Холли кладет открытку на тумбочку, решив, что утром вернет ее в ящик комода. “Экспонаты”, - думает она. - “Экспонаты музея”. Она печалится от того, как мало воспоминаний осталось у неё о своём отце, и с тупой злостью осознаёт, что тень её матери почти полностью вытеснила его. Могла ли Шарлотта украсть другие открытки, как она украла наследство Холли? Пропустила эту, быть может, только потому, что более юная и гораздо более робкая версия Холли использовала её как закладку или положила в ранец (в шотландскую клетку, разумеется), который она тогда повсюду носила с собой? Она никогда не узнает. Проводил ли он столько времени в дороге, потому что не хотел возвращаться домой к своей жене? Этого она тоже никогда не узнает. Зато она знает, что он всегда был рад вернуться домой к дорогой Холли. Она также знает, что они вдохнули немного жизни в мёртвый язык. Это было их общее дело. Холли выключает свет. Засыпает. Ей снится Шарлотта в старой спальне Холли. - Помни, кому ты принадлежишь, - говорит Шарлотта. Она выходит и запирает за собой дверь. 19 мая 2021 года 1 Барбара вбегает в вестибюль больницы, но не несётся на всех парах только потому, что Мари сообщила ей, что это не экстренный случай, а обычная рутина. В регистратуре “Кайнер Мемориал” она спрашивает, на каком этаже находится отделение онкологии. Женщина за стойкой направляет ее к западному блоку лифтов. Барбара попадает в приятный холл с приятными картинами на стенах (закаты, луга, тропические острова) и приятной музыкой, льющейся с верхних динамиков. Здесь сидит множество людей, которые надеются на хорошие вести и опасаются плохих. Все носят маски. Мари читает роман Джона Сэндфорда в мягкой обложке. Она придержала место для Барбары. - Почему ты мне не рассказала? - первое, что произносит Барбара. - Потому что это заставило бы тебя волноваться без необходимости, - отвечает Мари. Она совершенно спокойна. В бежевых брюках и белой рубашке, как обычно, с минимумом макияжа, идеально нанесенным, и аккуратной прической. - Оливия хотела, чтобы ты беспокоилась только о своих стихах. - Меня беспокоит она! - Барбара старается говорить тише, но несколько человек оборачивается. - У Оливии рак, - говорит Мари. - Который она называет “рак-срака”. Он у нее уже очень давно. Доктор Браун - ее онколог - говорит, что это рак, с которым умирают, а не от которого умирают. В ее преклонном возрасте он просто ползет. В последние два года он стал ползти немного быстрее. - Злокачественный? - Барбара шепотом произносит это слово. - О, да, - говорит Мари, сохраняя олимпийское спокойствие. - Но метастазов нет и, возможно, не будет. Раньше их рост проверяли два раза в год. В этом году будет три раза. При условии, что она проживет еще год, конечно. Сама Оливия любит говорить, что ее оборудование давно вышло из строя и закончилась гарантия. Я позвала тебя сюда, потому что ей есть что тебе сказать. Ты пропускаешь школу? Барбара отмахивается от этого вопроса. Она старшеклассница, у нее отличная успеваемость, она может взять выходной в любое время, когда захочет. - Что случилось? - Она расскажет тебе сама. - Это касается премии Пенли? Мари лишь берет в руки свой роман и продолжает чтение. Барбара не взяла с собой книгу. Она достает телефон, заходит в Инстаграм, просматривает несколько скучных постов, проверяет свою электронную почту и снова убирает телефон. Десять минут спустя Оливия выходит из распашных дверей, за которыми находится техника, о которой Барбара не хочет даже знать. Оливия идет, опираясь на обе трости. На тонком плече раскачивается сумка-портфель. Санитар держит ее за руку. Она подходит к Барбаре и Мари, благодарит санитара и опускается на кресло, вздыхая и морщась. - Я в очередной раз пережила унижение, когда меня поместили в шумный аппарат и воткнули в меня эту штуку, - говорит она им. - Старость - это время, когда уходят силы, что уже плохо, но это также время нарастающих унижений. - Затем, обращаясь только к Барбаре. - Полагаю, что Мари рассказала тебе о раке и о том, почему мы скрывали это от тебя. - Я всё еще жалею, что вы мне не рассказали, - говорит Барбара. Оливия выглядит уставшей (смертельно уставшей, думает Барбара), но она также выглядит заинтересованной. - Почему? У Барбары нет ответа. Этой женщине осенью исполнится сто лет, и где-то за теми дверьми лежат облысевшие дети, которые не доживут до своего десятого дня рождения. Так почему, в самом деле? - Ты умеешь кричать, Барбара? - Глаза над ее маской, которая украшена красными, белыми и синими знаками мира, сверкают как никогда ярко. - Что? Зачем? - Ты когда-нибудь кричала? Полностью, во всю глотку, так, чтобы потом охрипнуть? Барбара вспоминает свою историю с Брейди Хартсфилдом, Моррисом Беллами и Четом Ондовски. Особенно Ондовски. - Да. - Здесь нельзя кричать, это не место для криков, но, возможно, позже. Здесь нужно вести себя тихо. Я могла бы подождать, пока мы вернемся домой, и попросить Мари позвонить тебе, но чем старше я становлюсь, тем хуже контролирую свои порывы. Кроме того, я не знала, сколько времени займет МРТ. Поэтому я попросила Мари позвонить тебе, что ты пришла сюда. Она снимает с плеча большую сумочку и неуклюже открывает ее. Изнутри она достает конверт с логотипом чернильницы и пера, который Барбара узнает сразу. Ее сердце, которое учащенно билось с момента звонка Мари, забилось с новой силой. - Я взяла на себя смелость открыть его, чтобы сообщить тебе плохие новости мягко, если бы новости были плохими. Но они не такие. В шорт-листе Пенли пятнадцать поэтов в возрасте до тридцати лет. Ты - одна из них Барбара видит, как ее рука берет конверт. Она видит, как рука открывает его и достает плотный лист сложенной бумаги. Она видит тот же самый логотип вверху письма, начинающегося со слов: “Комитет Пенли рад сообщить Вам”. Затем ее глаза наполняются слезами, и всё окружающее стало расплываться. 