Часть 38 из 44 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я вам верю, не волнуйтесь. А что вы приняли? В каком количестве, есть ли у вас упаковка?
— Нет, я взяла лекарство у моего друга. Думаю, это снотворное на базе бензодиазепина. Я выпила две таблетки.
— Ваш друг медик? С ним можно связаться?
— Да нет, ну какой он медик… Более того, если уж начистоту, то я эти две таблетки у него стащила. А теперь по глупости натворила дел… Меня это очень мучает, доктор. И я умираю с голоду.
— О! Вот это прекрасная новость. Идите под душ, поешьте и ни о чем не волнуйтесь. Единственное, что надо будет сделать, это вставить окно в гостиной: чтобы войти, пожарные его выбили.
— Никаких проблем. Я сама во всем виновата и не буду ни на кого в обиде.
Поначалу опираясь на одну из сотрудниц спасательной службы, Сабина попила и что-то съела, а потом встала под ободряющий душ и попробовала сориентироваться и понять, каковы будут последствия произошедшего. Она подумала, что арест, скорее всего, будет утвержден благодаря присутствию двух коллег из мобильной бригады, а комиссар полиции, скорее всего, просто утратит чуточку уважения к ее персоне. Приведя себя в порядок и переодевшись, прежде чем выйти в гостиную к тем, кто там задержался, она заглянула в мобильник. Там было сто непринятых вызовов. Сорок из них от Фабио, затем от матери, от Джимонди, несколько вызовов с неизвестного номера и еще пара от самого комиссара полиции. Все вызовы по вотсапу или «Телеграму». Сабина выключила будильник, безуспешно пытавшийся ее разбудить сутки тому назад, и с горечью констатировала полное отсутствие сообщений от Нардо. Как и всегда бывало после их встречи, если она не делала первый шаг, он просто исчезал. Сабина ответила только матери, придумав сносное объяснение своего молчания, и послала ей сердечко. Потом спустилась в гостиную. Санитары и пожарные уже уехали; Джимонди, Фабио и его напарница поджидали ее, сидя на диване. Они уже сварили кофе. Фабио сообщил, что позвонил своему знакомому стекольщику, и тот готов приехать после полудня. И добавил, что, несмотря на множество неотвеченных звонков, сначала не понял, что что-то случилось. Он говорил как профессионал, без всякой горечи в голосе, и Сабина была благодарна ему за деликатность. Остальные не могли знать, что он был постоянным гостем этого дома в течение долгих месяцев и что она сама дала ему отставку несколько дней назад.
Сабина узнала, что механизм чрезвычайной помощи запустил Джимонди, после того как накануне получил в комиссариате анонимное сообщение от некоего Бруче. Они часто получали такие сообщения от всяких шутников и бывших «клиентов», а потому он сначала просто не придал этому значения. В течение вечера Джимонди пытался дозвониться до матери Сабины и до Фабио, поскольку знал о доверительных отношениях своих коллег. А утром, обнаружив, что «Смарт» Сабины стоит возле дома, они решили больше не медлить.
«Какие они все-таки добрые», — подумала Сабина. Она снова всех искренне поблагодарила, еще раз попросила ее простить, еще раз заверила, что с ней всё в порядке. А потом сказала, что умирает с голоду, и пригласила коллег в кондитерскую на бульваре Париоли, но все трое ответили, что им надо вернуться на службу.
Оставшись одна, Сабина стала размышлять, что делать дальше. Врач оставил сертификат, который мог обеспечить ей три дня отдыха, но Сабине не хотелось им пользоваться. Напротив, надо было исправить ошибки, и первым делом — с комиссаром полиции. Но прежде всего надо было наладить отношения с голодным желудком, а потому она оделась и вышла из дома.
После пятиминутной прогулки все остатки сонной одури выветрились, и Сабина вошла в кондитерскую. Свободен оказался только один столик. Она бросила туда сумочку, чтобы занять место, и даже не удостоила взглядом обитателей соседних столиков. Подойдя к стойке, заказала десяток птифуров, капучино и горячий шоколад и вернулась на место.
И тут Сабина подняла глаза и заметила, что один из посетителей, сидящих в отдалении, рядом с весело болтающей компанией, явно маскируется и сильно смущен. Она вгляделась, но не сразу его узнала. А потом от удивления вытаращила глаза: это был доктор Роберто Плачидо. Ее Роберто.
И в этот миг Сабина все поняла.
Сегодня
— Начальник патруля вызывает Капитана Финдуса, прием.
