Горовей лишь отмахнулся. Он заворожённо смотрел на Хмару, боясь упустить что-нибудь важное. Пока пламя перед ней разгоралось, в сторону поляны стали подходить люди. Кто-то, кто жил поближе, увидал из окон странное свечение, некоторые вставали с постелей, разбуженные тягостным чувством. — Что происходит? — с волнением в голосе спросило Това, появившись за спиной у Устиньи. — Сама посмотри. Не знаю, как тебе объяснить… Това глянула на поляну, тихонько ахнула и тут же закрыла рот рукой. Устинья обняла дочь за плечи. А в это время на месте огненной земли разверзлась пульсирующая багровыми краями яма и из неё пополз тёмный, как тени, туман. За ним тонкой танцующей струйкой — серебристый дымок. Он вился вокруг чёрного тумана, словно обнимал и заигрывал с ним. Руки и лицо Хмары покрыли тени, её черты смазались, словно кто-то плеснул на неё серой краской. Постепенно серебристый туман стал принимать форму, сперва появился нечёткий дрожащий силуэт, а потом он оформился и все, кто смотрел на это зрелище, увидели то ли волка, то ли человека. Он простирал когтисты лапы вверх и разивал пасть, изрыгая из себя неслышный крик. Хмара резко дёрнула головой, тени спали с её лица, и девушка, всем телом подалась к зверю. Мышцы на её шее и руках напряглись. Казалось, что она пытается придавить ладонями что-то огромное, что медленно поднимается из земли. Серебристый туман, а нём — ипостась оборотня, стали уменьшаться, дрожать под её руками. Мерцающий дым клоками вырывался из-под невидимой тяжести, и казалось, вот-вот рассыпется в прах. Но внезапно темнота сгрудилась вокруг силуэта зверя, вспыхнула чёрным огнём и пропала вместе с серебристым туманом. Хмара пронзительно закричала и в ярости стукнула кулаками по земле, на которой не осталось и следа от страшной огненной ямы. На утро о происшествии знали все, даже те, кто ночью крепко спал. Хмара решила для себя, что больше не будет обращать внимание, если её вновь назовут ведьмой. В конце концов, какая разница? Это лишь слово. После такого зрелища никто не поверит в то, что она не ведьма. Откуда в таком случае у неё силы? Хорошо ещё, что стороннему человеку невдомёк, насколько огромное колдовство на самом деле пришлось призвать Хмаре, чтобы дотянуться до зверя сквозь расстояние. Вероятно, тогда люди бросили бы её в яму или привязали бы в лесу к дереву, или ещё что пострашнее… Именно страх наказания не давал Хмаре до конца прощупать свою силу. Она слишком хорошо помнила ужас, который вызывало колдовство даже у её собственной матери. Хмара редко заглядывала за чертог, который отделял привычное ей колдовство от того, которое, неизведанное, скрывалось в ней. Она шагала из одного конца комнаты в другой. Её вещи уже были подготовлены — увязаны в узлы. Там же — немного еды и полотенце, подаренное Зарьей. На память от той, кто в другой, спокойной жизни мог бы стать Хмаре подругой. «Чего ты ждёшь? — злилась девушка сама на себя. — Давно пора уходить!» Но на самом деле она не хотела бежать, будто в чём-то виновата. За зиму Хмара не сделала никому ничего плохого, впрочем, как и за всю свою жизнь. Только лечила расстроенные животы, вправляла вывернутые кости, заговаривала от болезней худой скот и отгоняла от деревни дурных духов. Дверь отворилась, и в дом заглянула Устинья. Из-за её плеча выглядывала Зарья. — Мы зайдём? — хмурясь, спросила Устинья. — Это не мой дом. Конечно, вы можете войти — я не запрещу, — дёрнула плечами Хмара. Она была раздражена и готова защищаться. Ей казалось, что вот-вот на неё набросятся, как на злодейку, и, улюлюкая, погонят из деревни. Как в детстве. Зарья, опередив пожилую женщину, первая вошла в комнату и внезапно обняла Хмару, стиснула её за плечи обеими руками. Внутри у девушки будто что-то надломилось, и глаза затуманились слезами. Это было облегчение — знать, что ты не противна. — Я не смогла, простите меня, — проговорила Хмара, уткнувшись в плечо Зарье. Она погладила Хмару по спине и, отстранившись, посмотрела в её глаза. — Спасибо, что попыталась. Устинья, скривившись, посмотрела на узлы, которые лежали на лаве. — Ты твёрдо надумала уйти сейчас? — Я не думаю, что кто-то захочет, чтобы