- Конечно, меня тоже допрашивали, - говорит Вера. Запах джина теперь очень сильный. Джером думает, что он не только исходит из её рта, а на самом деле просачивается из её пор. - Родители постоянно убивают своих детей, так же? В основном отчимы или биологические отцы, но иногда и матери принимают участие. Дайан Даунс, например. Смотрели фильм о ней? В нем играла Фэрра Фосетт. Мне предложили пройти полиграф, и, полагаю, я его прошла. - Она пожимает плечами. - Я им говорила только правду. Я не убивала его, он просто вышел однажды вечером покататься на своем скейтборде и больше не вернулся. Она рассказывает Джерому о встрече с Катей Грейвс после беседы той с Питером. - Она попросила встретиться в любое удобное для меня время, что было смешно, потому что мне было удобно в любое время, я сидела без работы. Последнюю я потеряла из-за вождения в нетрезвом состоянии. Пока я была без работы, мы с Питером жили на сбережения и ежемесячные чеки от моего бывшего мужа - алименты и пособие на детей. Сэм не выносит меня, но он регулярно их высылал. До сих пор. Он знает, что Питер пропал, но все равно присылает чеки. Думаю, это суеверие. Ему дорог Питер. Меня он терпеть не мог. Однажды он спросил меня, почему я так много пью, не из-за него ли? Я сказала ему не льстить себе. Это было не из-за него, это не было детской травмой, это вообще ни из-за чего. Это глупый вопрос. Я пью, следовательно, я существую. Прошу прощения. Когда она возвращается - идеально прямая, разглаживая заднюю часть юбки, прежде чем сесть, сдвинув колени, - она рассказывает Джерому, что узнала от госпожи Грейвс: как друзья Питера издевались над ним, потому что его мама была пьяницей, потерявшей работу и проведшей ночь в тюрьме. - Это было тяжело слышать, - говорит она. - Это было моим дном. По крайней мере, тогда. Я еще не знала, насколько глубоким может быть дно. Теперь знаю. Грейвс дала мне список собраний Анонимных Алкоголиков, и я начала посещать их. Устроилась на новую работу в агентство недвижимости Фенимор. Это одна из крупнейших фирм в городе. Босс - бывший алкоголик, и он нанимает много людей, которые отказываются от алкоголя или пытаются сделать это. Жизнь стала лучше в тот последний год, мистер Робинсон. Оценки Питера улучшились. Мы перестали ссориться. - Она делает паузу. - Ну, почти перестали. Невозможно не ссориться с ребенком. - Можете мне не говорить, - говорит Джером, - я был одним из таких. Она громко и сухо смеется, и Джером начинает понимать, что она не каким-то волшебным образом усваивает весь этот джин, она действительно пьяна. В стельку. Однако она не кажется пьяной, и как такое может быть? Практика, полагает он. - Вот почему глупо думать, что Питер сбежал из-за моего пьянства. Всего за три недели до его исчезновения я забрала жетон трезвости за год. Не думаю, что у меня появится еще один. Я снова начала пить только через шесть недель после его исчезновения. За эти шесть недель я практически стёрла ковер коленями, стоя на них и молясь высшим силам, чтобы они вернули Питера. - Она снова громко и безрадостно смеется. - С таким же успехом я могла бы молиться, чтобы солнце взошло на западе. Когда до меня дошло, что он пропал навсегда, я снова познакомилась с местным алкомагазином. Джерому нечего сказать. - Он числится пропавшим без вести, потому что это упрощает работу полиции, но, думаю, детектив Портер знает, что он мертв так же, как и я. К моему счастью, высшая сила действительно существует. - Она поднимает свой стакан. - Какого числа он исчез, миссис Стайнман? Ей не приходится раздумывать над ответом. Джером предполагает, что это выгравировано в ее памяти. - 27 ноября 2018 года. Не тысяча дней назад, но близко. - Один из парней с “Дэри Уип” сказал, что вы позвонили его матери. Она кивает. - Мэри Эдисон, мама Томми. Это было в девять часов, через полчаса после того, как он должен был вернуться. У меня были номера родителей нескольких его друзей. В тот последний год я была ему хорошей матерью, мистер Робинсон. Ответственной. Пыталась загладить свою вину за те годы, когда я была не такой хорошей. Я подумала, что, может быть, Питер планировал переночевать у Томми, но забыл мне сказать об этом. Это имело смысл… вроде… потому что школа начиналась поздно на следующий день. Какое-то собрание учителей о том, что делать в случае насильственного инцидента, сказал мне Питер. Вот это я помню. Когда миссис Эдисон сказала, что Питера у них нет, я подождала еще час, надеясь. Я стала на колени и