— Вы были с ним хорошо знакомы? — тихо спросила Фатеева. — Да. Мы дружили. — Извините, я не знала, — еще тише сказала актриса. — Ничего страшного… Так как он умер? — Умер он как раз самым страшным образом… — Да, об этом я в курсе, но не могу понять, как это случилось… Вы что-нибудь знаете, видели? Или, может, у вас есть какие-то предположения? — Я ведь не в милиции работаю, чтобы делать предположения… — вздохнула актриса. — А как ваш друг погиб, я не видела… Да и никто, судя по всему, не видел… — Может, Тефин хотел… разыграть вас, произвести впечатление? — Меня? — удивилась Фатеева. — Не лично вас, — поправил Виктор. — Кого-нибудь, кто там был… — А ваш друг мог так поступить? — спросила артистка. — Пойти на риск ради розыгрыша? Как по-вашему? — Нет, на него это не похоже, — искренне ответил Виктор. — Вот и мы все так подумали, — подтвердила Фатеева. — Просто по его внешнему виду. Абсолютно серьезный человек… Впрочем, никто из нас не был с ним знаком. Кроме нашего режиссера Оганисяна… Хотя и он, кажется, не был… Да, вспомнила: Тефина привел в цирк приятель Оганисяна! — Приятель? — воскликнул Виктор. — Что за приятель? — Его я тоже не знаю, — сказала Фатеева. — Даже по фамилии. Спросите у Оганисяна. Вы ведь наверняка и с ним знакомы? — Нет, с ним — нет, — ответил Виктор. — Ну так познакомьтесь, — посоветовала актриса. — Он сейчас как раз приступил к монтажу нашей картины. — Да, пожалуй, к нему я и обращусь, — пробормотал Виктор. — Благодарю вас, Наталья. — Не за что, — ответила Фатеева. Виктор молчал, и она, не зная, что еще сказать, добавила: — Буду рада когда-нибудь встретиться с вами на съемочной площадке… Если, конечно, это будет картина, не похожая на «Раскаленный рассвет». 14 После разговора с Фатеевой Виктор долгое время сидел неподвижно, обдумывая все, что он узнал за этот день. Внезапно он хлопнул себя по лбу и негромко воскликнул: — Мать твою… Вслед за тем кинулся к столу и лихорадочно стал записывать в дневник: «Вся эта чертовщина совсем выбила меня из колеи. Я просто как будто тупею… Только сейчас до меня дошло, что самое чудовищное в этом деле со смертью Тефина. Ведь Галина, по сути, предсказала его гибель! То есть либо предсказала, либо… попросту сказала мне правду. Но этого не может быть! Потому что не может быть никогда, прямо как у Чехова. Если поверить ей, то получится, что и Жнейцер не покончил с собой, а был убит все тем же ее ненаглядным Графовым… И даже в то убийство было легче поверить. Отравить кого-то (пусть по идиотским мотивам) — это еще возможно. Но чтобы убить человека, загнав его в клетку к тиграм! И только по той причине, что этот человек снял кинофильм про тигров… Нет, это такая околесица, что в нее не поверит никто и ни за что… Однако как же это тогда объяснить? Галина по секрету сообщает мне, что ее сожитель якобы планирует убийство режиссера Тефина, а через несколько дней этот самый Тефин умирает! Что же это такое? Приходится признать, что это невероятное, непостижимое, феноменальное совпадение. Потому что даже в совпадение легче уверовать, чем в то, что бредни, рассказанные Галиной, — правда. И все-таки я не могу избавиться от сомнений, что Галина говорила и говорит мне правду. Я бы даже назвал это не сомнениями, а надеждой. Мне искренне хотелось бы, чтобы все это оказалось истинным. Ведь в таком случае Германа, ясное дело, упекут в тюрьму, а Галина вместе с “Аспидкой” достанутся мне… Одно только но: вместе с Германом очень легко могут упечь и Галину. Как его сообщницу. А тогда мне не видать ни ее, ни, по всей