— Не плакать, а поберечь себя! — Галя, ты меня уже предостерегла. Тысячу раз спасибо тебе за это! И как раз это меня убережет. Все же ясно! Так что не переживай за меня, пожалуйста… Я хотела сказать ему, что и в этой ситуации в первую очередь переживаю за Германа, но промолчала. 13 — А что за картину ты будешь снимать? — спросила я, хотя меня это совершенно не интересовало. — «Талантливый господин Рипли», — ответил Виктор. — И что это? — Зарубежный детектив, — пожал он плечами. — Ты ведь еще можешь отказаться… — наконец прямо сказала ему я. Виктор, казалось, не понял. — От чего? — Он недоуменно посмотрел на меня. — От этой самой постановки. — Допустим, могу, но чего ради я буду отказываться? — Герман обязательно попытается тебя убить — вот ради чего. — У него ничего не получится, — самоуверенно заявил Виктор. — Зря ты так думаешь, — покачала я головой. — Ты не знаешь Германа. — А по-моему, уже очень знаю, — не согласился он. — Только с моих слов. — Но этого более чем достаточно… — Нет, — сказала я. — Никто не может передать словами, что представляет собой Герман. Он слишком сложный для этого. Даже я — а я не сомневаюсь, что знаю Германа лучше, чем кто-либо, — не в состоянии его предугадать, объяснить, осмыслить… — Он просто супермен какой-то у тебя выходит, твой Герман, — проворчал Виктор. — Так и есть, — серьезно отвечала я. — Ну вот пусть и убьет меня! — в сердцах воскликнул Виктор. — Тебе ведь не жалко будет… — Как раз жалко, — тихо произнесла я. — Что… правда? — недоверчиво отозвался он. — Да, Виктор, правда, я к тебе очень привязалась и… В общем, мне очень не хочется, чтобы Герман тебя убивал. Иначе я не стала бы тебя предупреждать… — Спасибо, Галя, спасибо, — прошептал Виктор. Мне показалось, что в этот момент у него даже блеснули на глазах слезы. — Полно, Виктор, неужели ты мог подумать по-другому? — немного растрогалась я. — Мы уже столько общаемся, я делюсь с тобой всем сокровенным… Конечно, ты для меня очень дорог… — А ты, Галя… ты… — словно задыхаясь, начал говорить Виктор. — Я… я… Я люблю тебя! — вдруг почти выкрикнул он. Это было довольно неожиданно. Я отшатнулась от него и пролепетала: — Что ты, Виктор, что ты… — Нет, Галя, нет! — замотал он головой. — Не останавливай меня! Я больше не могу молчать. Я люблю тебя, обожаю, я жить без тебя не могу… Я сделаю все, что ты хочешь… — В таком случае, — холодно заметила ему я, — откажись от постановки. Он сразу осекся. — Галя… — растерянно произнес он. — Ты не можешь этого хотеть… — По-моему, мне виднее, — парировала я, — что я могу хотеть, а чего не могу. Так вот, я не просто могу хотеть, чтобы ты не стал снимать эту проклятую картину, я хочу этого больше, чем чего-либо! Понимаешь? Ничего в данный момент мне не хочется так сильно, как того, чтобы ты оставил эту затею… Виктор совсем изменился в лице. — Галя, Галя, — несколько раз повторил он. — Как же ты… Это слишком жестоко — просить о таком… — Отчего же? — усмехнулась я. — Я спасаю тебе жизнь. — Мне кажется, ничью жизнь ты не спасаешь, — мрачно заметил он. — Ты лишь хочешь облегчить жизнь, но отнюдь не мою, а Германа… — Даже если так, — отозвалась я, — ты ведь прекрасно знаешь, что он — главный для меня человек… — А я, значит, второстепенный? — еле слышно спросил Виктор. — По сравнению с Германом — да, — вынуждена была ответить я. 14 Виктор, казалось, был раздавлен этим ответом. А я смотрела на него с недоумением. Я искренне не понимала, чего он, собственно, ожидал. Я с самого начала поставила его в известность относительно своих чувств. Тут я впервые смутно стала догадываться, какую цель преследовал Виктор, став для меня таким хорошим другом… Или, вернее, притворившись, что стал другом, — теперь я уже склонялась к мысли, что никакой дружбы ему от меня и не требовалось… По-видимому, он питал идиотскую надежду, что своей игрой в дружеские чувства растопит мое сердце. То ли он был слишком высокого мнения о себе (если думал, что ему это удастся), то ли слишком низкого — обо мне (если посчитал, что я вот так запросто променяю на него человека, которого люблю больше жизни). Когда я пришла к этой мысли, меня охватило невероятное негодование. Я еле сдержалась, чтобы тут же не наговорить Виктору гадостей… А тут он еще бухнулся мне в ноги и стал покрывать поцелуями мои сапоги, бормоча при этом: — Галя… Галя… Поверь мне, я люблю тебя… Я люблю тебя… Я не могу без тебя жить… Я уже… ничего без тебя не могу… Я с отвращением отпихнула его ногой, и он со вздохом поднялся. Оттяхнул колени, принужденно закашлялся, а на меня уже не смел и смотреть… Я же спокойно напомнила ему: — Мы, кажется, уславливались, что ты никогда не заговоришь со мной о подобном… — Да… кажется… — нелепо забубнил он, по-прежнему не глядя мне в глаза. — Галя, извини… я этого не помню… — Может, ты и обо всем остальном забыл?! — с презрением воскликнула я. — О чем именно? — Он наконец опасливо посмотрел на меня. — Например, о том, что все, о чем мы с тобой говорили, должно оставаться между нами. — Галя, ну конечно, конечно, — усердно закивал он головой. — Это само собой, ты даже не сомневайся… Однако я ему уже не верила. Я испытала огромное разочарование. Мне было очень не по себе. Но я понимала, что если прямо сейчас скажу Виктору все, что я о нем думаю и навсегда попрощаюсь с ним, то поставлю под удар Германа. Поэтому я нашла в себе силы сделать вид, что ничего особенного между нами сейчас не произошло. — Галя, прости, — пробурчал он тем временем. — Этого больше не повторится. — Я очень на это надеюсь. — Я любезно улыбнулась.