помолилась этому парню с высшей силой, чтобы Питер пришел с какой-нибудь нелепой историей о том, почему он опоздал… даже с запахом пива изо рта… просто чтобы увидеть его, понимаете? Еще одна слеза, которую она вытирает тыльной стороной руки. Джером не сожалеет, что пришел, но это тяжело. Он почти чувствует ее боль, и она пахнет джином. - В десять часов я позвонил в полицию. - У него был телефон, миссис Стайнман? - Да, конечно. Я позвонила ему даже до того, как позвонила Мэри Эдисон. Раздался звонок в его комнате. Он никогда его не брал, когда катался на скейтборде. Боялся, что упадет и сломает его. Я говорила ему, что если он сломает свой телефон, я не смогу позволить себе замену. Джером вспоминает, что Холли попросила его выяснить. - А его доска? - Скейтборд? Он в его комнате. - Она встает, слегка покачивается, затем ловит равновесие. - Хотите посмотреть его комнату? Я держу там всё, как было. Как сумасшедшая мамаша в фильме ужасов. - Не думаю, что вы сумасшедшая, - говорит Джером. Вера ведет его по короткому коридору. С одной стороны находится прачечная, одежда свалена небрежными стопками перед стиральной машиной, и Джером думает, что только что он увидел настоящую Веру, ту, которая растеряна, потеряна и не совсем трезва. А, может, совсем нетрезва. Вера замечает, куда он смотрит, и закрывает дверь прачечной. К двери комнаты Пита наклеено: ШТАБ-КВАРТИРА ПИТА СТАЙНМАНА. Ниже - велоцираптор из “Парка Юрского периода”, из зубастой пасти которого торчит “облачко” со словами: “Не входить, иначе рискуешь быть съеденным живьем”. Вера открывает дверь и протягивает руку, как модель на игровом шоу. Джером заходит. Односпальная кровать аккуратно застелена - от верхнего одеяла может отскочить десятицентовая монета. Над ней висит плакат с Рианной в приглашающей позе, но в том возрасте, в котором мальчик покинул известный мир, его интерес к сексу еще не затмил детскую жажду воображения… особенно, думает Джером, когда речь идет о ребенке, которого его сверстники называли Стинки. По бокам окна (выходящего на почти идентичный дом по соседству) висят плакаты с Джоном Уиком и Капитаном Америкой. На комоде лежит сотовый телефон Питера и лего-модель “Тысячелетнего сокола”. - Я помогала ему строить его, - говорит Вера. - Это было весело. - Джерому слышится вместо “весело” - “вешало”. В углу, слева от комода, стоит синий скейтборд “Аламеда”, его поверхность потерта от многочисленных поездок. Рядом с ним на полу лежит шлем. Джером указывает на него. - Могу я…? - Пожалуйста. Прозвучало как “Пошаста”. Джером берет доску, проводит рукой по слегка углубленной поверхности из стекловолокна, затем переворачивает ее. Одно колесо выглядит слегка изогнутым. Имя владельца, его адрес и телефон написаны выцветшим маркером, но по-прежнему читаемы. - Где он лежал? - спрашивает Джером, внезапно уверенный, что знает ответ: на потрескавшемся тротуаре заброшенной авторемонтной мастерской, где был найден велосипед Бонни Рэй. Однако оказывается, что это не так. - В парке. Дирфилде. Они искали там его тело, и один из них нашел скейтборд в кустах около Ред-Бэнк-авеню. Я думаю, именно там кто-то схватил его, чтобы убить и сделать что-то еще. Или же это был туманный вечер, возможно, кто-то сбил его машиной и увез тело. Чтобы закопать. Какой-то пьяница, как и я. Я только надеюсь… пожалуйста, Господи, чтобы он не страдал. Прошу прощения. Она возвращается на кухню, осанка по-прежнему безупречно ровна, но теперь в ее походке заметно покачивание бедрами. Джером еще немного смотрит на скейтборд, затем ставит его обратно в угол. Он больше не уверен, что между Стайнманом и Даль нет никакой связи. Сходства местоположения и оставленных предметов могут быть случайными, но они определенно существуют. Он возвращается в гостиную. Вера Стайнман выходит из кухни со свежим напитком. - Большое спасибо за… Джером успевает сказать только это, прежде чем колени Веры подкашиваются. Стакан выпадает из ее рук и катится по ковру, проливая джин. Джером занимался легкой атлетикой и играл в американский футбол в старших классах, и его рефлексы по-прежнему хороши. Он подхватывает ее под мышки, прежде чем она падает лицом в пол, от чего разбила бы нос и сломала бы зубы. Она висит совершенно бескостной в его хватке. Ее волосы выбились из прически и свисают на лицо. Она издает рычащий звук, который может быть именем ее сына, а может, нет. Затем начинаются судороги, захватывающие ее и трясущие, как крысу в пасти собаки. 