видимости, “Аспидки”… Впрочем, я излишне размечтался. Ясно же, что это совпадение. В противном случае и меня, пожалуй, можно зачислить в сообщники этой парочки. Я ведь знаю, кто совершил два ужасных убийства, и ничего не предпринимаю для того, чтобы виновник понес наказание. На самом деле, конечно, кроме как своему дневнику, я и заикнуться никому не посмею обо всех этих домыслах. Я ведь только на посмешище себя выставлю, а циничная цель иезуитки Галины именно в этом, судя по всему, и состоит… Да, ей несказанно повезло с таким практически необъяснимым совпадением. Но даже оно не позволит мне поддаться этой чертовке и плутовке… Господи, как же я ее ненавижу. Увы, уже и до такого дошло. А ведь поначалу мне казалось, что я в нее даже влюблен… Сейчас и вспомнить смешно… Впрочем, я же не оставляю мыслей о том, чтобы заполучить ее в свою постель. Потому что при всей к ней ненависти я ее истово жажду. Честно говоря, ни к кому еще я не испытывал столь сильного полового влечения… И никогда не думал, что такое влечение может возникнуть к той, кого презираешь. Хотя, может быть, в этом и есть особый смак? Овладеть той, которую презираешь и ненавидишь. Взять ее грубо, жестоко, практически изнасиловать… Но, конечно, с собственного ее добровольного согласия. В отличие от Галины с ее Графовым, я даже в мыслях не держу какие-либо преступные деяния… К тому же я думаю, что, заполучив “Аспидку”, я сразу прощу Галине все. Радость от обладания маркой моей мечты примирит меня даже со всеми прежними выходками этой змеюки… Но я вижу, что я окончательно уплыл в своих мечтах в какие-то неосуществимые дали. А если быть честным перед самим собой, то надо констатировать: вожделенная “Аспидка”, равно как и Галина с каждым следующим днем, скорее, отдаляются от меня, нежели наоборот. И все же надежды я пока не теряю». 15 С Оганисяном Виктор так и не встретился. Несколько раз он заглядывал в монтажную, но картину там монтировали без режиссера. «Ну да, режиссеру ведь необязательно присутствовать на монтаже, — каждый раз заключал Виктор. И тут же добавлял: — Хотя я бы вот такое ответственное дело никому не доверил…» С Галиной Виктор по-прежнему виделся регулярно. Новостей о преступных замыслах своего Германа она долгое время не сообщала, но очередного известия такого рода Виктор все-таки дождался. — Знаешь, что мы вчера с Германом смотрели? — спросила Галина во время привычных посиделок в мосфильмовском буфете. — Даже не знаю, — сказал Виктор. А сам подумал: «Только бы не “Раскаленный рассвет”». — «Чистое небо» — вот что! — воскликнула Галина. — Хучрая картина. — Я не смотрел, — махнул рукой Виктор. — И правильно, — поддержала Галина. — Такая туфта… — А самому Хучраю нравится, — не удержался Виктор. — Ему все что угодно понравится, — хмыкнула Галина. — Любая мазня, которую он состряпал. Пока Виктор раздумывал над тем, насколько грамотным может быть выражение «состряпать мазню», Галина добавила: — Ты бы знал, как Германа эта картина взбесила… Виктор вздрогнул и переспросил: — Германа? А ему-то что?.. — Ну как же, он не может выносить бездарности, — пояснила Галина. Виктору сразу стало не по себе. Он уже догадывался, что услышит дальше. Но все-таки спросил: — Значит, Герман рассердился на Хучрая за бездарную картину? — Рассердился — не то слово, — кивнула Галина. — Рассвирепел? — без юмора уточнил Виктор. — Да, это ближе, — согласилась Галина. — И что Герман теперь… хочет? — упавшим голосом спросил Виктор. — А ты как думаешь? — усмехнулась девушка. — Очередное убийство? — прошептал Виктор.