— Может, я тогда тебе не очень-то и подхожу? — заметила Галина. — Я-то сама отнюдь не гениальная. — Брось, ты тоже гениальная, — заверил Герман. — В чем, например? — Во всем. В актерстве хотя бы. — Ой, не надо, — она замотала головой. — Галочка, ну ты что! — забеспокоился Герман. — Ты уже со мной не согласна? Мы ведь давно решили, что мы с тобой — самые талантливые. — Это только мы решили. А больше никто так не считает. — А кто должен считать? — Не знаю, — пожала Галина плечами. — Коллеги. Герман прыснул: — Дождешься от них, как же… Галя, ты ведь прекрасно знаешь им цену. — Я знаю, что нас с тобой они не признают. — А нам разве нужно их признание? — Герман уже начал сердиться. — Но хоть чье-то нужно ведь, — печально сказала Галина. — Для этого я и стараюсь, — напомнил Герман. — Очищаю кинематографическое пространство от прохвостов, чтобы мы с тобой стали заметны на этом расчищенном поле… — А на нерасчищенном шансов у нас с тобой, значит, нет? — посмотрела на него артистка. — Галя, ну конечно, и мы могли бы играть по их правилам! Юлить, подличать, подстраиваться… Но мы же с тобой не такие. Ведь не такие? — Не такие, — вздохнула Галина. — Ну вот и выходит, — сразу повеселел Герман, — что нет у нас с тобой другого выхода, кроме как поубивать их всех к чертовой бабушке! 24 Следующей своей жертвой Герман наметил режиссера Мумунина, чей фильм «Люди и звери» недавно прошел с большим успехом. — Какая никчемная картина! — плевался Герман после просмотра. — А главное — что за идиотское название? «Люди и звери»! Галя, ты там хоть одного зверя увидела? Галина задумалась: — По-моему, Мумунин дал это название как метафору. То есть одни люди в его фильме — настоящие люди, а другие — вроде и не люди, а просто звери. — И кто же там среди них такой? — усмехнулся Герман. — «Просто зверь», как ты говоришь… — Даже не знаю, — отозвалась Галина. — Может быть, те персонажи, которые, помнишь, появлялись в его воспоминаниях… ну, этого главного героя. Когда он там был за границей и имел дело со всякими… — Ах вот оно что, оказывается! — хлопнул себя по лбу Герман. — Ну, признаться, такой дешевки я даже от Мумунина не ожидал. Он бы еще проще тогда свою картину назвал — «Советские люди и буржуазные звери». — Нет, — не согласилась Галина, — «зверей» он там вроде как и среди советских видит. — По мне так главный зверь — это сам главный герой, — заявил Герман. — Совершенно отталкивающий персонаж, ты не находишь? — Да, мне он тоже не понравился, — согласилась Галина. — Он и не может понравиться! По-моему, этот Мумунин просто издевается над всеми… А кто издевается над зрителем, тот заслуживает… чего? — Чего? — посмотрела на него Галина. — Будто не знаешь, — усмехнулся Герман. — Естественно, казни путем смертоубийства. — А каким именно способом? — уточнила Галина. — Вопрос на засыпку, — почесал в затылке Герман. — По сути, надо придерживаться правил, которые я установил изначально. Как говаривал старина Пушкин, произведение должно развиваться по своим собственным законам… что-то в этом роде. Вот и я в моем цикле убийств — который в своем роде есть несомненное произведение искусства — должен придерживаться определенного канона… — Искать способ убийства того или иного режиссера в его последнем фильме? — догадалась Галина. — Конечно, — подтвердил Герман. — И какой же ты видишь в «Людях и зверях»? — Пока не вижу, в этом-то все и дело, — озадаченно проговорил Герман. — Может, надо, чтобы его растерзали звери? — предложила Галина. — Нет, это уже было, — отверг Герман. — И потом, если режиссер жульничает, мы не должны жульничать вслед за ним. Если заявленных в названии зверей он нам так и не показал, то и мы не вправе натравливать на него хищников… — Да, сложная задача, — согласилась Галина. — Но мне вообще кажется, что далеко не во всех фильмах можно обнаружить способ умертвить человека. — Убежден в обратном, — покачал головой Герман. — По-моему, даже в самом бездарном фильме такой способ можно отыскать. Надо только как следует покопаться… Правда, эти самые «Люди и звери» — они до того бездарны, что полностью выветрились из головы. Вот мы час назад их посмотрели, а я уже почти ничего не помню. Прямо хоть снова пересматривай. — Ну уж нет, — запротестовала Галина. — Второй раз я не выдержу. Еще и две серии… — Да, — подхватил Герман, — все эти оболтусы еще и вечно на две серии норовят снять. Из такого материала, какой они в состоянии воплотить, впору короткометражку делать, а они, видишь, на три часа размазывают… Впрочем, у меня есть идея! — воскликнул он. — Какая? — спросила Галина. — Сейчас узнаешь. Давай-ка вот сюда зайдем. И Герман повлек Галину в небольшой магазин «Кинематографическая книга», мимо которого они прошли полминуты назад. 25 В «Кинематографической книге» других посетителей не было. — А что ты ищешь? — спросила Галина, когда Герман стал рыться на полках. — Догадайся, — лукаво посмотрел на нее Герман. — Книжку Мумунина, — сообразила Галина. — Вернее, сценарий Мумунина, — уточнил Герман. В этот момент в магазин вошел знакомый Герману режиссер Ромм. — Михал Ильич! — крикнул ему Герман. Ромм повернул голову и пристально посмотрел на коллегу через свои большие очки. — А, Герман, приветствую, — кивнул он после заминки. — Пойдем пообщаемся с мэтром, — шепнул Герман Галине. — Так как, говорите, жизнь, Михал Ильич? — осведомился Герман, приблизившись к мэтру. — Хорошо, спасибо, — отвечал тот, не поднимая головы от книг. — А у вас? — Тоже блеск, — бодро отвечал Герман. — Что ищете? — Так, — уклончиво отвечал Ромм. — Кстати, вы слышали? — Он наконец поднял голову на Германа. — Хучрай совсем плох.