душа, восстановив силы, Сабина уже совсем собралась набрать номер Джимонди, как зазвонил ее телефон. Это был Нардо. — Привет тебе, моя дама! — Привет тебе, мой моряк! — Мне нравится, что ты назвала меня моряком. Почему? — Потому что ты всегда говоришь, что у тебя в руках крепкий руль. А с бородой ты похож на боцмана. Нардо весело рассмеялся. Голос у него звучал спокойно, и, судя по шумам внутри автомобиля, он ехал по городу. — Хорошо выспалась? Ты так спокойно заснула на диване, что я решил тебя не будить. — Я бы предпочла проснуться, однако выспалась прекрасно, спасибо. И спасибо за все, что ты мне приготовил, это было здорово. Ты где сейчас? — Я на Кассиевой дороге, и мне нужна помощь. Ты еще у меня дома? — Да, и собираюсь остаться. — Молодец, вот это мне нравится. Зайди, пожалуйста, в архив и найди досье Катерины Фолиньо. Мне нужно знать место, где Мусти, ее бывший, отбывал наказание за домашнее насилие. Найди, пожалуйста, копии судебных актов, это по твоей части. — Хорошо. Ты в разъездах? Помощь нужна? — Да нет, сиди спокойно дома и приготовь что-нибудь на обед. Я не должен сильно задержаться. Вышли мне адрес, чтобы я мог настроить навигатор мобильника. Ладно? — Как прикажете, мой капитан! — Благодарю, моя дама. Сабина направилась в архив и нашла то, что он просил. Как раз рядом с досье Катерины стояло досье Ребекки Фонтана-Машюлли, адвоката Нардо, той самой Барби, что сопровождала его в комиссариате в день их первой встречи. Она не смогла удержаться и взяла оба досье, положила их на столик, а сама уселась на диван. Первым делом отправила Нардо адрес этого Мусти, а потом с нетерпением открыла досье Ребекки. Пару лет назад у блондинки были серьезные проблемы с бывшим мужем. Обычные разногласия двух супругов, которые больше не любят друг друга: он неспособен отдать себе в этом отчет, а она уже пустилась в следующую авантюру. В досье лежали медицинские заключения о побоях и ранах, заявления в адрес карабинеров, «запрет на сближение» от трибунала Рима, а также различные судебные акты, которые делали нового мужчину адвокатессы свидетелем и даже потерпевшим в многочисленных нападениях на нее. Сабина проанализировала все это опытным взглядом с новыми «линзами», которые ей обеспечил своими рассказами Нардо. С улыбкой она попробовала применить его концепции сообщающихся сосудов, сорвавшегося яблока, а прежде всего — концепцию зеленого поля к очередной истории преследований, уникальной, но, по существу, такой же, как все подобные истории. И поняла, что Нардо решил вопрос наспех, использовав один из своих методов, о которых не было ни слова в этих досье. А потом Сабина обнаружила, что в папке лежат и акты гражданского суда в отношении Нардо, в том числе и копия допроса, подписанная самой Сабиной в день их первого знакомства. Она украдкой порылась в актах гражданского суда и вытаращила глаза: в прошлом году Ребекка помогла ему противодействовать признанию отцовства, затеянному в Риме некоей Марией Марини. Ребекке это удалось без труда, ибо, как гласило заключение об отклонении заявления, Бернардо Баджо страдал неизлечимым бесплодием, что было документировано. Причина заболевания — «азооспермия, вызванная вовремя не скорректированным крипторхизмом»[18]. Следовательно, он не мог быть отцом ребенка означенной девицы. Потрясенная этим неожиданным открытием, Сабина поискала в «Гугле» и прочла, что в детстве яички Нардо слишком поздно опустились в мошонку. По-видимому, этот дефект обнаружили слишком поздно, и, несмотря на хирургическое вмешательство, медики, которым удалось сохранить функцию органа, оказались не в состоянии гарантировать способность пациента к деторождению. Порывших в интимных подробностях здоровья своего моряка, Сабина ощутила себя запачканной, но любопытство все равно пересилило. Она поискала еще и нашла досье Марии. Эта девушка, возможно, именно благодаря Нардо, помирилась со своим бывшим возлюбленным, который преследовал ее, и вышла за него замуж. Видимо, такой результат ее не устраивал, и она тайком от мужа затеяла тяжбу с Нардо, который гарантировал ей «полное излечение» в ходе профессионального вмешательства, не сообщив ей о своем дефекте. Последняя страница обложки досье Марии настолько пестрела значками, что они просвечивали сквозь бумагу. Сабина помнила, что она и раньше отметила эту особенность, тем более что в досье Ребекки этих значков тоже было великое множество. Вдруг ее озарило, и она бросилась искать свое досье. В нем ничего не изменилось, но, к ее огромному изумлению, сзади на обложке, под маленьким прямоугольником появилась звездочка. «Это же поцелуй!» — сказала она себе. А прямоугольник, очевидно, означал «лечение методом шиацу». Подтверждение своей догадке Сабина нашла, быстро перелистав и сравнив досье других женщин, с которыми была немного знакома. А вот в мужских досье были только прямоугольники. Под конец поисков она пришла к выводу, что, вероятнее