– Я же говорил, можешь звать меня просто Гэбриел, – с ноткой раздражения отозвался он. – Раз уж заговорили о мотивах… Мои вполне прозрачны, Аврора. Это обычное человеческое желание помочь девочке, оказавшейся в затруднительной ситуации. А вот что движет тобой, не совсем ясно… Ты совершеннолетняя, и ты вполне самостоятельна. Будучи старше тебя всего на пару лет, я когда-то свалил из этого болота в столицу с тридцатью кронами в кармане. А что заставляет тебя жить в приемной семье и терпеть подобное отношение? Рори отставила в сторону кофе – аппетит резко испортился. – Все не так просто. Вы не знаете… – Чего я не знаю? – с интересом переспросил дядя. – Того, что ты пообещала Франсону быть пай-девочкой взамен на признание твоего отца невменяемым, чтобы его не мог судить суд присяжных? – Откуда? – Рори вскочила, чуть не опрокинув поднос. – Она рассказала? – Тебе действительно важно, откуда я знаю? – дядя пожал плечами и сделал к ней несколько неспешных шагов. – А может быть, важнее, что ты столько лет ты понапрасну коришь себя за то, в чем не было никакой твоей вины? – Неправда! – не глядя на него, тихо сказала Аврора и на глаза навернулись слезы. – Я дура, что полезла в тот сад! – Ты была ребенком, – еще пара шагов, и Гэбриел Франсон стоит прямо перед ней, слишком близко, чтобы это можно было считать приличным. – Ребенком, который заключил с семьей моего брата совсем недетский договор. Полагаешь, что должна им? Брось, все в прошлом… Ты можешь с чистой совестью покинуть их гостеприимный дом, особенно после того, что с легкой руки дуры-Бригиты чуть не произошло вчера. Неужели не хочется уехать из этого города и начать новую жизнь? Я мог бы немного помочь тебе в этом, Аврора… Звучание его голоса гипнотизировало. Она и не обращала внимание, как красива его тональность – словно мед и патока в уши. И пока Аврора неподвижно стояла, словно завороженная могущественным колдовством, дядя осторожно прикоснулся к влажной темно-рыжей пряди ее волос. Рори боялась сделать вдох, всем своим существом ощущая подавляющую близость этого человека. Не отводя глаз, Гэбриел Франсон чуть опустил руку и бережно поправил ее халат, прикрыв обнажившуюся ключицу. Почувствовав мимолетное, едва ощутимое касание костяшек его пальцев к своей коже, Аврора на мгновение прикрыла глаза, пытаясь отогнать вспыхнувший образ, в котором его рука Гэбриела скользнула вниз, под лацкан халата. – Вы… странный! – испугавшись своей реакции, Рори отпрянула, но он и не думал следовать за ней. – Эти разговоры, спонсорство колледжа, газеты на разных языках… – У каждого свои причуды, – слегка улыбаясь, Гэбриел Франсон пожал плечами. – Зато я не боюсь темноты. И тех, кого она скрывает… Аврора, которая направилась в ванную, чтобы быстро переодеться и уйти, замерла на пороге. – Темнота никого не скрывает, – не оборачиваясь, твердо проговорила она. – Понимаю, что мои приемные родители рассказали обо мне буквально все, но, по большому счету, все равно, зачем они это сделали! Это просто фобия – ничего больше. – Я не буду разубеждать, ведь так думать – для тебя утешение, – прозвучало вслед. – Но если вдруг станет по-настоящему страшно – у меня есть одна успокоительная сказочка специально для тебя… Рори. В ванной Аврора задержалась ровно настолько, чтобы плеснуть в разгоряченное лицо ледяной воды из-под крана. Ее трясло. Поколебавшись несколько мгновений, девушка достала из мусорного пакета бархатное зеленое платье. Надевать его на голое тело категорически не хотелось, но девушка заставила себя это сделать. Симпатичные новые свитер и джинсы так и остались лежать в картонной коробке. Конечно, это лишь мелочь, но пусть Гэбриел Франсон видит – ему ее не подкупить. Номер она покинула по-английски – когда вышла из ванной, его в спальне не было, и Рори не стала его разыскивать. Набросила на плечи свое черное пальто, которое лежало на кресле, и выскользнула за дверь. Просто добрый дядя, который с чистой душой хочет помочь бедной девочке… Черта с два! Его намерения мутны, как вода в реке в период весеннего половодья, а мысли так грязны, что извращенный Гельмут Мадсен, возможно, просто неопытный юнец рядом с ним! Как и следовало ожидать, дома Аврору ждало целое выступление, разыгранное Бригитой Франсон как по нотам. Она, рыдая от переизбытка чувств, бросилась к Рори и прямо с порога принялась обнимать и целовать приемную дочь, не забывая причитать не своим голосом. В целом стенания фру Франсон сводились к следующему: да кто бы мог подумать, что господин Мадсен окажется конченым мерзавцем, ведь с виду он казался благонадежным и добропорядочным человеком! Знала б о том Бригита, не в жисть свою звездочку-кровиночку-лапушку с этим подлецом не пустила! Да какое же счастье, что рядом оказался Гэб, который не дал старому развратнику надругаться над бедной голубкой! По гроб жизни они теперь ему обязаны, что увез Аврору из того богомерзкого клуба извращенцев! Приемная мать так разошлась, что в кульминации своего концерта бухнулась перед Авророй на колени и, целуя ей руки, принялась истошно вопить: – Прости меня, дуру, доченька, это я виновата, что Мадсен тебя чуть не снасильничал! Я настояла, чтоб ты пошла, но даже и подумать не могла, что он себя так грязно поведет! Хороший человек, уважаемый, кабы знала я, кабы ведала! Но ничего! Он ответит по заслугам, этот старый извращенец! Мы прямо сейчас поедем в полицию – Азриэль уже ждёт там! – и напишем на Мадсена заявление. Нужно сдать кровь – может, в ней еще остались следы той дряни, которую он тебе вколол. Конечно, ехать на экспертизу нужно было сразу, но Гэбриел не разрешил нам забрать тебя. Сейчас вероятность, что анализ крови покажет наркотик, очень мала, а жаль! Послушай, родная моя, ты… уверена, что Мадсен с тобой ничего не сделал? Гэб сказал, что Мадсен не успел, но, быть может, в машине, когда вез тебя? Проникновения не было? Ты уверена в этом? Покосившись на Чада, который жадно внимал болтовне своей мамочки, Рори покачала головой. Похоже, расчет действительно был на то, что сенатор изнасилует, и после этого с него можно будет стребовать большой куш. Как, очевидно, Бригита была зла на Гэбриела, который так не вовремя сорвал планы! Каждый раз Аврора думала, что цинизм Бригиты не безграничен, что есть какие-то рамки и у него. Но каждый раз с удивлением понимала – нет, в погоне за прибылью матушка не остановится ни перед чем. И сейчас она искренне сожалеет, что изнасилования не произошло. – Я принес тебе теплого чаю с ромашкой, сестренка, – елейным голоском проговорил Чад, протягивая ей большую чашку. – Тебе надо успокоить нервы, бедняжка. Наверное, было ужасно? А что это за клуб такой? Где он вообще? Неужели там прямо все со всеми? А у самого аж слюни текли, так он хотел подробностей. Не сделав и глотка, Рори поставила успокоительный напиток на столик. Чем дольше она слушала мать, тем все больше приходила в ужас. – Чад, милый, не мучай наше солнышко вопросами, не видишь – ей не хочется об этом вспоминать! – проговорила Бригита и защебетала. – Авроре нужно морально настроиться, прежде чем вспомнить произошедшее и детально описать это в своем заявлении. Думаю, нужно указать, что в то время, когда ты находилась в машине, потеряла сознание… Мало ли что подонок мог с тобой сделать в этот момент? Ты точно уверена, что он не…? В любом случае после того, как напишешь заявление, мы возьмем направление в бюро судебно-медицинской экспертизы. У Азриэля там есть знакомый доктор, мы уже договорились, он тебя посмотрит, дорогая. Так-так, все, нам пора – он ждет к пяти часам, а до этого нужно разобраться со всеми делами в участке. Стоп, у меня великолепная идея! Сиди так, не шевелись! Сейчас я тебя сфотографирую – можно будет продать снимок в газеты! Пусть напечатают фотографию и новость! Приспусти немного пальто и сядь вот так, обняв руками колени, как будто в сильном моральном упадке! А что? Ведь нужно привлечь внимание общественности к этому ужасному, ужасному деянию… Подумать только, сам сенатор… Аврора! Аврора, ты куда это? – Кажется, о подтасовке результатов экспертизы с доктором вы договорились зря, – холодно сказала Рори, хотя внутри все кипело, и она с трудом сдерживалась, чтобы не выплеснуть в озабоченное лицо приемной матери заботливо принесённый Чадом по ее приказанию ромашковый чай. – Писать на Мадсена заявление и обвинять его в изнасиловании я не буду, потому что не собираюсь поднимать на поверхность всю эту грязную историю! Я хочу ее поскорее забыть. И, откровенно говоря, советую вам, мадам, сделать то же самое, потому что у вас в ней самая неприглядная роль! – Что? – вытаращила глаза Бригита, у которой не было и тени сомнений, что все пойдет по намеченному плану. – То есть, ты… Хочешь обвинить, что тебя чуть не изнасиловали, меня? Меня! Мать, которую любит тебя больше жизни? Уловив, что железная фру Франсон удивилась, дала слабину, может быть, даже испугалась, не ожидая таких резких возражений, Рори очень тихо и очень спокойно сказала: – Если хотите, мы с вами можем поехать в участок – я напишу заявление, в котором подробно опишу все, произошедшее со мной в течение двенадцати часов. Но так же я напишу и про обстоятельства, предшествующие этому. Про то, как настойчиво вы добивались моего близкого общения с Мадсеном и, разумеется, наш недавний разговор я так же не оставлю в тайне. Ну, так как? Едем в полицию, мадам? И, мало того, не дожидаясь реакции Бригиты, не спросив у нее разрешения удалиться, Аврора поднялась по ступенькам. Оказавшись в своей комнате, девушка заперла дверь на ключ, что обычно ее приемные родители не приветствовали. Теперь можно вздохнуть более-менее спокойно. Еще минут пять-десять Рори на всякий случай подождала – но громкого стука с немедленным требованием собираться в участок не последовало. А это значит, что Рори впервые за долгое время смогла дать приемной матери отпор. Как жаль, что она не сделала этого в кофейне – тогда кошмарного вечера просто не было! Вообще-то она легко отделалась – ничего непоправимого не произошло. Да, ее всю корёжит при воспоминании о том, как Мадсен показывал ее грудь своему водителю или как он снял с нее колготки и полез ей между ног. Но эти воспоминания становятся смутными, как будто все произошло не вчера вечером, а какое-то время назад. Может, из-за того, что Рори в это время была под действием наркотика? И, пожалуй, это хорошо. Она не будет страдать и посыпать голову пеплом – по сути, Мадсен даже не успел коснуться ее своими отвратительными потными пальцами… там. Рори постарается относиться к этому спокойнее и забыть, а в следующий раз будет умнее и не станет поддаваться на уловки Бригиты Франсон. Главное, чтобы Чад не рассказал в колледже, но, скорее всего, мать велит ему молчать. А он послушный сынок, когда матушке действительно это нужно. «Рафинад» тускнел в сознании, все больше становясь похож на старое черно-белое кино, в котором она не участвовала, просто смотрела… Но тем ярче в памяти всплывало утро: серо-розовая комната, белоснежная античная статуя, сахарно-пудровые пончики, кофе по-турецки, и легкое, но неслучайное касание костяшек пальцев Гэбриела к ее ключице. Глава 8. Прослушивание – Хватит! Я сказала, хватит! В нем не осталось и капли! – голос старухи с белоснежными волосами звучал до странного молодо, в нем даже можно было различить характерную сексуальную хрипотцу. В ее нутре, как и всегда после насыщения играла темная сила. Но не так много, сколько могло быть. На самом деле уже довольно давно после каждой трапезы у нее оставалось ощущение, будто встала из-за стола с лёгким чувством голода. А в полуметре от нее огромный здоровяк продолжал остервенело тыкать ножом в то, что осталось от несчастного Дорина Конника. Остальные просто молчали, неподвижно стоя вокруг окровавленного тела. Симпатичная веснушчатая девушка, похожая на лисичку. Мужчина с внешностью простого работяги. Добродушный интеллигентный старичок с клюшкой. Простоватая женщина в цветастом платочке. Старуха с пучком белоснежных волос. Казалось бы, случайные люди, волею судьбы оказавшиеся в одном месте… Но было кое-что, что всех их объединяло: пустые глазницы, открывающие пустоту внутри человеческой оболочки, в которой жила тьма. Лениво колышущаяся, немного недокормленная тьма. Хотя мальчишка подавал большие надежды, в этот раз им всем хватило, чтобы насытиться, но впритык. Хотя тут есть и ее вина – перестаралась, когда можно было еще немного потомить. Последние капли эфира, выжатые из мицара на грани между жизнью смертью, самые питательные и, конечно же, самые вкусные. Их нужно вытягивать с большой аккуратностью и тонким мастерством. Но ненасытно, нетерпеливо глотающий летящие в воздух беловатые частицы здоровяк нервировал, напоминая о том, что