— Эти трое, — задумчиво проговорил Графов, — с детства жили в одном доме на улице Стасовой и учились в одном классе. А по окончании школы поступили в институты и, практически, не учились, а постоянно тусовались в стоящем рядом кафе «Шашлычная». Несколько лет назад родители Сурова развелись, а ему купили кооперативную квартиру в вашем районе, а двое других так и жили на улице Стасовой. — Графов чиркнул спичкой, закурил. — Вот это и есть та самая «золотая молодежь», а ей, как говорится, море по колено, она привыкла жить за счет своих высокопоставленных родителей. Отец Зотова работает большим чиновником в исполкоме Моссовета, отец Фокина — заместитель начальника городского отдела здравоохранения, а отец Сурова — директор треста ресторанов и столовых нашего района. Как ты видишь, эти ребята из состоятельных семей, но, видимо, в свое время их как-то упустили, и эта троица вместо учебы постоянно пьянствовала и хулиганила. Как пояснили работники этого кафе, верховодил ими Борис Зотов, которого они называли Боб; эта троица была частыми гостями кафе, в пьяном состоянии устраивали драки и приставали к молодым девушкам. Участковый инспектор замучился с ними, вынося раз за разом предупреждения, а Зотова даже привлекал к ответственности за мелкое хулиганство. Но все их художества гасились где-то наверху, и они продолжали себя вести подобным образом. — Ты сказал, что в тот вечер эти трое подрались в кафе с Орловым, а когда тот выбежал оттуда на улицу, эти парни также вышли, — напомнил Кудрин. — Да, так оно и было, судя из объяснений посетителей кафе и официантов, — ответил Графов, — но что произошло дальше, никто не видел. — Так они могли его догнать и убить, сбросив потом тело в канализационный колодец, — Женя пытался развить ход событий. — Наверное, могли, — пожал плечами Графов, — но я уже говорил, что никто ничего не видел, что дальше произошло, а эти трое утверждали, что из кафе отправились по домам. А дальше, — продолжал Графов, гася сигарету в пепельнице на окне, — все материалы по этому делу начальник следственного отдела взял себе. Вот так-то. После чего буквально через два дня было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, и происшествие было квалифицировано как несчастный случай. — Складывается впечатление, что не просто так свернули расследование, — резюмировал Кудрин, — видимо, кому-то надо было закрыть это дело. — Ты знаешь, — подхватил Графов, — хотя я и не был на месте происшествия, но видел фотографии эксперта-криминалиста и до сих пор не могу понять, как может человек, провалившийся в этот колодец ногами вниз, наткнуться головой о трубу, торчащую на его дне. В общем, это самый большой вопрос. — А что тебе рассказала девушка погибшего? — спросил Женя. — Да ничего особенного не пояснила, — ответил Юрий, — она студентка последнего курса юридического факультета МГУ и была в это время на уборке картофеля в подшефном совхозе. Кстати, очень красивая особа с длинными ногами и тонкой талией. — И это все? — не унимался Кудрин. — Да нет, не все, — вздохнул Графов, глядя Жене в глаза, — две недели назад в своей квартире был обнаружен труп одного из этой троицы — Фокина, который в сильной степени опьянения забрался в ванную и захлебнулся. Поскольку насильственных следов на теле не было обнаружено, фактов взлома двери и кражи имущества не выявлено, было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела… — Мотивируя несчастным случаем, — перебил его Кудрин. — Именно так и посчитал следователь, а руководство отдела и прокурор согласились с этим, — пожав плечами, проговорил Графов, — единственная там была «зацепка», что в тот вечер сосед видел, как Фокин, будучи в состоянии опьянения, входил в свою квартиру с какой-то длинноногой девушкой с длинными черными волосами, но лица ее он не видел, так как она повернулась к нему спиной. — В случае с Суровым тоже была молодая длинноногая девушка, которая пришла вместе с ним в квартиру, — сказал Кудрин и, вынув из папки рисунок Антошки, показал его Графову. — Как ни странно, — отметил тот, внимательно разглядывая рисунок, — но мне кажется, что есть сходство с невестой Орлова, той самой Нефедовой, которую я опрашивал в связи со смертью Сурова, но могу и ошибаться. — А вот это уже интересно, — Женя от неожиданности даже привстал, — а вдруг она замочила и Фокина, и Сурова из-за мести? — Да ну, ты что, обалдел? Этого просто не может быть, хотя бы потому, что она такое хрупкое создание — сама грация, — Графов недоумевал, — хотя ходит в секцию водного поло. — А там знаешь какие мускулы надо иметь, чтобы одновременно плавать и кидать мяч, — возразил Кудрин, — и хрупкие создания могут совершить тяжкие поступки. — А… еще забыл сказать, — проговорил Графов, — что где-то через неделю после трагедии с Орловым в опорный пункт правопорядка участковому инспектору Будько позвонила женщина и сказала, чтобы он опросил двух молодых поваров из «Шашлычной», так как они якобы были свидетелями убийства этого парня. Однако, когда Будько попросил эту особу представиться, она положила трубку. Поскольку это был анонимный звонок, участковый инспектор на него не отреагировал, хотя мне о нем сказал; на тот момент уже было подписано постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. — Может, сходим сегодня в эту «Шашлычную»? — спросил Кудрин. — Не могу я сегодня, Жень, — ответил Графов, — очень много дел накопилось, а вот завтра, пожалуй, пойдем. — Хорошо, — закивал в ответ Кудрин, — завтра к обеду буду у тебя. Попрощавшись с однокашником, Женя быстро пошел к автобусной остановке; сегодня он должен был «проставиться», то есть угостить коллег по случаю очередного отпуска. Такова была традиция у оперативников, и наверняка все уже его ждали и были готовы достойно проводить в отпуск. По пути на работу Кудрин зашел в гастроном, где купил так называемый «специальный оперативный набор»: три бутылки портвейна, батон вареной колбасы, пять сырков «Дружба» и батон черного хлеба. Как он и предполагал, в кабинете все уже были в сборе и с большим воодушевлением его встретили, а увидев в его руке сетку-авоську со знакомым портвейном, пришли в полный восторг. Быстро порезав на газетке колбаску и хлеб, Ерихин как самый старший аккуратно налил каждому в стакан портвейна. — Ну, чтобы ты, Женя, хорошо отдохнул и постарался выкинуть из головы все мысли о работе, — провозгласил он тост, и все дружно выпили. Потом с аппетитом закусили, и Лев Алексеевич снова разлил портвейн, но уже по половине стакана. — Между первой и второй пуля не должна пролететь, еще раз за твой отпуск, — проговорил он, и все снова выпили. — А теперь, отпускник, зная твою любовь к анекдотам, ждем от тебя новой хохмы, чтобы душа рассмеялась, — громко сказал Блинов. — Да, давай, — поддержал его Витя Колосов, набивая рот колбасой. — Ладно, смешить так смешить. Значит, так, как обычно начинал Женя, — в одном колхозе идет награждение доярок за труд. Одной вручают телевизор, другой радиоприемник. «А доярке Агриппине, — сказал председатель колхоза, — мы решили вручить гипсовый слепок бюста Хемингуэя». С заднего ряда встал дед Макар и громко провозгласил: «Так ей, старой шалаве, и надо…» Все захохотали, а Колосов от смеха чуть не подавился куском колбасы. — А вот еще, — распалился Кудрин. — Гуляет мужик по берегу моря и вдруг увидел красивую ракушку. Приложил ее к уху в надежде услышать шум моря и тут же недоуменно отнимает ее от уха. «То есть как это — иди в жопу…» Громкий смех опять заполонил весь кабинет. — Мужики, поимейте совесть, — проговорил зашедший в кабинет дежурный офицер, — ржете, как табун лошадей на марше. — Да ладно, Петрович, — сказал сквозь смех Ерихин, — мы поняли, шуметь не будем, иди к себе. Ну, а теперь по третьей, — провозгласил он, — за тех, кто в море и МУРе! Все встали и, громко чокаясь, выпили содержание своих стаканов до дна. — На этой мажорной ноте заканчиваем наш товарищеский ужин, — сказал Ерихин, надевая пальто, — спасибо Жене за угощение, и давайте еще раз пожелаем ему хорошего отдыха. Все товарищи быстро разошлись, а Женя еще несколько минут смотрел на темное ночное окно и думал о предстоящей поездке в дом отдыха. На следующий день он, как и договаривались с однокашником, к часу дня приехал в Октябрьский райотдел милиции. Графов его уже ждал, и они не мешкая поехали на троллейбусе к улице Стасовой. Кафе «Шашлычная» располагалось в небольшом одноэтажном здании между несколькими девятиэтажными домами. От входной двери небольшой тротуар упирался в дорогу, которая выходила на Ленинский проспект. Но Женя увидел тропинку, идущую вокруг кафе, через двор — небольшой пролесок — и выходящую прямо на проспект. В том самом дворе они увидели канализационный колодец, который был закрыт массивной металлической крышкой, а рядом стоял столб для вечернего освещения с большим фонарем наверху. — Если свет от фонарного столба в тот вечер был, то угодить в канализационную