2 Они возвращаются на Ридж-роуд в машине Мари. Барбара сидит на заднем сидении. Радио, настроенное на Сириус XM, непрерывно играет мелодии сороковых годов. Оливия подпевает некоторым из них. Барбара думает, что когда они были популярны, Оливия носила пенни-лоферы и делала прическу в стиле “паж”. В пути Барбара перечитывает письмо снова и снова, убеждая себя, что оно настоящее. Когда они приезжают, Барбара и Мари помогают Оливии выйти из машины и подняться по ступеням - медленный процесс, сопровождаемый несколькими громкими пуками. - Просто прочищаю выхлопную систему, - говорит Оливия буднично. В фойе, закрыв дверь, Оливия встает перед Барбарой, держа в каждой руке по трости. - Если хочешь покричать, сейчас самое время. Я бы и сама это сделала, но у меня больше не осталось силы голоса. Барбара все еще претендует на премию Пенли и на публикацию в издательстве “Рэндом Хаус”. Она считает, что это было бы неплохо, деньги на колледж ей бы не помешали, но это не самое важное. Оливия практически заверила ее, что ее стихи будут опубликованы, даже если она не победит. Их прочтут. Пусть не толпы, но уж точно люди, которым нравится то, что любит она. Она вдыхает воздух и кричит. Не от ужаса, а от радости. - Хорошо. - Оливия улыбается. - А еще разок? Справишься? Она справится. Мари обнимает ее за плечи, и они кричат вместе. - Отлично, - говорит Оливия. - Только чтобы ты знала, я была наставником двух молодых людей, которые попали в лонг-лист на премию Пенли, но ты, Барбара Робинсон, - первая, кто попал в шорт-лист, и самая юная. Однако предстоит преодолеть еще много препятствий, и они очень высоки. Помни, что ты в компании четырнадцати мужчин и женщин, обладающих огромным талантом и преданных своему делу. - Вам нужен отдых, Оливия, - говорит Мари. - Я так и сделаю. Но сначала нам нужно кое-что обсудить. 27 июля 2021 года 1 Утром, в без четверти одиннадцать, Вселенная бросает веревку Холли. Она сидит в своем кабинете (вся мебель по-прежнему стоит на своих местах), заполняя счет для страховой компании. Каждый раз, когда она видит по телевизору веселую рекламу страховой компании — утку Афлак, даму Фло, Дага и его эму, — Холли отключает звук. Рекламы страховых компаний уморительны. Сами компании не так уж смешны. Вы можете сэкономить им четверть миллиона долларов на фиктивном иске, и всё равно вам придется выставлять счет два, три, а иногда и четыре раза, прежде чем вы получите деньги. Заполняя такие счета, она часто вспоминает строчку из какой-то старой народной песни: “Дай ему палец - руку по локоть откусит”. Телефон звонит как раз в тот момент, когда она заполняет последние строчки в дурацком трехстраничном бланке. - “Найдем и сохраним”, говорит Холли Гибни, чем могу помочь? - Здравствуйте, мисс Гибни, это Эмилио Эррера. Из “Джет Марта”. Мы вчера разговаривали. - Да, разговаривали. - Холли выравнивается в кресле, забыв об инвойсе. - Вы спрашивали меня, не переставал ли внезапно появляться кто-то из моих постоянных клиентов. - И вы вспомнили о ком-то, мистер Эррера? - Ну, может быть. Вчера вечером, перед тем как лечь спать, я переключал каналы в поисках чего-нибудь интересного, пока мелатонин начнет действовать, и по AMC показывали “Большого Лебовски”. Вы, наверное, его не видели. - Видела, - говорит Холли. Вообще-то, три раза. - В общем, я вспомнил про одного парня из боулинга. Он раньше постоянно заходил. Покупал закуски, газировку и иногда бумагу для самокруток “Ризла”. Симпатичный паренёк — мне, шестидесятилетнему, он казался ребенком, - но его фотография могла бы быть в словаре рядом со словом “торчок”. - Как его звали? - Я точно не помню. Кори, может быть? Кэмерон? Это было лет пять назад, не меньше, а может, и больше. - Как он выглядел? - Худой. Длинные светлые волосы. Он держал их завязанными назад, возможно, потому что ездил на мопеде. Это не мотоцикл и не совсем скутер, просто разновидность велосипеда с мотором. Новые бывают на электротяге, но этот работал на бензине. - Я знаю такие. - И он был шумный. Я не знаю, может, что-то было не так с мотором или просто так должны звучать такие мопеды, но он был очень шумный, блак-блак-блак, вот так. И весь обклеен наклейками, глупыми вроде УНИЧТОЖИТЬ КИТОВ-ГЕЕВ и Я ДЕЛАЮ ВСЁ, ЧТО ГОВОРЯТ МНЕ МАЛЕНЬКИЕ ГОЛОСА. А также наклейками “Грейтфул Дэд”. Он был поклонником “Грейтфул Дэд”. Заходил практически каждый будний вечер в теплое время года — ну, знаете, с апреля по октябрь. Иногда даже в ноябре. Мы обычно разговаривали о фильмах. Он всегда брал одно и то же. Два-три шоколадных батончика и П-Ко’. Иногда бумагу для самокруток. - Что такое П-Ко’?