на сегодня обед будет скудным, довольно скудным для всех их. Она нажала немного сильнее, чем следует, и Дорин не вытерпел – от болевого шока его сердце остановилось, и драгоценные остатки эфира внутри него умерли вместе с ним. Напрасно распаленный здоровяк тыкал в истерзанное тело парня ножом – утолить свой голод ему уже было нечем. – Этого мало! Мало! – прорычал он, распахивая своими огромными ручищами раскуроченную грудную клетку юноши. – Почему в нем было так мало эфира? Мне нужно еще! Нужно больше! И он принялся грязно браниться, со злобой пиная мертвое тело по залитому кровью белому снегу. Старуха искривила рот. Ему всегда нужно было больше, чтобы насытиться, но до этого он хотя бы мог терпеть. Не выступал так, в открытую. Возможно, ей нужно было отдать свою долю ему, чтобы хотя бы на какое-то время его заткнуть, но тогда она осталась голодной сама. Уж кому-кому, а ей нельзя терять силы. Иначе без эфира останутся все. Но, к ее удивлению, здоровяка поддержали. – Вообще– то он прав, пожалуй, – подала свой тоненький голосок Лисичка. – Этот мицар мерцал слабее прошлого, а прошлый – позапрошлого. Они что… иссякают? – Этого не может быть! – Аптекарь испуганно замахал на нее клюкой. – Спад! Такое бывало. Нужно просто на какое-то время потуже затянуть пояса, но скоро их снова будет пруд пруди, как в старые добрые времена! – Это идет уже слишком долго, даже для спада, – угрюмо сказала Картошка и внимательно посмотрела на старуху. – А может, ничего такого нет и их по-прежнему вокруг целая куча? Целая куча толстеньких, нашпигованных эфиром мицарчиков. Вот только ты перестала их видеть? Это было… не то, что опасно, но неприятно. Нехорошо. Не к месту, особенно после трапезы. А все из-за него, из-за здоровяка и его непомерного аппетита! Если б не его умение петь колыбельную… И почему такие выдающиеся таланты достаются таким неподходящим носителям? Был не воздержан, внес смуту, испугал всех, а хуже того его слова заставили их усомниться в ней, своей предводительнице… По-хорошему, Колыбельщик заслуживает наказания. Или чего похуже… В таких условиях лишний рот им вообще-то ни к чему, а учитывая, что он ненасытен, и тем паче. Вреда от него в последнее время гораздо больше, чем пользы. Своих мыслей Бабуля никому, разумеется, не раскрыла. Мягкой, но уверенной рукой навела порядок среди усомнившихся в ее способностях и авторитете мзглых и даже здоровяка ей удалось унять. Колыбельной она, конечно, не владела, но была достаточно сильной тварью, чтобы своими способами успокоить разошедшегося сопляка незаметно для других. С другими применять свою силу не понадобилось – все-таки ее влияние на них было велико. Никакого спада нет, она по-прежнему видит много, очень много мицаров и те, кто останутся с ней, будут все так же получать достаточное количество эфира. Разобравшись с нездоровой атмосферой в коллективе, она приказала зарыть труп Дорина Конника в поле и ликвидировать все следы с залитой кровью поляны, на которой они томили мицара. А после сворачивать ярмарочные шатры и покинуть деревеньку до наступления рассвета. Затем Бабуля заперлась в своем трейлере и под строжайшим запретом не велела себя беспокоить. Там, за задернутыми занавесками, в полной тьме, она приспустила свою человеческую оболочку, чтобы полностью расслабиться, хорошенько подумать и, если повезет, почувствовать… Потому что на черной карте сознания мицар действительно становилось меньше, а мерцание их сияло слабее. Потому что над ними действительно нависла угроза голода. Потому что надо было решить, что делать с здоровяком. И потому, что нужно было кое-что припомнить. Давным-давно, кажется, лет десять назад, она сделала небольшой запас на будущее, хотя и уверена была, что это ей не пригодится… Просто было интересно, сможет ли сделать привязку. Маленькая звездочка, ребенок-мицара… Брать ее крошечный эфир не имело смысла, как цыплячью косточку обглодать, но это все же лучше, чем ничего. Увы, тогда ей помешали… Но зато она успела сделать на малышку ментальную привязь, маленькую черную метку, по которой смогла бы почувствовать ее, где та не была. Все вышло удачно, ребенок перепугался, но даже не понял, что теперь на нем есть маячок, по которому найти ее не составит труда.