- Да. Хотя Барбара понятия не имеет, что она скажет, если до этого дойдет. Они вдвоем так много говорили о поэзии, и Барбара всё впитывала, но что же такого самого важного можно написать в двух-или трехстраничном эссе, когда всё кажется важным? Даже жизненно важным? - Вы же мне поможете с этим, правда? - Вовсе нет, - удивленно говорит Оливия. - Все, что ты скажешь о своей работе, должно исходить из твоего собственного сердца и разума. Понятно? - Ну… - Баранки гну. Сердце. Разум. Вопрос закрыт. А теперь скажи мне - ты всё ещё читаешь прозу? “Белое море”, может быть? - Оливия, хватит, - говорит Мари. - Пожалуйста. Снова поднимается рука. - Читаю. Сейчас я читаю “Кровавый меридиан” Кормака Маккарти. - О, боже, эта мрачная вещичка. Излияние ужаса. Но полное видений. - А еще я читаю “Каталепсию”. Написанную профессором Кастро, который преподавал здесь. Оливия хихикает. - Нет, он не был профессором, но он был хорошим учителем. Геем, я тебе рассказывала об этом? - Думаю, да. Оливия нащупывает свой стакан чая со льдом. Мари вкладывает его ей в руку с многострадальным видом. Очевидно, она уже сдалась и бросила попытки довести Оливию до подъемника и отправить наверх, в постель. Леди увлечена, ее речь снова становится быстрой и четкой. - Гей до мозга костей. Десять лет назад отношение к этому было менее терпимым, но большинство членов факультета - включая, по крайней мере, двух ныне открытых геев - принимали его таким, каков он был, с его белыми туфлями, яркими желтыми рубашками и беретом. Мы наслаждались его остроумием Оскара Уайльда, за которым скрывались мягкость и уязвимость. Хорхе был очень добрым человеком. Но был, по крайней мере, один член факультета, которому он совсем не нравился. Может быть, она даже ненавидела его. Уверена, что если бы она была деканом факультета вместо Розалин Бёркхарт, она бы нашла способ вышвырнуть его с позором. - Эмили Харрис? Оливия одаривает Барбару кислой, затаенной улыбкой, совершенно не похожей на ее обычную. - Никто иной. Не думаю, что ей по душе небелые люди, и это одна из причин, по которой я постаралась увести тебя у нее, хотя я уже одной ногой в могиле, и уж точно знаю, что ей не нравятся, по словам Эмили, “заднеприводные”. Помоги мне подняться, Мари. Мне кажется, что я снова пукну, когда встану. Слава Богу, в моем возрасте пуканы не имеют особого запаха. Мари помогает ей подняться. У Оливии есть трости, но после такого долгого сидения Барбара не уверена, что Оливия сможет идти без помощи Мари. - Подумай об этом эссе, Барбара. Надеюсь, ты станешь одной из пяти счастливчиков, которых попросят написать его. - Надену свою шапочку для размышлений. - Так иногда говорит ее подруга Холли. На полпути к лестнице Оливия останавливается и оборачивается. Ее глаза больше не такие сверкающие. Она вернулась в прошлое, что случается всё чаще этой весной. - Я помню то заседание, на котором обсуждалось будущее Поэтической мастерской, и Хорхе очень красноречиво высказался за ее сохранение. Я помню это, словно это было вчера. Как Эмили улыбалась и кивала, когда он выступал, словно говоря “хороший аргумент, хороший аргумент”, но глаза её не улыбались. Она хотела добиться своего. Она очень решительная. Мари, ты помнишь ее рождественскую вечеринку в прошлом году? Мари закатывает глаза. - Как такое забыть. - А что было? - спрашивает Барбара. - Оливия… - начинает Мари. - Тише, женщина, это займет всего минуту, и это такая замечательная история. Каждый год за несколько дней до Рождества у Харрисов проходит вечеринка. Это тра-ди-ци-он-но. Они устраивают ее с тех пор, как Бог был младенцем. В прошлом году, когда ковид разбушевался, колледж закрылся, и казалось, что великая традиция нарушится. Но разве Эмили Харрис могла позволить такому случиться? - Думаю, что нет, - говорит Барбара. - Ты правильно догадываешься. Они устроили вечеринку через Зум. На которой мы с Мари решили не присутствовать. Но Зума для нашей Эмили было недостаточно. Она наняла кучу молодых людей, которые нарядились в дурацкие костюмы Санты-Клауса и развозили корзины с подарками всем посетителям вечеринки, которые были в городе. Мы и сами получили корзинку, хотя решили не подключаться по Зуму. Правда, Мари? Пиво и печенье, что-то в этом роде? - Действительно получили, одна симпатичная блондинка доставила. А теперь, ради Бога… - Да, босс, да. С помощью Мари старая поэтесса медленно добирается до лестницы, где с еще одним пуканом устраивается в кресло-подъемник. - На том собрании по поводу Поэтической мастерской, когда казалось… всего на минуту или две… что Хорхе может повлиять на решение голосующих, с лица Эмили не сходила улыбка, но ее глаза… - Оливия смеется при воспоминании, когда кресло начинает подниматься. - У нее были такие глаза, будто она хотела его убить. 27 июля 2021 года 1 “ДЕТИ КАТАЮТ ШАРЫ ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ” - гласит вывеска над групповыми снимками школьников, которые приходили сюда играть в боулинг до того, как ковид положил конец подобным мероприятиям. Холли оглядывается, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает. Даррен — молодой человек, теперь выполняющий работу Кэри Дресслера — стоит у пивных кранов, изучая свой телефон. Алтея Хаверти вернулась в свой офис. Холли опасается, что нужная ей фотография может быть приклеена к стене, но она висит на крючке. Она беспокоится, что на обороте ничего не будет написано, но там написано, причем аккуратно: старшеклассницы с 5-й улицы, май 2015 года. Холли вешает фотографию на крючок, а затем — потому что она Холли — аккуратно поправляет ее. Дюжина девочек в темно-фиолетовых шортах, которые Холли знакомы как физкультурная форма средней школы с 5-й улицы. Три ряда, по четыре девочки в каждом. Они сидят, скрестив ноги, перед одной из дорожек. В среднем ряду, улыбаясь, сидит Барбара Робинсон с афрокосичками средней длины, которые она носила в те времена. Ей, вероятно, тогда было двенадцать лет, ученица шестого класса, если Холли не ошибается. Кэри Дресслера на фотографии нет, его нет ни на одной из фотографий “ДЕТИ КАТАЮТ ШАРЫ ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ”, но если он начинал работать с одиннадцати, когда открывался “Вышибала”, то был бы на дежурстве, когда приходили дети. Холли выходит к своей машине, едва замечая жару и в кои-то веки не желая закурить. Она включает кондиционер и находит фотографию “Золотых Старичков”, ту, на которой капитан команды Хью Клиппард и Кэри держат в руках трофей. Она отправляет ее Барбаре с кратким сообщением: “Помнишь этого парня?” После этого маленький никотиновый колокольчик начинает звенеть. Она закуривает, ставит переносную пепельницу на бардачок автомобиля и начинает движение. Настало время стучаться в двери. Начиная с двери Хью Клиппарда. 2 Викторианские дома на изящном изгибе Ридж-роуд хороши, но те, что расположены на Лорел-Клоуз в глубине Шугар-Хайтс, еще лучше. Если, конечно, в понятие “хороший” входит не просто дорогой дом, а очень дорогой дом. Холли не придает таким вещам большого значения. В ее понимании, если в квартире работает бытовая техника и не протекают окна, то всё в порядке; садовник (или целая бригада их) будет только досаждать. Возле дома Клиппардов, построенного в стиле Тюдор с большим бархатистым газоном, стоит такой человек. Когда она подъезжает к обочине, садовник подстригает траву. Холли думает: “Новая миллионерша паркуется и видит, как мужчина на косилке стрижет газон у Клиппардов”. Она звонит на номер Хью Клиппарда. Она приготовилась оставить сообщение, но он отвечает и слушает, пока Холли вкратце рассказывает о своем интересе к Кэри Дресслеру. - Какой замечательный был молодой человек! - восклицает Клиппард, когда она заканчивает. Он, как выяснит Холли, большой любитель восклицать. - С удовольствием расскажу вам о нем. Приходите на задний двор. Мы с