Допив кофе, троица снова разделилась. Сабина горько пожалела, что не устояла перед искушением и выдала Лоредану. Капитан налоговой полиции собственной персоной явился наверх в сопровождении двоих подчиненных и надел на Лоредану наручники. При сверке данных списка с полицейской базой данных оказалось, что суд города Рима еще несколько дней назад выписал ордер на ее арест. Налоговым полицейским пришлось дожидаться, когда приедет другая машина, потому что они не могли себе даже представить, что вернутся с пассажиркой на борту. А тем временем Лоредана, растеряв всю свою дерзость, жалобно скулила в спальне Нардо под надзором юной инспекторши. По шуму шагов они догадались, что кто-то поднимается наверх. Нардо, очень серьезный, но на вид спокойный и вальяжный, жестом пригласил Сабину на кухню и закрыл за собой дверь. Сложившаяся ситуация выбила ее из колеи, но в то же время ей хотелось глубже вникнуть в происходящее. Она уселась на кончик стула, вопросительно глядя на Нардо. — Сабина, у меня всего несколько минут, потому что я попросил разрешить мне сопровождать Лоредану, и мне не отказали. У нее должны произвести обыск, и я хочу ее поддержать. Думаю, ты меня поймешь. — Использование проституции? — А ты шустрая… Впрочем, я это и так знал… Однако все это очень зыбко и двусмысленно. — Хочу быть искренней, Нардо. То, что я увидела сегодня, мне не понравилось. Это не делает тебе чести. У меня просто нет слов… Нардо очень пристально на нее посмотрел. Сабина ожидала, что он начнет оправдываться и отрицать очевидное, но Нардо, как обычно, ее удивил: — Думай что хочешь. Я не стану врать, что она мне безразлична. Но ты знаешь, что вольна держаться от меня подальше, если тебе не нравится, что и как я делаю. — Я знаю, но открывать некоторые вещи очень болезненно. — Болезненно, если не идти дальше видимости. Лоредана занимается ремеслом, которое я не одобряю, и ты это знаешь. Но она уже взрослая и поступает так, как считает нужным. На вид она грубиянка, но я ее хорошо знаю: когда-то давно я ей помог, и у нас даже было то, что ты назвала бы отношениями. Ты не поверишь, но для нас обоих это было нечто исключительное, и длилось оно несколько месяцев. А потом все кончилось, и она пошла своей дорогой, а я — своей. Но мы остались большими друзьями. Как всегда, Нардо был честен и выложил все как есть. Но Сабина все же решила еще раз попытать счастья в расследовании: — Ты платишь ей за помощь? — Ни за что не стал бы! Какого черта, Сабина! — Ты хочешь сказать, что она просто так, спонтанно закрутила роман с любовником твоей клиентки? — Что ты подразумеваешь под этим «спонтанно»? Я ей его показал, попросил его покорить, и она занялась этим охотно и без всякого труда. Для нее это было развлечение. Лоредана всегда помогала мне разруливать тяжелые случаи антипатии, грозившие перерасти в нечто опасное, а я взамен лечил ее, если было надо, и предоставлял ей кров, когда пожелает. Если это тебя не устраивает, Сабина, то я действительно не знаю, что с этим делать. Нардо снова пустил в ход свою врожденную способность говорить миролюбиво и неприступно. Сабина почувствовала себя дурочкой, что было для нее непривычно, и попыталась устранить это неудобство: — А потом Мариза все испортила. — Вот именно! Так вы с ней разговаривали? — Да, она мне кое-что растолковала. — И попросила тебя проверить «Фейсбук». — Ну да… Как же ты нас знаешь, Нардо… всех… — Все мы обезьяны, а поле зеленое, помнишь? — Помню… — Ладно, послушай меня. Я сейчас должен уйти. Мне очень жаль, что наши планы не сбылись, но боюсь, что их придется отложить. — Я уже давно это поняла. — Я думаю. Однако есть одна вещь, которую ты, возможно не угадала. — О, санта Клеопатра… — Ладно. Сегодняшний вечер — решающий в истории с Маризой, и ты должна ей помочь. — Что? То есть что я должна сделать? — Ты должна стать мной. — В смысле? — Скоро я верну ей мобильник. Как только она его включит, вот увидишь, этот кретин Маттео ринется в атаку. Тебе надо взять над ним верх и успокоить, хотя, должен сказать, это почти невозможно. — О господи, ну и задание… думаешь, я смогу? — Нет ни малейших сомнений. Никто меня так не понимал, как ты, я это чувствую. Мы с тобой абсолютно на одной волне, и ты много раз видела, как я работаю. — Ну ладно… хорошо… Но ты говоришь, это невозможно… И следовательно?.. — У нас есть туз в рукаве, а значит, все шансы на победу. — Ты о Лоредане? — Да. Вот видишь, ты поднялась еще на ступеньку. У нее есть отснятый материал их страстных свиданий, я тебе его перешлю по вотсапу. Если они попадут в Сеть, Маттео погиб, потому что она проститутка, а его отец крепко связан с Ватиканом. Если папа разгневается и перекроет кран, ему придется работать. Если надо будет прибегать к угрозам, сделай это завуалированно. Он — обезьяна классическая, ему будет достаточно. — Нардо, но это вымогательство… Он рассмеялся: — Ну что ты такое говоришь? Ясное дело, Мариза не попросит взамен ничего незаконного. Ну же, Сабина, соглашайся. — Ну хорошо… Да, я понимаю… однако… — Но ты можешь сделать мне это одолжение? — Могу попробовать… будь ты неладен! Но имей в виду: если что-то пойдет не так, я вмешаюсь и вызову патруль. — Ты можешь это сделать, я — нет. — Что, раньше не было заявлений? — Нет, не в этом дело. Ты ведь понимаешь, что с тем, что у него сейчас на руках относительно Маризы, твои коллеги никакого заявления даже не примут. — К сожалению, да. Но ничего; если возникнет необходимость, я вмешаюсь по своим правилам. Однако прошу прощения, в каком смысле у Лореданы все зыбко? Ты ведь знаешь, что все арестованные так говорят. — Конечно, но вот увидишь, что во время обыска все выяснится. Одна из «синьор», которые время от времени поставляют ей клиентов, пользуется телефоном, записанным на мать Лореданы, ее близкую подругу, которой уже нет в живых. Кроме того, она — привлекательная блондинка, и те, кто ведет расследование, решили, что это Лоредана всем заправляет. А она на самом деле из тех, кто обычно работает в одиночку. Обычная путаница в итальянском стиле. Я велел Лоредане отключить этот телефон, но она меня не послушала, и вот результат. Однако если мне удастся, то хотя бы от тюрьмы я ее избавлю. — Ну, если ты так говоришь… но когда же ты перестанешь думать о дамах, попавших в беду, и начнешь хоть немного думать о себе? А может, и обо мне со временем… — Ты ведь знаешь: то, чем я занимаюсь, мне очень нравится. И ты мне тоже очень нравишься. Я найду время и для первого, и для второго, обещаю тебе… — Хорошо. Но ты тоже будь очень осмотрителен: вечно ты ходишь по краю. — Прости мне мою нескромность, Сабина, но кто сможет посадить меня за решетку? Положа руку на сердце? Эти обезьяны в форме, с которыми я эпизодически имею дело? Думаешь, этот контроль был случайным? Кто-то подослал ко мне этих ребят в качестве ответной меры, но все в очередной раз расставлено по местам. У меня всё на своих местах, и я не позволяю себя надувать. Вот ты могла бы меня надуть, если бы взялась серьезно. Но имей в виду, для меня это будет почти удовольствие. — Дурак ты, Нардо… — Действуй, Сабина. Я тебе доверяю Маризу. Созвонимся позже, ладно? — К вашим услугам, командир. 15 Сабина почувствовала себя выбитой из колеи, обнаружив черты самой себя, какой она была несколько месяцев назад, в личности, далекой от нее по возрасту, культуре, по социальному статусу и жизненному опыту. Мариза была зрелой женщиной, женой и матерью четверых детей, двое из которых совершеннолетние, к тому же владелицей табачной лавки, помогающей ей выживать в условиях городских джунглей Рима. Однако поток сообщений по вотсапу, которые Маттео посылал ей с того дня, когда Нардо конфисковал ее телефон, заставил ее дрожать, как девчонку. Нардо объяснял такое поведение с точки зрения антропологической, ссылаясь на тысячелетия, проведенные нашими предками в постоянной борьбе за выживание. Однако жизнь на белой линии, напротив, почти лишена вызовов и отодвигает на задний план все инстинкты, которые тысячелетиями позволяли нам выживать. Это приводит к тому, что все первоначальные импульсы рано или поздно начинают стучать к нам в двери, требуя расплатиться по счетам. И мы оплачиваем эти счета паническими атаками, трудностями понимания, тревожными состояниями и депрессиями. А зачастую и наоборот, болезненными поисками первоначальных эмоций, что порой делает из отца семейства животное, когда он попадает в группу, сплоченную на стадионе против болельщиков другой команды, или в ряды манифестаций против полиции. Именно это и толкает честнейших людей блуждать в ментальных водоворотах зависимостей от игры, алкоголя или наркотиков. И тот же самый атавистический механизм вынуждает обыкновенных женщин, таких как Мариза или Сабина, неделями страдать, когда очередной любовник — тот, «у кого глаза другого цвета, но те же любви слова» — плохо с ними обращается, и мысленно призывать принца на белом коне, столь же призрачного, сколь утешительного. Нардо обратил ее внимание на то, что табачница ни разу не выполнила его рекомендации до конца, ограничиваясь призывами к великой любви как к движущей силе космоса, а потому Сабина не пустилась вместе с ней в запутанные объяснения, а попыталась поработать с ее рассудком. Потом, с тех пор как Нардо объявил войну термину «любовь» и выбросил его из всех бесед, сделав исключение только применению его в отношении детей и родителей, Сабина стала более скептически относиться к нему. Она и сама долгие годы вздыхала, призывая истинную любовь, а теперь разочаровалась в этом утопическом чувстве, несомненно, переоцененном. Когда она наблюдала, как подруги поют в «Фейсбуке» гимны вечной любви, сопровождая их экстравагантными цитатами и мемами с цветочками и фоновой музыкой, ее начинало тошнить. Читая вместе с новой подругой лавину сообщений от Маттео, она испытывала те же всплески адреналина, что и от мелочных нападок Роберто. Маттео умел проявлять юношеские чувства с той же страстью, с какой через пару минут сулил несказанные страдания. Проходило еще пять минут — и он просил прощения, потом его поглощала вульгарность, и он посылал на память фотографии своей интимной артиллерии в боевой готовности. Не успели они прочесть все послания, как преследователь увидел, что они в Сети, и пошел в прямую атаку. Привет, гадкая паршивка. Шлюха. Мариза вздрогнула — не исключено, что от удовольствия, как решила Сабина, уже привыкшая к этому механизму. Вооружившись мужеством, она попросила Маризу дать ей телефон. Вздохнув и сосредоточившись, напечатала ответ, при этом выдержав паузу минуты в две, может, в три, ибо это космическое время в таких перебранках, как говорил ее Бэтмен.