6 января 2021 года 1 - Хватит, - говорит Эм Родди. - Выключи его. - Дорогая моя, - отвечает Родди, - это история. Ты согласна, Бонни? Бонни Рэй стоит в дверях кабинета Эм со стопкой прошлогодних рождественских открыток, забытых в её руках. Она завороженно смотрит телевизор, наблюдая за тем, как толпа штурмует Капитолий, разбивая окна и карабкаясь по стенам. Некоторые размахивают звездно-полосатым флагом, некоторые - флагом с гремучей змеёй Гадсдена, на котором написано “НЕ НАСТУПАЙ НА МЕНЯ”, многие другие — плакатами Трампа размером с простыню. - Мне всё равно, это ужасно, выключи. Ей действительно страшно, это она имеет в виду, но это также ужасно захватывающе. Эмили считает, что Дональд Трамп — хам и грубиян, но он еще и колдун; с помощью какой-то магии абракадабры, которую она не понимает (но в глубине души ей завидует), он превратил апатичный средний класс Америки в революционеров. Интеллектуально они вызывают у неё отвращение. Но у неё есть и другая сторона, обычно выражаемая только в её дневнике, и пережитые за последние девять лет события изменили её в том возрасте, в котором изменение личности считается почти невозможным. Она бы никогда не сказала этого вслух, но это политическое святотатство её завораживает. Часть её надеется, что они ворвутся в офисы, вытащат избранных представителей обеих партий и повесят на фонарных столбах. Пусть кормят птиц. На что еще они годятся? - Выключи, Родни. Если нужно, посмотри наверху. - Как хочешь, дорогая. Родди тянется к пульту, лежащему рядом с ним на столе, но тот выскальзывает из его рук и падает на ковер, когда репортер говорит: “Можно ли назвать это бунтом или настоящим мятежом? На данном этапе сказать невозможно”. Он неуклюже поднимает пульт, не беря его в руки, а держа его между краями ладоней. Затем с гримасой нажимает кнопку выключения, прерывая репортаж на полуслове. Он ставит пульт обратно на стол и поворачивается к Бонни. - Что ты думаешь об этом, дорогая? Это бунт или мятеж? Или это версия форта Самтера для двадцать первого века? Она качает головой. - Я не знаю, что это. Но держу пари, что если бы это делали черные, полиция бы их расстреляла. - Пуф, - говорит Эмили. - Я и минуты в это не верю. Родди встает. - Эмили, не могла бы ты применить немного своей магии к моим рукам? Они не любят такую холодную погоду. - Через несколько минут. Я хочу, чтобы Бонни начала. - Хорошо. - Он покидает комнату, и вскоре они слышат, как он поднимается по лестнице, не делая пауз. У него нет артрита в коленях или тазобедренных суставах. По крайней мере, пока что. - Я создала файл на вашем ноутбуке с названием “РОЖДЕСТВО И НОВЫЙ ГОД”, - говорит Бонни. - В нем содержатся имена и адреса всех, кто отправил вам и профессору Харрису открытку. Их там много. - Отлично, - говорит Эмили. - Теперь нам нужно какое-то письмо… Я не знаю, как бы его назвать… - Она прекрасно знает, и у нее уже есть полный список контактов в телефоне. Она могла бы в мгновение ока перенести его на компьютер, но Бонни об этом знать необязательно. В глазах Бонни она должна быть стереотипным пожилым ученым: витающей в облаках, теряющей несколько миль в час своей умственной скорости и в значительной степени беспомощной вне своей области знаний. И, конечно же, безобидной. Никогда не мечтающей, чтобы мятежники повесили избранных представителей правительства Соединенных Штатов на фонарных столбах. Особенно черных (слово, которое она никогда не напишет с большой буквы) и гомиков. Которых с каждым днем становится всё больше. - Ну, если бы вы занимались бизнесом, - серьезно поучает Бонни, - это можно было бы назвать стандартным письмом, циркуляром. Я предпочитаю думать о нем как о базовом письме. Я могу показать вам, как персонализировать каждый ответ, включив в него не только слова благодарности - если это был подарок - и пожелания счастливого Нового года, но и личные сведения о семье, повышении по службе, наградах, что угодно. - Чудесно! - восклицает Эм. - Ты гений! - Как будто любой подросток не смог бы сделать то же самое между сеансами игры в “Зов долга” и отправкой фотографий собственных гениталий через Ватсапп своей девушке. - Не совсем, - говорит Бонни. - Это довольно просто. - Но она краснеет от удовольствия. - Если вы продиктуете базовое письмо, я его наберу. - Отличная идея. Дай мне подумать, как его лучше сформулировать, а пока я посмотрю, что можно сделать с бедными руками Родди. - Его артрит довольно сильный, да? - Он приходит и уходит, - говорит Эмили. И улыбается.