— Приветствую тебя, моя дама. Давно тебя не было слышно.
— Ты прав. Хочу извиниться. Придешь ко мне поужинать?
— Конечно. Когда?
— Сегодня, если тебе удобно.
— Готовить будешь сама?
— Нет, гастрономия…
— Ну и пусть, мне понравится. Только б ты улыбалась.
— Там, где ты, в улыбках нет недостатка.
— Хорошо. Я захвачу с собой чемодан…
Нардо позвонил в квартиру ровно в восемь. Сабина открыла входную дверь и села дожидаться его на диване. Он вошел, попросив разрешения, и улыбнулся; как всегда, в прекрасной форме и одет спортивно, но элегантно. Справа от себя поставил антрацитово-черный чемоданчик на колесах и при наклоне слегка поморщился от боли: давала знать о себе ножевая рана внизу живота, «подарок» Василе. Боль он маскировал, улыбаясь чуть шире обычного, искренне и заразительно, и с гордостью предъявил бутылку «Амароне» с веронских холмов.
Сабина приветствовала его спокойно:
— Привет, мой морячок. Так ты действительно принес чемодан: а я думала, ты шутишь… Но зачем?
— Если я должен отправляться в тюрьму, то я готов.
Она улыбнулась и тряхнула головой, предпочтя не возражать, и пригласила гостя сесть на диван напротив. Он уселся и, устраиваясь поудобнее, сказал:
— Ладно, Сабина. Я готов. Давай, выкладывай всё.
Она посерьезнела. Нардо все понял, ибо, как всегда, был на шаг впереди. Однако он пришел, безмятежный и улыбчивый, неизменно позитивный, предоставив себя в ее распоряжение. Но сегодня карты будет сдавать она, нынче ее партия.
— Сейчас, Нардо, я расскажу тебе одну историю. Я хорошо знаю, что для тебя она не нова, ты ведь всегда все знаешь. Но я все-таки должна тебе ее рассказать. Прошу тебя, дай мне это сделать и, если можешь, в этот раз позволь мне самой задавать ритм. Мне это очень важно.
— Жду с нетерпением, Сабина.
— Спасибо. Итак, несколько дней назад я встретила Роберто. Моего Роберто. Это была абсолютно случайная встреча: он участвовал в конференции карабинеров на бульваре Романиа, а я в этот час тоже обычно дома не сижу. Я с трудом его узнала. Но увидеть его сначала стало потрясением, а потом — озарением, открывшим мне истину.
— Думаю, он сильно похудел. И еще я думаю, что вернулись вы вместе.
— Не забегай вперед, Нардо, я ведь тебя просила. Ты послушай.
— Ты права, прости.
Нардо был единственным на весь Млечный Путь мужчиной, способным попросить прощения, причем совершенно искренне. Это действительно большая редкость. Сабина вздохнула и продолжила:
— Да, он очень похудел, сбросил около десяти килограммов. И выглядел каким-то потрепанным, потускневшим. Увидев его, я просто лишилась дара речи. Не удержалась и предложила ему поговорить; он оставил своих коллег и пересел ко мне. Мы вместе позавтракали, а потом он пришел сюда. Не знаю почему, но я поняла, что могу ему довериться, я его не боялась и была права.
Роберто рассказал, что его жена потеряла ребенка: произошел выкидыш. Я этого не знала. Когда он вернулся из отпуска, его сместили с высокого поста заместителя прокурора, и теперь он работает в суде по гражданским делам. Об этом я тоже ничего не знала, абсолютно ничего.
— Это было написано на сайте суда. Это всем известно.
— Но я не захожу на этот сайт. А его я должна была избегать, забыть его с тобой, как ты меня учил. А ты зачем туда заглядывал? Чтобы держать врага под контролем?
— Совершенно верно.
— Какая же я дура!.. Ладно, все-таки дай продолжить. Только теперь я прошу тебя хотя бы раз не говорить одно и то же, не отговариваться историями об обезьянах и зеленых полях, если у тебя получится. Сможешь?
— Могу попробовать.
— Хорошо. Глядя на этого высохшего от страдания человека, на скверную копию того, кого помнила, я увидела нечто ясное, великое и важное, что я не хочу больше недооценивать никогда в жизни. Я увидела любовь, я ее узнала. Любовь ко мне. Этот человек, несмотря на свою сложнейшую ситуацию, любит Сабину Монделло, нравится это Нардо Баджо или нет.
— Я очень рад за вас.
