32 План дальнейших действий окончательно сформировался у Германа в голове уже глубокой ночью. Он сразу разбудил Галину и принялся излагать ей свой замысел: — Галочка, я все придумал! Мумунин сейчас снимает очередную какую-то свою чушь в седьмом, что ли, павильоне… А он же всегда допоздна задерживается — изматывает, понимаешь, актеров… Ну и вот, когда он пойдет домой… — Он не пойдет, а поедет, — промычала сонная Галина. — У него ведь машина. — Да, «Волга», — поморщился Герман. — Так вот я прежде всего выведу эту «Волгу» из строя… — Как выведешь? — Как-нибудь, — махнул рукой Герман. — Это несущественно. Ломать, как ты знаешь, не строить… — Вот именно! — Галина вдруг полностью проснулась и приподнялась на локте, чтобы лучше видеть Германа. — А я бы еще знаешь как сказала: убивать — не рожать. — Что ты имеешь в виду? — осекся Герман. — А что тут не понять? — хмыкнула Галина. — Ты опять про ребенка? — пробормотал Герман. — Милая, обязательно будет ребенок. Но сначала успех. Детей надо заводить, будучи успешным. — А если успех так и не придет? — парировала Галина. — Опять ты за свое… — укоризненно покачал головой Герман. — Почему не придет-то? — Да потому что успех невозможно просчитать! Никакими действиями, включая убийства, невозможно проложить себе верную дорогу к успеху! — Но ведь стоит хотя бы попытаться, — возразил Герман. — Так вот и про ребенка можно так же сказать, — отвечала Галина. — Стоит хотя бы попытаться. — Галочка! — умоляюще протянул Герман. — Я ведь тебя совсем не для этого разговора разбудил… — Лучше бы ты разбудил меня с предложением зачать ребенка, чем с этим разговором, — не унималась Галина. — Ладно, — примирительно сказал Герман. — Сейчас убью еще парочку-другую режиссеров и посмотрим, подействует это или нет. И уж после того… — Что — обзаведемся детьми? — недоверчиво спросила Галина. Герман глубоко вздохнул: — Да. — То есть вне зависимости от того, будет успех или нет? — уточнила Галина. — Да, — еще раз подтвердил Герман. — Хотя я настаиваю, что успех будет. — Ловлю тебя на слове, — погрозила ему пальцем Галина. — Значит, в следующем году я обязательно стану матерью. — И улыбка заиграла на ее лице. Герман стал прикидывать: — Ну да, получается, что в следующем… Как раз выйдет моя картина, которую я начну снимать в этом. А конкурентов у меня к тому времени уже не останется… — Так сколько, ты говоришь, осталось их устранить? — Парочку-другую, — повторил Герман. — А точнее? — Я еще не задумывался над этим. Сначала надо разобраться с Мумуниным. — И когда будешь разбираться? — Завтра. В долгий ящик я, как ты знаешь, не откладываю. — А тебе обязательно переезжать его или, там, сбивать? — спросила Галина. — Может, как-то проще это сделать? — Зачем же проще, когда можно сложнее? — улыбнулся Герман. — Просто ты, по-моему, с каждым разом действуешь все рискованнее. Отравил бы их лучше всех, как Жнейцера… — Ну нет! — возмутился Герман. — Я не собираюсь поступать так топорно. Даже в преступлениях художник обязан оставаться художником. Иначе чего он стоит?.. Поэтому я буду привносить оригинальность и художественность в каждое следующее свое убийство… К тому же, — добавил он, помолчав, — если бы я стал всех травить ядом, меня как раз очень быстро бы поймали. А поскольку я действую разнообразно, меня ни за что не вычислят. Так что не видать меня тупым милиционерам, как своих ушей! 33 Следующим вечером, когда на «Мосфильме» опустели все павильоны, кроме того, где снимал Мумунин, Герман прокрался в темноте к его «Волге» и проткнул шилом две шины на задних колесах. Затем вывел из гаража воронок за мосфильмовские ворота и принялся ждать. Только через час территорию киностудии стали покидать актеры, снимавшиеся у Мумунина. Сам режиссер вышел последним. Подойдя к своей «Волге», он долго стоял перед ней в недоумении. Наконец махнул рукой и отправился домой пешком. Когда Мумунин вышел за ворота, Герман включил зажигание. Лишь когда режиссер отошел от киностудии метров на сто, Герман не спеша поехал за ним. Мумунин неторопливо шагал по тротуару, о чем-то задумавшись, и даже не сразу заметил, что позади него тихо катится черный воронок. Когда он все-таки услышал шум мотора, то остановился и оглянулся. Герман притормозил. Мумунин попытался разглядеть водителя, но не смог. Было темно, вдобавок Герман вновь прибегнул к своей маскировке: кепка, очки, усы, борода. Мумунин пожал плечами и двинулся дальше. Поехал и воронок. Через минуту Мумунин ускорил шаг, воронок ускорился тоже. Еще через минуту Мумунин уже не шел, а бежал. Воронок держался от него на расстоянии, но продолжал ехать следом. По той стороне дороги, где бежал Мумунин, свернуть ему было некуда. На противоположной стороне был парк, и Мумунин решил укрыться там от непонятного преследователя. Но едва режиссер стал перебегать дорогу, Герман резко переключил передачу и со всей силы надавил на газ. Воронок настиг Мумунина, когда тому оставалось полметра до тротуара. Тело режиссера подлетело вверх и шумно шлепнулось на асфальт. Герман спокойно развернулся и поехал обратно в мосфильмовский гараж. В гараже Герман внимательно осмотрел машину. На правом крыле осталась легкая вмятина от удара. «Не заметят», — решил Герман. Когда он вернулся домой и рассказал обо всем Галине, та очень забеспокоилась. — Герман, Герман, — причитала она, — ты прямо как будто не хочешь видеть, что с каждым разом рискуешь все больше и больше. Во-первых, ты не можешь быть уверен, что убил его… — Да убил, убил, — уверял ее Герман. — Ты бы видела, как он подлетел… Я даже сам испугался. — Ты и про Хучрая говорил, что он сразу умер, — напомнила Галина. — Там совсем другое дело… — А как ты можешь быть уверен? «Я не врач» — помнишь, ты говорил? — Ладно, Галя, — сказал Герман, — чего толку теперь об этом рассуждать? Уже ничего не переделаешь… — Ты всегда хвастаешься, как гениально все продумываешь, — не унималась Галина. — Но здесь, получается, совсем ничего не продумал…