2 Родди лежит на кровати, сложив руки со скрюченными пальцами на своей груди. Ей не нравится видеть его таким; так он будет выглядеть в гробу. Но мертвецы не улыбаются так, как он сейчас улыбается ей. Он всё еще такой обаяшка. Она закрывает дверь спальни и идет к туалетному столику. Оттуда она достает баночку без этикетки. - Думаю, мы должны исключить её из списка, - говорит Родди, когда она возвращается к кровати и садится рядом с ним. - Кого-то всё-таки очаровала упругая грудь и тонкая талия, - говорит Эм, отвинчивая крышку баночки. - Не говоря уже о длинных ногах. - Внутри банки находится желеобразное вещество желтого цвета. На покойном Питере Cтайнмане было не так много жира, но они собрали то, что было. - Конечно, она хороша собой, - нетерпеливо отвечает Родди, - но дело не в этом. Мы никогда не брали тех, с кем у нас было тесное общение. Это опасно. - Я работала на том же факультете, что и Хорхе Кастро, - отмечает она. - Меня даже допрашивали. - Она широко раскрывает глаза. - Кроме того, с одним из них ты играл в боулинг на том турнире в составе “Золотых Старичков”… - Те дни давно прошли, - он поднимает руки. - Что касается допроса по поводу Кастро, всех с вашего факультета допрашивали. Это было рутиной, обычным делом. Здесь может быть не так. Она работает в нашем доме. Это, конечно, правда. Эмили позвонила девушке на День подарков и предложила ей подработку: обновить компьютер, чтобы облегчить переписку, создать электронную таблицу, содержащую имена текущих претендентов на участие в писательской мастерской. Эм мажет пальцем по желтому веществу, которым недавно была покрыта брюшная полость Питера Стайнмана. - Держи, сладкий. Родди протягивает руки, пальцы слегка искривлены, суставы опухли. - Полегче, полегче. - Сначала немного больно, потом приятное расслабление, - говорит она и начинает смазывать его пальцы лосьоном, уделяя особое внимание суставам. Несколько раз он морщится и втягивает воздух, издавая змеиное шипение. - Теперь согни, - говорит она. Он медленно смыкает руки. - Лучше. - Конечно. - Еще немножко, пожалуйста. - Осталось не так уж и много, дорогой. - Только чуть-чуть. Она снова мажет пальцем, образуя прозрачную стеклянную запятую на дне банки. Она переносит лосьон на левую ладонь Родди, и он начинает втирать его в пальцы, сгибая их теперь почти естественно. - Её трудовой контракт краткосрочный, - говорит Эмили, - и она это понимает. Как только закончатся продленные рождественские каникулы и начнется весенний семестр, она вернется в библиотеку на полный рабочий день. И, конечно же, с моей поддержкой будет работать над своим творением. - А она вообще неплоха? - Я еще толком не читала, но, судя по теме, нет. - А о чем тема? Она наклоняется к нему и шепчет: - Влюбленные вампиры. Родни хихикает. - Но в ходе наших бесед я многое узнала о ней, и всё замечательно. Она рассталась с парнем, и хотя она инициировала расставание, ей все равно больно. Она задается вопросом, что с ней не так, какой-то недостаток характера, который мешает ей построить стабильные отношения. Родди усмехается. - Судя по тому, что она мне рассказала - да, она тоже разговаривает со мной на эту тему, - ее парень, этот Том, был воплощением неудачника. Я бы сказал, что она удачно от него избавилась. - Уверена, что ты прав, но речь идет о том, что она чувствует и что это значит для нас. Ее отношения с матерью я бы охарактеризовала как напряженные. Это совсем не редкость, что молодые женщины и их матери часто бодаются, но это тоже полезно для нас. Знаешь, что она сказала мне? “Моя мать - властная стерва, но я ее люблю”. А еще… продолжай растирать руки, дорогой, втирай этот лосьон глубже в суставы… а еще заведующий библиотекой в Рейнольдсе, по имени Конрой, заинтересовался нашей Бонни. По ее словам, он дает своим рукам слишком много воли. Родди коротко хихикает. - Давненько не слышал такого. - Если мы подождем до октября или ноября, как обычно делаем, она уйдет с нашей работы — нашей частичной, сезонной работы — девятью или даже десятью месяцами ранее. Если нас будут допрашивать, а я полагаю, что могут, мы можем рассказать чистую правду. - Эм перечисляет пункты на пальцах, которые почти такие же тонкие, какими они были, когда она была девочкой, носившей юбки до щиколоток и короткие носки. - Несчастное расставание с парнем. Желание уйти от влияния матери. И что самое главное, сексуальные домогательства на рабочем месте. Понимаешь, насколько всё это хорошо? Может она просто решить уйти? - Пожалуй, может, - говорит он. - Когда ты так говоришь. - И мы знаем ее распорядок дня. Из библиотеки она всегда едет одной и той же дорогой. - Она делает паузу, затем продолжает тихим голосом. - Я знаю, тебе нравится смотреть на ее грудь. Я не против. - Мой отец говорил, что мужчина на диете всё равно может читать меню. Так что, да, я глядел. У нее есть то, что мои студенты мужского пола назвали бы “зачётными буферами”. - Если отбросить эстетические вопросы, эта грудь составляет почти четыре процента жира в ее организме. - Она держит почти пустую банку. - Это много для облегчения артрита, зайчик. Не говоря уже о моем радикулите. - Она закручивает крышку. - Ну что, я тебя убедила? Он быстро и без видимой боли сгибает пальцы. - Скажем так: ты дала мне пищу для размышлений. - Хорошо. Теперь поцелуй меня. Мне нужно спуститься и продолжить притворяться чайником. А ты смотри свой бунт. 23 июля 2021 года 1 Джером звонит Холли в четверть седьмого из дома Стайнманов и рассказывает о своих приключениях. Он говорит, что ему пришлось самому отвезти Веру в больницу, потому что все машины скорой помощи “Кайнера”, а также машины городского отделения экстренных служб были заняты коронавирусными вызовами. Он отнес ее к своей машине, усадил на пассажирское сиденье, пристегнул ремнями безопасности и поспешил к больнице так быстро, как только посмел. - Я опустил окно, думая, что свежий воздух сможет немного оживить ее. Не знаю, сработало ли это; она была всё равно довольно беспомощной, когда мы туда добрались, но это сэкономило мне деньги на чистку “Мустанга” паром. По дороге ее дважды рвало, но в сторону. Это можно смыть. Гораздо труднее вывести эту вонь с коврового покрытия. Он говорит Холли, что Веру также дважды рвало во время приступа. - Я повернул ее на бок, прежде чем ее стошнило во второй раз. Это очистило ее дыхательные пути, но сначала она не дышала. Это напугало меня до чертиков. Я делал ей искусственное дыхание. Может быть, она бы сама начала дышать, но я боялся, что нет. - Ты, вероятно, спас ей жизнь. Джером смеется дрожащим смехом. - Не знаю насчет этого, но с тех пор я прополоскал рот полдюжины раз и всё еще чувствую вкус рвоты, пропитанной джином. Когда я пришел к ней домой, она сказала, что я могу снять маску, у нее был ковид, и она полна антителами. Надеюсь, она не ошибалась. Сомневаюсь, что даже двойная доза Пфайзера выстоит перед таким поцелуем души. - Почему ты еще там? Разве ее не оставили на ночь? - Шутишь? Там нет ни одной свободной койки. В коридоре лежал парень, попавший в автокатастрофу, стонущий и залитый кровью. “Моя мама умерла в такой же больнице”, - думает Холли. - “Она была богатой”. - Они что-нибудь сделали для нее? - Промыли ей желудок, и как только она смогла произнести свое имя, отправили со мной домой. Никаких бумаг или чего-то подобного, только простое “трах-бах-спасибо-мэм”. Безумие. Как будто всё рушится, понимаешь? Холли говорит, что понимает. - Я провел ее в дом — она могла идти — и в ее спальню. Она сказала, что может раздеться сама, и я поверил ей на слово, но, когда я заглянул в комнату, она лежала там полностью одетой и храпела. Заблевала мне машину, но не запачкала свою красивую одежду. Думаю, она нарядилась для меня. - Наверное, ты прав. В конце концов, ты хотел поговорить с ней о ее сыне. - Медсестра сказала, что в том, что они выкачали из нее, было также несколько полупереваренных таблеток. Я не уверен, что она пыталась покончить с собой, но вполне могла. - Ты спас ей жизнь, - говорит Холли. Теперь без всяких “вероятно”. - Возможно, на этот раз. Но что насчет следующего раза? У Холли нет хорошего ответа на этот вопрос. - Если бы ты ее видела, Холли… До того, как она упала… абсолютно ухоженная, полностью в своем уме. Но пила джин так, слово его запретят на следующей неделе. Я бы мог подумать, что она в полном порядке, если бы не похмелье завтра. Как такое возможно? - У нее выработалась толерантность - выше, чем у большинства. Ты говоришь, что скейтборд Питера был в его комнате? - Ага. Парк прочесала поисковая группа, разыскивая его… или его тело… и один из них нашел скейт в кустах. Я не успел спросить у нее, но я готов поспорить на всё, что они нашли его в Тикетс, недалеко от того места, где был найден велосипед Даль. Холли, я думаю, дела Даль и Стайнман могут быть связаны. Я серьезно. Холли собиралась приготовить себе ужин из замороженной нарезанной говядины на тостах — ее любимого утешительного блюда, — когда позвонил Джером. Теперь она бросает замороженный пакет в кастрюлю с кипящей водой. По инструкции его можно приготовить и в микроволновке, что быстрее, но Холли так никогда не делает. Ее мать всегда говорила, что микроволновки - это первоклассные разрушители еды, и, как и многие уроки ее матери, этот остался в памяти ее единственного ребенка. Апельсины утром золотые, а вечером свинцовые. Сон на левом боку изнашивает сердце. Только шлюхи носят подъюбники. - Холли? Ты меня слышишь? Я сказал, что дела Даль и Стайнман могут… - Я слышала. Мне нужно обдумать это. А у него был шлем для скейтбординга? Мне стоило спросить у тех парней, но я даже не подумала. - Ты не подумала об этом, потому что они их не носили, - говорит Джером. - Как и Питер Стайнман, если он собирался встречаться с друзьями в тот вечер. Они бы назвали его слабаком.