— Спасибо. Но я скажу тебе больше. Я увидела еще и огромное мужество и достоинство Роберто. Он был просто символ страдания, но спину держал прямо. Когда я повернулась к нему спиной, он в буквальном смысле ощутил, как на него сыплются останки разрушенного мира. Он потерял неродившегося ребенка, оказался на работе, которую всегда ненавидел, да еще и меня рядом не было. И все же он выбрал молчание — то самое оружие, которое ты порой так восхвалял. Его трудно выбрать, но оно могущественно. Он выбрал достоинство, выказал необыкновенную силу духа, не бросившись меня искать, хотя и видел меня во сне каждую ночь. Хотя ему наверняка кто-то сказал, что я наслаждаюсь жизнью то с врагом, с единственным подозреваемым в последнем досье мобильной бригады, то с коллегой, то с тренером по боевым искусствам, зачастую с интервалом в несколько часов, мой дорогой Нардо. Я продолжала жить и двигаться вперед, а он страдал и худел, молча меня любя.
— Аплодисменты Роберто. Так не всякий может, я это признаю́.
— Как ты великодушен… Однако сначала он пытался искать меня. Но кто-то в буквальном смысле слова запретил мне ему отвечать. Больше того, этот «кто-то» собственной рукой написал ему единственное послание, которое меня удостоили отправить, полное обстоятельно описанных неприкрытых угроз.
Нардо улыбнулся. Сабина постаралась загнать внутрь тот гнев, что стал подниматься в ней. Она долго готовилась к этому разговору и должна была удивить своего собеседника хотя бы однажды. Глубоко вздохнув, продолжила:
— Разговаривая с ним на следующий день, я почувствовала эту любовь, чистую и сильную. И обрела еще одну несокрушимую уверенность. Он не мог меня преследовать. Я исключаю это без всяких сомнений. Больше того, он действительно пытался наладить со мной контакт, и через работу и по другим каналам послал мне несколько сообщений, которые я никогда не прочла, и букет красных роз, который я приняла. Но обо всем остальном Роберто ничего не знал, абсолютно ничего. И самое замечательное то, что сообщение, которое ты отправил, было великолепно. Ты со знанием дела выбирал слова. Перечитывая его, я заметила, что оно составлено прагматично, но нейтрально, как и подобает, а значит, и для него тоже убедительно, хотя он ничего не совершил, или почти ничего.
— А я тебе всегда говорил, что не уверен, что это он, помнишь?
— Прекрасно помню, Нардо, и поэтому вначале так разозлилась. Ты манипулируешь всеми нами, как марионетками, и забавляешься, поднимая нас на смех. Ты просто демон.
— Вначале? А теперь больше не злишься?
— А теперь я кое-что поняла, и, если дашь мне договорить, я думаю, что удивлю тебя хотя бы однажды. Можно?
— Нужно…
— Кто же тогда мог подвергнуть меня всем этим жалким и убогим атакам, так перевернуть всю мою жизнь, добиться, чтобы меня убрали из комиссариата, и сделать так, чтобы я обратилась за защитой к Бэтмену? Да сам Бэтмен! Это настолько очевидно, что вчера я даже отхлестала себя по щекам — за то, что не поняла этого раньше. А потом решила, что не понять это сразу было даже во благо.
— И этим ты собиралась меня удивить?
Сабина еле заметно улыбнулась и наклонила голову набок. Потом без гнева, по-матерински продолжила:
— Я знала, что ты попытаешься заставить меня понервничать. Ты не поверишь, но я подготовилась, Нардо. Давай-ка, не умничай, сотри с физиономии выражение «учитель, я все знаю» и дай мне продолжить.
Он кивнул.
— Ради собственного психического здоровья я должна поверить, что в истории с моим котом Фабером ты ни при чем. Либо все могло произойти случайно, как говорил ветеринар, либо это сделал один из недругов, подаренных мне работой в профессии. Но все остальное — твоих рук дело, я в этом не сомневаюсь. Все эти надписи на стенах в ресторанчике, в бане, моя сожженная машина… Проклятье! Ты прокололся, когда заговорил со мной о Пиноккио, которого я прицепила на зеркало… Откуда ты мог о нем знать? Ты увидел его, когда поджигал, пока я спокойно спала в твоей студии после первого сеанса лечения. Ты все это придумал, чтобы затянуть меня в воронку твоего мира, а я все не решалась. Но это сработало, браво. А мышь на мою дверь ты подвесил в тот вечер, когда я дожидалась тебя в машине. Это было нетрудно.
Нардо был непроницаем, недвижен и молчалив и на обвинения не реагировал. Сабина продолжила: