— Да на тебя, козла, улик столько, что на две «вышки» хватит, — ответил уже Кудрин, — но мы тебе даем выбор: ты рассказываешь нам про все свои кровавые дела и как ты надул Косорылова в карты, а потом в качестве долга он под страхом смерти рассказал тебе про колье, которое спрятал у Трошина, и как под пыткой тот отдал его тебе, а вы потом убили его, и как потом ты устранил того же Харю, и как «заказал» Косорылова как лишнего свидетеля. Ну и, конечно, отдаешь нам колье. При этом условии я разрешу тебе написать явку с повинной, а ты, как человек с большим криминальным опытом, не можешь не знать, что суд иногда снижает рамку наказания при наличии именно явки с повинной. У тебя будет хоть какая-то надежда остаться живым. — А вторая альтернатива заключается в том, — продолжал снова Ерихин, — что я сейчас первый выстрел сделаю в потолок, а вторым выстрелом прострелю тебе колено, и будет очень больно. Так что до суда будешь мучиться, а после «вышки» уже станет все равно. А мои коллеги подтвердят, что выстрел я произвел, когда ты попытался убежать. Ломов замолчал, опустил голову и задумался, искоса поглядывая на пистолет в руках Ерихина. — Там, на столе, в банке из-под муки, — неожиданно сказал он, кивком головы показав на кухню. Женя пошел на кухню, открыл банку и вынул красный сафьяновый мешочек, в котором лежало колье с желтым большим бриллиантом. — Ну вот, ты правильно все сделал, — сказал Ерихин, убирая пистолет в кобуру. — А тому мужику Харя башку открутил, — вдруг произнес Ломов, — а потом из-за жадности еще и крестик серебряный с его шеи сорвал и «засветил» нас. — Напишешь все это в отделении милиции, — проговорил Кудрин, — у тебя будет время, чтобы все подробно написать. — А вы дадите написать явку с повинной? — спросил он. — Слово офицера, — ответил Кудрин и попросил Лопатина пригласить понятых для составления протокола изъятия колье. Через час все документальные формальности были соблюдены, и они, поблагодарив местных оперативников, поехали в свое отделение милиции. Было уже поздно, дорога пустая, и они очень быстро доехали до Москвы. — Красивая вещь, — сказал Николаев, рассматривая колье, — а сколько людей полегло из-за нее. Будь моя воля, я бы этому сукину сыну, — он показал на писавшего объяснение Ломова, — «вышку» без разговоров бы влепил, зря дали ему возможность написать явку с повинной. — Я обещал и свое слово держу, — ответил Кудрин. — Да знаю, поэтому ценю и уважаю тебя, — сказал начальник. Через час Ломова увели в камеру, а Женя, не откладывая в долгий ящик, принялся писать рапорт о проделанной работе. — Молодец, Женя, из тебя выйдет хороший сыщик, — сказал Лев Алексеевич и, попрощавшись, ушел домой. А Кудрин, написав рапорт, медленно побрел по опустевшим коридорам отделения милиции в кабинет Николаева. — Похвально, Женя, — прочитав рапорт, сказал он, — в таком сложном деле раскрутил сразу три преступления. Можно только позавидовать твоему упорству в достижении конечной цели. И ведь настоял же на своей версии! Правильно сделал, если так пойдет дальше, то впереди тебя ждет большое будущее в милицейской карьере. По-отечески обняв его, Николаев пошел в свой кабинет, а Женя, хоть и понимал, что молодец, к концу дня от усталости просто валился с ног. Он стал медленно убирать документы в сейф. В тишине неожиданно зазвонил телефон. — Кто это может быть в такое позднее время? — озабоченно подумал он. — Добрый вечер, мой случайно знакомый сыщик, — с небес раздался нежный голос Нины, — я, наверно, нелепо поступила, когда не стала с тобой общаться по телефону, грустно было, что ты не пришел. А настроение было неважное еще и оттого, что ты стал сразу оправдываться, нужно было просто… промолчать. — Да, конечно, — с волнением ответил Женя, — я все понял, и, если ты не возражаешь, давай завтра в семь часов вечера попробуем еще раз встретиться на том же месте. — Хорошо, давай попробуем, — ответила Нина и, попрощавшись, положила трубку. Женя выглядел расслабленным и счастливым, он вышел на улицу, вдохнул полной грудью чистый осенний воздух, огляделся вокруг, увидел мирно спешащих взрослых и детей под яркими цветными зонтиками и с удовольствием тихонечко напел: — Осень дождями ляжет, листьями заметет, по опустевшим пляжам медленно побредет… Он был взволнован и горд завершением трудного дела. И его переполняла нежная радость от слов девушки Нины и возможности предстоящей встречи. Хорошо! Дождь стал накрапывать сильнее, и Женя, подняв воротник, быстро зашагал в сторону трамвайной остановки. Ниточка в лабиринт В кабинете оперативного состава отделения милиции время к вечеру почти остановилось, разливаясь мягкой тишиной. Каждый из сотрудников занимался своим делом, склоняясь над письменным столом. Самый старший из них капитан милиции Ерихин что-то писал и время от времени поглядывал на Сашу Блинова, который со вздохами пыхтел на своем месте, старательно