5 Всего через пару часов он уже вернулся обратно. Я понадеялась было, что он передумал или у него ничего не получилось, но Герман с порога развеял подобные надежды. — Жнейцеру — каюк! — почти прокричал он, после чего чуть не запрыгал по квартире от радости. — Тс-с, — зашептала я, — подумай о соседях… — На соседей мне в высшей степени плевать, — заявил Герман, — равно как отныне и на Жнейцера. Ибо до покойников мне тоже дела нет, пусть они и бывшие конкуренты… Кстати, недурная поговорка получается, — возликовал он. — «Хороший конкурент — бывший конкурент». А? Каково? — Герман, успокойся, — взмолилась я. — Ты что, действительно это сделал? Действительно? — Я, как ты знаешь, слов на ветер не бросаю, — самодовольно отозвался он. — Да как же тебе это удалось? — А чему тут удивляться? Пришел, увидел, победил — вот и вся недолга. — Вернее сказать, пришел, подсыпал яду, заставил выпить… — поправила я. — Никто никого не принуждал, — покачал головой Герман. — Я против таких мер. Все прошло добровольно, очень мило, по-дружески… — Жнейцер добровольно согласился принять яд?! — Милая, ну не надо… — протянул Герман. — Ты все прекрасно понимаешь. Жнейцер оказался человечком, крайне падким на коньяк. Вот ему и урок: не пей, Мойшенька, покойничком станешь… Я лихорадочно соображала: — Так… так… Тебя кто-нибудь видел? — Только сам Мойша, — сказал Герман. — Ты уверен? — Он был дома один. — А соседи? — Да не было никого! Успокойся, май дарлинг. Все олл райт. — А отпечатки?! — спохватилась я. — Ты их там не оставил? Герман посмотрел на меня со снисходительной усмешкой, как на ребенка: — Если бы я стал разливать коньяк в перчатках, даже такой лопух, как бывший Мойшенька, обо всем бы догадался. — Понятно, — заключила я. — Стало быть, в его квартире полным-полно твоих отпечатков… — Да кто их будет проверять? — поморщился Герман. — Ясно же как день: Мойшуся отравился. Покончил с собой. — С чего бы это? — возразила я. — У него только что вышел успешный фильм. Зачем ему самоубийство? Кто в это поверит? — А вот мне, — парировал Герман, — куда сложнее поверить в то, что можно добровольно взяться за экранизацию такой муры, как «Воскресение». Однако же это факт… Я тем временем схватилась за голову: — Я так и знала… так и знала… И зачем я только с тобой связалась? — Полагаю, ты связалась со мной по любви, — улыбнулся Герман. — Вернее, не полагаю, а уповаю… — А я уповаю, что тебя не разоблачат, — посмотрела я на него со слезами на глазах. — Но, кажется, надежды мало… — Может, поспорим? — запальчиво воскликнул Герман. — Ставлю сто рублей новыми, что никто меня не разоблачит! — Тебе бы все шутить… — Я не договорила и закрыла руками лицо. Герман не переносит, когда я плачу. Вот и сейчас он сжал меня в объятиях и зашептал мне на ухо: — Дорогая, да поверь же: все в порядке. Ну, даже если найдут там мои отпечатки… У Жнейцера там миллион отпечатков — самых разных. У него дома пол-Москвы побывало… Да и не будут там никакие отпечатки снимать! Все удовольствуются версией о самоубийстве, вот увидишь… Я и в самом деле слегка успокоилась. — Очень бы хотелось… — прижалась я лицом к его щеке. — Очень бы хотелось, чтоб я оказалась тебе должна сто рублей новыми… 6 С недавних пор в моей жизни появился человек, от которого у меня нет секретов. Раньше таким человеком был Герман. Но теперь у меня есть от него один-единственный секрет… А именно тот, что я общаюсь с Виктором. Виктор — коллега Германа. Такой же неудачливый мосфильмовский режиссер. С Германом они, однако, всегда порознь. Даже ни разу ни одним словом друг с другом не перекинулись, как уверяет Виктор… Познакомились мы так. Когда я заканчивала сниматься в последнем фильме Германа, то неснятых сцен с моим участием в картине уже почти не оставалось. Я, как обычно, с утра вместе с Германом приходила в павильон, но теперь мне по большей части приходилось дожидаться, пока он закончит работу. Вот я и слонялась по студии — то в буфет зайду, то еще куда-нибудь… В буфете-то Виктор впервые в жизни со мной и заговорил. — Можно? — неуверенно спросил он, когда я задумчиво сидела над своими сосисками. Я подняла глаза и невольно улыбнулась. Виктор очень к себе располагает. Я и раньше всегда обращала на него внимание, когда он встречался мне на студии… — Пожалуйста, садитесь, — ответила я. — Спасибо, — произнес он и сел напротив меня, аккуратно поставив около себя стакан с чаем. — Вы знаете, а я ваш поклонник, — тотчас одарил он меня первым комплиментом. Вскоре этими комплиментами он станет меня буквально осыпать… Но после этого, первого, я растерялась. — Поклонник? — переспросила я. — В каком смысле? — В обыкновенном, — пожал плечами Виктор. — Зрительском. Вы очень красивая и талантливая актриса. — Благодарю, — кивнула я. Однако не удержалась и заметила ему: — Слово «красивая» вы поставили на первое место. А мне как актрисе хотелось бы, чтобы прежде всего оценивали мой талант… — Не думаю, — улыбнулся Виктор. — Уверен, любой актрисе гораздо приятнее считаться сначала красивой женщиной, а уж потом талантливой, профессиональной и так далее. — Что ж, возможно, вы и правы, — миролюбиво сказала я. — Впрочем, если говорить о таланте, — продолжил Виктор, — то он у вас таков, что может поспорить только с вашей же красотой. — И снова благодарю, — еще раз кивнула я. — Не сомневаюсь, что ваш талант наконец раскроется на экране в такой картине, которая будет вам под стать… Пока еще таких, насколько я знаю, не было, — с сожалением добавил он. — А где вы меня видели? — В фильме этого… как его… — поморщился Виктор. — Баронова, что ли? — Графова, — подсказала я. — Но, по-моему, эта картина была мне как раз очень даже под стать… Виктор не стал спорить и слегка сменил тему: — Знаете, когда я вас впервые увидел на экране, то сразу навел справки: что за актриса, где играла… И с удивлением обнаружил, что у вас только одна главная роль… А все остальные — совсем мелкие эпизоды… — Однако сейчас, — с гордостью сказала я, — я как раз заканчиваю сниматься в своей второй главной роли. Этот фильм вновь ставит Герман Графов. — А у меня вы бы хотели сняться? — вдруг быстро спросил Виктор. Я почему-то замялась: — Ну… возможно… Смотря какой сценарий… — Вам я осмелюсь предложить самый лучший сценарий, — заверил Виктор. — Я давно бы обратился к вам с просьбой… нет, с мольбой сниматься у меня, если бы только у меня был сценарий, достойный вас…