я жила в деревне. Но ничего, и без того близилось время покидать вас. — Это так необходимо? — бесхитростно спросила Зарья. — Мне нет места среди людей. Или вы думаете, что ночью я показала всё, что есть во мне? Устинья с улыбкой покачала головой. — А я знала, что ты непростая. Пусть я всего лишь травница, но сразу почуяла твою силу. — Что вы ещё почуяли? — спросила Хмара. — Не разобрать. Ещё раз говорю: я не сильна в колдовстве. Только догадываюсь. У Хмары всё ещё щипали глаза. Ей было мучительно думать, что надо уходить, ведь она так и не попрощалась с Сеймуром. Вряд ли ей суждено дождаться его в деревне. Она отчаянно скучала по нему, но даже самой себе не признавалась в этом. Странно, но иногда Хмаре казалось, что она еле слышно улавливает запах его следа. Она знала, в какую сторону он ушёл. И ей казалось, что при желании сможет найти его. Нужно было только напомнить себе, кто она на самом деле. Но нет, Хмара никогда так не позволит себе поступить. Ушёл не прощаясь, значит, так тому и быть. Устинья пристально смотрела на девушку, словно пыталась разгадать, о чём та думает. Но было понятно лишь то, что на душе у неё было очень неспокойно. — Нас ждут, — наконец, сказала Устинья. — Кто? — У Горовея, — объяснила Зарья. — Там много народу собралось: от каждого двора кто-то да пришёл. Хмара насторожилась: — И что мне там делать? Зачем туда идти? — Пойдём, — мягко сказала Зарья и положила тёплую руку на ладонь Хмары. — Ты нужна нам. «Будь что будет, — подумала девушка. — Лишь бы не устроили мне поминальный костёр». Она как была — в одном платье, валенках, с непокрытой головой, лишь накинула на плечи тёплый платок — вышла из дома. Снова стало холодать. Снег отчаянно скрипел под ногами, дыхание разлеталось паром, но Хмара не ощущала мороз. В доме Горовея во всех окнах горел свет. Перед тем, как войти туда, она посмотрела в небо, пестревшее яркими звёздами, и глубоко втянула в себя вкусный звонкий воздух. Когда девушка вместе с провожатыми вошла в тёплую комнату, все, кто был там, обернулись на неё. — Какая тишина! — сказала Хмара. Она присела у порога на стул и смиренно сложила руки на коленях. Но в её мыслях не было смирения. Она увидела, что среди собравшихся был Клен. Стало спокойнее: она верила ему, надеялась, что он не даст её в обиду. Но что, если после ночного представления и он страшится её? — Я рассказал им всё, что знал об оборотне, — заговорил Горовей, обращаясь к Хмаре. — И мы приняли решение встретить его с оружием. — Не может быть, чтобы мы не смогли сладить с какой-то лесной собакой! — крикнул один из юношей. — Может быть всякое, — ответила Устинья. — Но если решили спасаться, значит, надо пробовать. Горовей встал и, обращаясь к Хмаре, сказал: — Мы просим тебя помочь нам. — Просите помочь? — удивилась девушка. — Честно говоря, вряд ли без тебя мы одолеем его. Понятно, что он не просто животное. Это дух, злобный и опасный. Мы просим тебя и твоё колдовство помочь нам. — Горовей сделал паузу и продолжил. — Попросить тебя — это общее решение. — Я думала, что этой ночью только напугала вас. — Напугала, конечно, — хмыкнула Устинья. — Но как бы мы не боялись тебя, зверя — гораздо больше. — Но я не уверена, что смогу! Я даже не знаю, как его можно остановить. Я обойду деревню, сделаю заговор, разложим полынные стебли, где только можно… — тут Хмара запнулась и обвела взглядом собравшихся. — Но я не умею убивать! — Думаешь, его нужно убить? — спросил Горовей. — Надо будет, и убьём! — крикнул кто-то. — Мне кажется, что одними оберегами не справится. — Я умею убивать, — подал голос Клен, и все обернулись, чтобы посмотреть на него. Парень казался напряжённым и сосредоточенным. От его смешливости не осталось и следа. Зарья предложила: — А что если увести детей подальше в лес? Устинья сокрушённо покачала головой и сказала: — Не выйдет. Будем все тут. — Кстати, бабушка Устинья, а где делся Сеймур? — спросил один из юношей. — Нам лишние руки, да такие, что умеют держать оружие, не помешают. Даже чужаки собираются защищать деревню, а он? Он явится, когда будет нужно? Устинья передёрнула плечами и, не поднимая головы, ответила: — Вы же знаете, что