яму почти невозможно, — сказал Женя. — При одном «но», — отметил Графов, — если человек был в состоянии опьянения. Они прошли в кафе, зашли к его директору и, представившись, попросили позвать поваров, которые работали в тот вечер. — Конечно, я помню тот случай, когда обнаружили в нашем дворе в яме молодого человека, — сказал директор и пошел на кухню. Через несколько минут в директорский кабинет вместе с его хозяином вошли два молодых парня в белых поварских колпаках. — Это Сергей Капризов и Иван Цаплин, — представил директор вошедших. — Нам нужно с ними побеседовать, — сообщил Графов. — Пройдите в кабинет бухгалтера, там сейчас никого нет, — сказал директор кафе и провел их в свободный кабинет. — Что вы можете сказать по поводу несчастного случая с парнем, которого нашли два месяца назад мертвым в канализационной яме? — спросил Графов. — Мы ничего не видели, так как работали на кухне целый вечер и в зал не выходили, — быстро парировал Капризов. — Точно так, — подтвердил Цаплин. — Понимаете, мужики, — тихо проговорил Кудрин, — у того парня через месяц должна была состояться свадьба. Вот и осталась одна невеста, ведь родных у него не было, так как воспитывался в детском доме. — В детском доме? — почему-то переспросил Цаплин. — Да, — коротко ответил Кудрин, кивнув головой. — Я ведь тоже детдомовский, — потупил взор Цаплин. — Вот видишь, как тесен этот мир, — сочувственно проговорил Графов, — все-таки, может быть, вы вспомните что-нибудь про тот злополучный вечер? Цаплин многозначительно посмотрел на Карнизова, потом перевел взгляд на стоящий в углу комнаты сейф и замолчал, но через несколько минут он повернул голову на Кудрина и твердо посмотрел в его глаза. — Я все расскажу, что видел в тот вечер, как и той девушке, которая приходила где-то через пару недель после этого случая, — Цаплина охватило сильное волнение, и он стал говорить быстро, все время оглядываясь на дверь, — тогда мы действительно целый день готовили на кухне и где-то в девять часов вечера вышли через заднюю дверь покурить во двор. Там увидели парня, который шел по тропинке через наш двор к автобусной остановке. Через некоторое время из-за угла нашего кафе выскочили трое завсегдатаев нашего кафе, что постоянно пьянствовали и донимали всех вокруг. Они подбежали к нему и стали его избивать, а потом высокий парень, которого они называли Боб, достал из кармана кастет, надел его на руку и с размаху ударил им парня по голове. Тот упал и больше не поднялся, а они открыли люк канализационного колодца и спихнули его туда. — Было уже темно, как ты все так подробно увидел? — спросил Кудрин. — Так там же рядом с этим колодцем стоит электрический столб, и свет фонарей очень сильный! — выкрикнул Цаплин. — Было даже видно, как он снял кастет с руки и бросил его в сторону пролеска. — А потом, увидев нас, — было видно, что Цаплину трудно продолжать, — Боб подошел и сказал, что если мы кому-то расскажем, то так же будем лежать в этом колодце. Мы тогда очень испугались, так как понимали, что это не простые ребята, которым все их художества сходили с рук. — А можете сейчас показать нам, в какую сторону тот парень бросил кастет? — спросил Кудрин. — Можем, конечно, можем, — поспешно ответил Цаплин за себя и за своего товарища. Они оделись и все вместе вышли во двор кафе. — Примерно туда, — сказал Цаплин и показал рукой на стоящую в пролеске ветхую постройку, — это старая голубятня, которая была построена очень давно, когда на этом месте была деревня. Они все вместе подошли к этой хибаре, на крыше которой зияли огромные дыры, и Кудрин, открыв ветхую дверь, вошел вовнутрь. Солнечные лучи прорывались сквозь дырявую крышу и освещали прогнивший пол. Вдруг что-то блеснуло, и Женя, наклонившись, увидел лежащий на доске железный кастет. — Есть! — воскликнул он и позвал всех зайти вовнутрь постройки. Подошедший Графов аккуратно поднял кастет и положил в свою папку, а Кудрин вышел из голубятни, присел на корточки, вынул чистый лист бумаги и стал писать протокол изъятия кастета. Когда Капризов и Цаплин подписали его в качестве понятых, они все вместе вышли из пролеска и снова вошли в кафе, где Графов документально оформил показания поваров. После этого, поблагодарив их, они вышли из кафе, закурили и несколько минут молчали, обдумывая произошедшее. — Похоже, что нужно снова возбуждать уголовное дело по факту смерти Орлова в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, — заметил Графов.