всего, значки означали: прямоугольник — лечение шиацу; звездочка — поцелуй; кружок — оральный секс; квадратик — секс. Ее затошнило. Почти со всеми пациентками Нардо многократно имел более или менее «углубленные» отношения. И с калабрийкой Розанной, решительно не нужной для него, зафиксированы поцелуи и оральный секс. Сабина почувствовала, как в ней закипает ярость: значит, когда она рисковала погибнуть под ударами цепи в руках Антонио, Нардо, вполне возможно, на сиденье «Альфа Ромео» пользовался услугами Розанны. Она оказалась всего лишь номером, потаскушкой по субботнему вызову, чей поцелуй, сначала такой особенный, завершился стремлением увеличить рекорд синьора Баджо по части проникновения в тела женщин, занесенных в списки и помеченных этими идиотскими символами, которые не говорят ни о чем, кроме самой настоящей извращенности. Сабина добрела до дивана, закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула, в точности как учил ее этот распроклятый Нардо. Она сейчас с удовольствием выплеснула бы свой гнев, что-нибудь разбила бы или искорежила, но вдруг почувствовала, как механизм самозащиты, столько раз помогавший ей в любовных историях, начал проталкиваться сквозь жестокие мысли, захватившие мозг. Прежде всего, Сабина вспомнила, что сама не пожелала, чтобы ночь прошла под знаком чистоты и невинности, а следовательно, промах Нардо теперь был полностью компенсирован. Она представила себе его физиономию, если он обнаружит, что следы этой ночи страсти аккуратно занесены в реестр рядом с другими следами всех ночей с другими мужчинами. В конце концов, это дело интимное и таким должно было остаться, а она взяла и из чистого любопытства залезла туда, куда Нардо ей залезать не позволял. Самая своевольная и эксцентричная часть ее мозга пыталась убедить ее, что все, что они оба пережили до знаменательного поцелуя, принадлежит к древней истории, а историю времени нынешнего им еще предстоит вместе написать заново. Этот мысленный путь, извилистый, но все же ведущий наверх, принес Сабине некоторое удовлетворение, и она направилась к холодильнику, чтобы прикинуть меню на обед. Однако снова зазвонил мобильник. Это был Джимонди. — Прекрасная моя докторесса, добрый день! Не отвлекаю? Как вы поживаете? Что хорошенького скажете? — Привет, старая ищейка. Слушай, задавай по одному вопросу, ладно? Но прежде всего я должна перед тобой извиниться. Я долго никому не давала о себе знать, и мне очень стыдно. Я противная и мерзкая. — Допустим. Мы в курсе всего, что произошло, и мы с вами. Однако после возни с паспортами вы ведь полагаете вернуться к нам? Нам очень вас не хватает. — Спасибо, ты такой добрый… Я видела, что ты уже звонил, и сама собиралась до тебя дозвониться. Какие-нибудь неприятности? — Да нет, ничего такого, просто нужна информация. — Если смогу, охотно помогу. — Тогда прямо к делу, доктор. Позавчера вы помогали известному Нардо Баджо, верно? Сабина чуть помедлила с ответом, соображая, каковы могут быть последствия такого вопроса. То, что Нардо был единственным подозреваемым в деле о двойном самоубийстве, снова отошло на второй план в ее мозгу, особенно в последние дни. А тот факт, что именно Джимонди, который вместе с ней делал первые шаги в этом расследовании, назвал подозреваемым Нардо, был для нее как пощечина. Последняя среди прочих, если учитывать события этого утра. Сабина отогнала эту мысль и сосредоточилась на вопросе инспектора. Поскольку Антонио, бывший муж Розанны, в весьма вульгарной манере перешел от слов к действиям и начал размахивать цепями, спровоцировав скандал и вмешательство полицейского патруля, у нее не было сомнений, что ее имя неизбежно всплывет. А потому Сабина решила держаться в стороне от подборок и трактовок фактов. Она ожидала подобного звонка, но уж никак не рано утром в воскресенье. К тому же ей было ясно, что отрицать факты бесполезно, тем более с Джимонди. Ничего плохого не случилось. Ладно, пусть ее эпизодическую помощь Нардо и нельзя назвать безупречной с точки зрения своевременности, — но нигде не сказано, что сотрудник полиции, находящийся на больничном, не может оказывать помощь в предотвращении убийства. Сабина набрала в легкие побольше воздуха и решила играть в открытую. — Да, господин сыщик, я там была. Я почувствовала опасность там, где сто тринадцатый только пожал плечами. Убеждена, что без моего вмешательства сегодняшние газеты были бы переполнены сообщениями об очередном женоубийстве. Все трепались бы об этом преступлении как попало, не понимая, что никакой уголовный кодекс такого предвидеть не может и не сможет, и ты это прекрасно знаешь. Я нарушила режим и поступила непрофессионально? Может быть. Но я хоть что-то сделала. — Я знаю, что произошло, мы обсуждали это с коллегами. И я не позвонил бы вам, доктор, если б речь шла только о вашем вмешательстве в расследование. Вам, возможно, позвонил бы комиссар полиции, но он