я Сеймуру не хозяйка. Я не знаю, где он. Морозный воздух был прозрачен. Сквозь него летели, медленно-медленно, мелкие остроконечные снежинки. Их была тьма, из серой тучи, что повисла над околицей, непрерывно падали вниз холодные падчерицы зимы, долго-долго. Хмара видела тёмные и тонкие стволы деревьев, они подступили совсем близко к деревне. С одной стороны — заборы ближайших подворий, с другой — армия деревьев. Но они все спят, еле — еле слышно, как по мёрзлым стволам сочится жизнь. Им невдомёк, что происходит совсем рядом, поэтому они не помогут. Хмара стоит посреди круглой поляны, на ней утоптан снег. И бель вокруг такая, что режет глаза. Медленно падает снег, медленно течёт сок по жилам деревьев, медленно вздымаются груди людей, стоящих около Хмары. Они позвали её помочь. Им не к кому больше взывать о помощи. Женщины, прикрывая собою детей, прячутся во дворах, за заборами. Они готовы броситься в дома, запереть двери и схватиться за топоры, чтоб спасти своих детей. Если мужчины не выстоят. Весь мужской род, от мала до велика, собрались вокруг Хмары. Взрослые и сильные теснят за себя тех, кто помладше. Стариков не спрячешь за спины. Они выходят вперёд, готовые жертвовать собою, чтобы те, за заборами, успели схорониться. В руках каждого оружие. Но какое оружие может быть у мирных жителей? Это вилы, огромные и тяжёлые. Это булавы, которыми валят в лесах медведя. У охотников — луки; стрелы к ним тяжёлые, ребёнок не поднимет. Самый первый стоит Сеймур, он тоже держит лук. Его тёмные брови сведены над переносицей. Он не ушёл далеко от деревни. Хотел, но не смог; вернулся, чтоб стать рядом с остальными. Он готов умереть здесь и сейчас, но сначала попробует выжить. Он не глядит в глаза Хмаре. Но ей не нужен его взгляд. Сейчас между ними нет ни вражды, ни любви. Оба эти чувства предполагают сомнения и обман. Но между ними нет обмана, они честны друг перед другом, а поэтому наравне. — Ты поможешь нам, ведьма? — этот крик из толпы издал Верин, большой в плечах и ростом велик. Его лицо заросло густой бородой, а в глазах — ни капли страха. За себя. Но у него старые мать и отец, у него — малые дети и ласковая жена. Его сестра не ходила ещё замуж. В его глазах — страх за родных. Хмара не ответила ему. Она раздула ноздри и навострила уши. Ей слышится, как между деревьями скачет, отталкивается от земли сильными лапами существо, оно идёт убивать и пожирать. И аппетит его огромен, а в сердце нет ничего, кроме ненависти. Оно бежит сюда. Хмара чует запах его шерсти и дыхание изо рта. Хмара слышит, как громко чудовище дышит. Рывок — и он всё ближе. Скоро появится из-за деревьев. Хмара пришла сюда, на поляну за деревней. А значит, поможет людям. Она не знает, уйдёт ли живой и сохранит ли жизни местным. Она не знает, зачем ей это, ведь могла же она, чуя приход чудовища, уйти, бежать и сохранить свою жизнь. Но она здесь. Вот вдалеке, между деревьями, ей увиделся силуэт. Кто-то мечется, бежит на двоих лапах, похожий на сгусток тумана, на дым. Хмара глубоко вдохнула и будто нырнула куда-то внутрь себя. Она дёрнула ногами и руками, запрокинула голову. И из глубины её мира вынырнуло существо, коим она могла быть. И была. Вот Хмара опустилась на руки, тряхнула головой, и бешеная сила наполнила её тело. На глазах у всей деревни Хмара стала меняться: на ней треснула одежда, голова вытянулась, а руки стали не руки, а ноги. Но какие ноги! Вместо Хмары на кусках разорванного полушубка стояла олениха, большая и сильная. Она переступала с ноги на ногу, взбрыкивала и трясла головой. Её большие глаза тревожно смотрели в сторону леса, а уши без конца дёргались и стригли. Народ ахнул. Кто-то взвизгнул, кто-то с шумом закрыл рот рукой. Сеймур не моргая глядел на прекрасное животное, в которое превратилась Хмара. А для Хмары не существовало больше ничего, кроме существа, которое неслось к деревне. Он был совсем близко, напоенный злостью и жаждой крови. Прыжок, ещё прыжок. И снежинки полетели вмиг быстро — быстро, не стало той тишины, которая поглотила Хмару в момент переворота в оленя. Она услышала, как заскребли когти зверя, когда он выскочил на утоптанный снег поляны.