выводя буквами предложения отчета о проделанной работе за первое полугодие. И только самый молодой из них по возрасту и званию Женя Кудрин, два года назад пришедший в это отделение милиции по распределению из средней школы милиции, просто так смотрел в окно и щурясь наблюдал за медленным движением солнечного диска. Он только что завершил очередное дело о краже радиоприемников из магазина и передал материалы в следственный отдел. С чувством удовлетворения об этом эпизоде работы в уголовном розыске Женя размышлял о поразившем его с детства методе дедукции, которым в совершенстве владел его кумир Шерлок Холмс. — Самое лучшее время для дедукции — медленное время и тишина, — рассуждал он, и только солнце продолжало свой бег над крышами домов, выбрасывая пучки света в арки и окна, подсвечивало и украшало уходящий летний день; спешило к своему закату. — Вот и сейчас самое время «солнечных зайчиков», — додумывал он, — они через мгновение будут игриво отражаться всеми цветами радуги от стаканов и графина, стоящих на подоконнике. В сущности, — продолжал рассуждать Кудрин, — это и есть хороший пример той же дедукции, только в реальном времени. За четвертым столом никого не было, видимо, его хозяин Виктор Колосов был где-то на территории. — Три танкиста, три веселых друга, — промурлыкал тихо Женя, обводя взглядом их комнату. Так в тишине прошло еще полчаса, пока дверь резко не открылась и в кабинет ввалился весь взъерошенный Колосов. — Представляете, мужики, — с порога громко проговорил он, мне опять подкинули хилый материал. Как всякую мелочь, так расписывают именно мне, как будто не существует никакого участкового инспектора. — Ты, Витя, не пыли, — пробурчал Ерихин, — лучше расскажи, что за материал тебе начальник отписал. — Запросто! У одного человека, дрессировщика цирка на Цветном бульваре, в квартире на пятом этаже дома на Каширском шоссе оказалась маленькая обезьянка. — Очень интригующее начало, — хихикнул Блинов. — Как потом выяснилось, — продолжал Колосов, — дрессировщик иногда брал ее к себе домой, чтобы дети игрались с ней. Так вот вчера она также оказалась у этого дрессировщика дома. Жена с детьми уехали на дачу. А когда этот дрессировщик ушел в магазин за продуктами, обезьяна вообще осталась в квартире одна. Каким-то непонятным образом вышла на балкон, ловко перелезла на балкон соседа, который в тот момент отсутствовал дома, и забралась на столик, стоявший там. А на столике лежал пакет с пшеничной мукой и были разложены спелые красные помидоры. Так вот она сперва скинула этот пакет муки вниз с балкона. А в этот момент на лавочке, стоявшей под этим балконом, двое мужиков разлили по стакану портвейн и приготовились выпивать. В полете пакет разорвался, и вся мука осыпала с головы до ног одного из мужиков; от неожиданности он взмахнул рукой и разбил бутылку портвейна. — Как я сочувствую мужикам, оборвалась им выпивка, — сказал с улыбкой Блинов. — Так обезьяна на этом не успокоилась и стала бросать в них огромные спелые помидоры, — продолжал Колосов, — и один из них попал в плечо другого собутыльника, на его лицо брызнул ярко-красный томатный сок. Мужики стали громко орать всякими нецензурными словами, чем привлекли к себе внимание соседей и прохожих. Кто-то побежал в ближайший телефон-автомат и вызвал скорую помощь и милицию. Представляете, когда пришел участковый инспектор, эти мужики, перебивая друг друга, стали бормотать об обезьяне, которая с углового балкона пятого этажа рассыпала какую-то белую пыль и кидалась помидорами. Причем один из них заикался, а другой — постоянно плевался. Все громко рассмеялись, но громче всех смеялся сам Витя Колосов. — А что дальше было? — спросил Кудрин. — Потом приехали врачи и ничего плохого у тех мужиков со здоровьем не нашли, — ответил Витя, — а тому, что заикался, посоветовали обратиться к логопеду в районную поликлинику. Участковый инспектор на том угловом балконе никого не увидел, как и в квартире, когда пришел с работы ее хозяин. А вот в соседней квартире действительно находилась маленькая обезьянка, но ее хозяин ничего не знал об этом происшествии. Он пояснил, что когда пришел из магазина домой, обезьяна спокойно дремала на кресле. — Надо бы было у нее взять объяснение, — улыбнувшись, сказал Блинов. — У кого? — спросил Колосов. — Да у этой обезьяны, — поддержал разговор Ерихин. — Да не ерничай, Саша, — с укором проговорил Колосов, — вот эти мужики и написали заявление на хозяина того углового балкона о хулиганстве, совершенном в отношении их, хотя он здесь ни при чем. А потом вместе с рапортом участкового инспектора это заявление для принятия соответствующих мер начальник отписал мне. — Я думаю, что нужно привлечь к ответственности за мелкое хулиганство того дрессировщика за его халатность и оставление дикого животного без присмотра, — сказал Ерихин, отвлекшись от своих бумаг. — У меня как будто бы нет других дел, как заниматься разборками с дикими обезьянами и мелкими пьянчужками, не под тем балконом выпивающими портвейн, — с обидой в голосе проговорил Колосов. Настроение у всех было уже не рабочее, и все вдруг посмотрели в сторону Жени Кудрина. Многие сотрудники отделения милиции знали его способность запоминать и записывать в свою книжечку новые анекдоты, поэтому часто просили рассказать новенький анекдот. — Я все понял, — сказал Кудрин, — расскажу прямо по теме Колосова. Значит, так, в ЗАГС заходит невеста в белом платье, в туфлях на высоких каблуках. А рядом, держа ее под руку, переваливается с ноги на ногу в черном смокинге небольшого роста шимпанзе. «Счастливая ты, Нинка, — говорит невесте свидетельница, — будешь жить в Америке! Ну и что, что в зоопарке…» Все дружно рассмеялись, а Колосов тем временем незаметно вышел из кабинета. — Что это было? — недовольно сказал Блинов. — Пришел, растормошил всех и спокойно ушел. — Да будет тебе, Саша, — ответил Ерихин, — ты отвлекся от своей писанины, и хорошо, может быть, что-то умное дальше напишешь. — Хватит зубоскалить, товарищ Ерихин, — с обидой в голосе проговорил Блинов, — еще неизвестно, у кого из нас лучше будет отчет. Вновь наступила тишина, в которой был слышан лишь скрип авторучек, а Женя снова уставился в окно и стал разглядывать птичек, сидевших на внешней стороне подоконника. «Птички такие же живые существа, как и люди, — думал он, — летают по всему белому свету, по всем морям и континентам». — Женя закрыл глаза и представил себя летящим в небе сквозь облака и серые тучи, а под ним простирались просторы матушки Земли со всеми ее горами, реками и равнинами. Размышления Кудрина прервал вошедший в кабинет дежурный офицер и, обращаясь к нему, сказал: — Женя, срочно давай на выезд, здесь рядом на Варшавском шоссе у подъезда дома пятьдесят три корпуса два обнаружен мужчина с ножевым ранением в шею. Скорую помощь вызвали жильцы дома, участковый инспектор Литвинов уже на месте, а оперативная группа райотдела — в дороге. Поскольку место происшествия находилось рядом, Женя быстрым шагом направился по этому адресу. Когда он подошел к дому, скорая помощь уже приехала, а врач осматривал потерпевшего. Через пару минут приехала и оперативная группа райотдела. У самого подъезда лицом вниз лежал маленького роста мужчина в черном костюме, в шее которого торчала гладкая металлическая рукоятка ножа, а вокруг головы разливалась целая лужа крови. Следователь сразу же приступил к осмотру места происшествия, а врач, констатировав смерть потерпевшего, аккуратно вынул из его шеи нож и передал его эксперту-криминалисту. — Это Демин Федор Николаевич, проживавший в квартире номер двенадцать, — сказал участковый инспектор, обращаясь к следователю, — он работал водителем на автокомбинате и несколько раз выходил со мной на патрулирование в качестве народного дружинника. Следователь вынул из кармана пиджака потерпевшего паспорт на имя Демина Федора Николаевича, перелистал его и отдал Кудрину, после чего стал писать протокол осмотра места происшествия. С понятыми проблем не было, сразу три соседки согласились участвовать в осмотре. Одна из них, по фамилии Баркова, рассказала, что когда проходила из магазина мимо первого подъезда, то видела этого мужчину, как он шел по дороге и у подъезда упал, как подкошенный. Рядом с ним никого не было, а когда она подошла поближе, то увидела у него в шее торчавший нож и обильно идущую из раны кровь. Она побежала в ближайший телефон-автомат и позвонила в скорую помощь и милицию. Участковый инспектор записал ее показания на листе бумаги, и она, прочитав написанное, расписалась в нем. А Кудрин, обойдя дом со всех сторон, внимательно осмотрелся; пятиэтажный дом стоял на второй линии от Варшавского шоссе. Между корпусами был небольшой березовый пролесок с ветвистыми кустами сирени, а к дому шла асфальтированная дорога, которая начиналась у Варшавского шоссе, а заканчивалась у первого подъезда дома. А дальше виднелись кусты сирени, между которыми шла небольшая тропинка, ведущая прямо мимо первого корпуса к продовольственному магазину на Варшавском шоссе. — Судя по всему, по этой тропинке в основном ходили жители этого дома, чтобы быстрее выйти на центральную магистраль, — подумал Кудрин и подошел к лавочке у соседнего подъезда, где уже толпились любопытные жильцы из разных подъездов дома. — Товарищи жильцы, — обратился он, — кто из вас видел незнакомых людей у первого подъезда в течение последних часов? Все молчали, а одна женщина в легком летнем платье сказала, что когда она, примерно час назад, шла по тропинке из магазина домой, ей навстречу быстрым шагом шел Лешка Уваров из третьего подъезда, а за ним — пожилой мужчина, у которого рукав левой руки был вставлен в карман пиджака. Скорее всего, у него одной руки не было, а на левой щеке было большое родимое пятно.