все еще переполнен гордостью за арест Джордано в Ачилии и расценивает его как удачную операцию полиции Рима в дополнение к углубленным расследованиям. Думаю, он бы себе этого не позволил. Вы пользуетесь доверием. Такой ответ ее удивил, и она решила молча дождаться следующей реплики. Присутствие Нардо в суде нигде не запротоколировано, и об этом не составлено никаких документов, а значит, своим ответом она уже обеспечила Джимонди сведения, которых у него не было и которые он себе только представлял. Дружить с представителями уголовной полиции опасно, это все равно что затевать борьбу с каннибалами. Джимонди не заставил себя ждать: — Проблема, доктор, состоит в том, что произошло дальше. Разум Сабины устремился к вечеру, проведенному с Фабио, коллегой-полицейским, и к последующей ночи. Ей вдруг стало не по себе, словно ее застали в интимной обстановке и облили грязью. Но она быстро взяла себя в руки: Джимонди ничего не мог об этом знать. Даже если Фабио разболтал всей римской полиции о своей высокопоставленной победе, Джимонди просто посмеялся бы вместе со всеми за стаканчиком кофе, и уж точно не стал бы ей звонить, просто чтобы упрекнуть. Ей удалось снова обрести самоконтроль: ведь она была полицейской, как Джимонди, и даже больше, чем он, и доверяла ему, пока не получит доказательств обратного. Конечно, его звонок — не ловушка и был сделан не под влиянием настроения: ее коллега никогда бы не пустился с ней в грязные игры, в этом она была уверена. Тогда она начала быстро рассуждать: ее телефон не прослушивается (хотя точно никогда не узнаешь), но телефон Нардо, возможно, все еще на прослушке. И вдруг ей пришло в голову, что мотивом звонка Джимонди, от ищейки к ищейке, было просто-напросто желание встряхнуть бывшую начальницу, чтобы та не теряла бдительности. Она уверенно осталась в игре: — Дорогой мой, я ничего не знаю про то, что произошло дальше, да и как бы я узнала? Сразу же после вмешательства коллег в инцидент на мосту я поехала домой. Так что же все-таки случилось? Скажи, разумеется, если можешь… — Но если вы не остались с Нардо Баджо, то не могли бы сейчас сообщить мне, где находились вечером и ночью? Разумеется, если я спрошу об этом чисто формально… — Нет, конечно. Сейчас я у него, если уж тебе так надо все знать, потому что мы подружились и видимся довольно часто. У него руки настоящего мастера, и он обещал мне бесплатное лечение. Но сейчас я одна, его дома нет. Однако у тебя должны быть все средства, чтобы определить, где находится человек, если я не совсем забыла нашу работу… Сабина разыгрывала карту безупречной честности, чтобы, в свою очередь, дать коллеге понять, что не собирается вести с ним грязную игру. С другой стороны, если мобильник Нардо все еще на прослушке, то о ее присутствии в его доме давно уже знают, учитывая его недавний звонок. Значит, отрицать это бессмысленно. — Разумеется, доктор, только этого нам не хватало… Но вы же знаете, как это делается: если я могу о чем-то спросить знакомого человека, то, конечно, сначала, как всегда, воспользуюсь его информацией. — Так скажи, в чем проблема, если можешь, и я постараюсь помочь, если смогу. — Нас задействовали коллеги из Салерно. Некий Антонио Гамете в ночь с субботы на воскресенье был обнаружен в туалете прибрежного бара при смерти. — О, боже мой! — Вот именно. Его личность установили и поняли, что имеют дело с разбойником, членом калабрийской мафии, и вы, наверное, всё это знаете. Но вмешательство нашей подвижной группы в случае с цепями произошло в тот же день, за несколько часов до этого. И они позвонили нам, чтобы иметь хоть какую-то информацию, поскольку, естественно, блуждают в полной тьме. — Но он жив? Что с ним сделали? — Он жив, но рисковал умереть от потери крови. Конечно, все мы согласны, что для вселенной это была бы не бог весть какая утрата, но то, как с ним обошлись, требует расследования. Вот мы и пытаемся разобраться, насколько можем. В Риме акты подписывал известный вам Фабио Фоски. Я позвонил ему, и он объяснил, что случилось в день слушания, назвав при этом ваше имя, доктор. — Понятно. И правильно сделал. Если я задействовала коллегу из патрульной службы, то сделала это не тайком, а потому, что была уверена в справедливости такого решения. Однако, знаешь, я боюсь, что не смогу быть тебе полезна. После слушания мы расстались, и Нардо я увидела только на следующий день, то есть вчера поздно вечером. У Сабины возникли два соображения. Она была единственной точкой соприкосновения Антонио и Нардо, о которой коллеги из Салерно знать не могли и о которой, по-видимому, догадывался только Джимонди вследствие полученного подкрепления. В конце концов, для этого не нужен был Шерлок Холмс, учитывая, что инспектор знал о рабочих методах Баджо. Когда после нападения Антонио в ходе слушания по делу о домашнем насилии всплыли имена Фоски и доктора Монделло, сложить два и два стало слишком легко.