женой сидим там у бассейна. Холли подъезжает к дому и машет садовнику. Он машет ей в ответ и продолжает свое дело. Хоть убейте, но Холли не понимает, что там осталось косить. Для нее трава уже и так кажется поверхностью только что пропылесосенного бильярдного стола. Она берет свой айпад - там экран побольше, и будет удобнее рассматривать фотографии - и обходит дом, останавливаясь взглянуть на столовую со столом такой длины, что за него можно было бы усадить футбольную команду (или лигу боулинга). Хью Клиппард и его жена лежат на одинаковых шезлонгах в тени огромного синего зонта. Бассейн того же голубого оттенка, не олимпийского размера, но и немал. Клиппард в сандалях и облегающих красных плавках. Он замечает ее и подпрыгивает. У него плоский живот, на котором проступают кубики. Его волосы длинные и белые, гладко зачесанные назад. По первому впечатлению Холли, ему семьдесят. Когда он подходит поближе, чтобы пожать ей руку, она видит, что он старше, но находится в прекрасной форме для золотого старичка. Он усмехается, когда она не решается взять его за руку, демонстрируя идеальные белые зубы, которые, вероятно, обошлись ему недешево. - Мы оба вакцинированы, мисс Гибни, и планируем сделать повторные прививки, как только ЦКЗ одобрит их. Могу я предположить, что и вы сделали прививку? - Да. - Холли пожимает ему руку и опускает маску. - Это моя жена, Мидж. Женщина, лежащая под большим зонтом, моложе Клиппарда, по крайней мере, лет на двадцать, но не в такой подтянутой форме. Под её цельным купальником виден небольшой выпуклый животик. Она снимает солнцезащитные очки, небрежно машет ими Холли, затем возвращается к своей книге в мягкой обложке, которая озаглавлена не очень изысканно - “Тонкое искусство пофигизма”. - Проходите на кухню, - говорит Клиппард. - Тут жарко. Всё хорошо, Мидж? Единственным ответом является другой неохотный жест. На этот раз она не поднимает глаз. Очевидно, ей абсолютно пофиг. Кухня, куда можно попасть через стеклянные самооткрывающиеся двери, оказалась примерно такой, как Холли и ожидала. Холодильник — Саб-Зеро. Часы над гранитной стойкой — Периголд. Клиппард наливает по стакану чая с льдом и просит рассказать подробнее, что ей нужно. Она делится, немного затрагивая тему Бонни — связь с магазином “Джет Март”, — но основное внимание уделяет Кэри. - Рассказывал ли он вам о своих планах? Доверился ли как-то? Я спрашиваю потому, что мисс Хаверти сказала, что вы, ребята, были его любимчиками. Холли не ожидает помощи от его ответов. Может, здесь что-то и будет, никогда не говори никогда и всё такое, но один взгляд на Мидж Клиппард говорит ей, что это не та старушка, которую видела Имани Макгуайр и которая обчистила трейлер Эллен Краслоу. - Кэри! - восклицает Клиппард, покачивая головой. - Он был чертовски хорошим парнем, могу вам точно сказать, и он умел катать шары! - Он поднимает палец. - Но он никогда не пользовался преимуществом. Он всегда соизмерял свои навыки с навыками команд, против которых мы играли в боулинг. - Как часто он заменял? - Довольно часто! - Клиппард добавляет смешок, который сам по себе восклицает. - Не зря нас называют “Золотыми Старичками”! Кто-то обычно выбывал из-за растянутой спины, вывихнутого бедра, затекшей шеи, еще какой-нибудь чертовой старой фигни. Тогда мы звали Кэри и аплодировали ему, если он мог присоединиться к нам. Ему не всегда это удавалось, но обычно он справлялся. Он нам нравился, а мы ему. Хотите секрет? - Обожаю секреты. - Это правда. Хью Клиппард понижает голос почти до шепота, который по-своему восклицает. - Некоторые из нас покупали у него травку! У него не всегда был отличный товар, но обычно хороший. Смолл-Болл к ней не притрагивался, но большинство из нас были не прочь выкурить косячок. Тогда это было нелегально. - Кто такой Смолл-Болл? - Родди Харрис. Мы его так называли, потому что он играл десятифунтовыми шарами. Большинство из нас использовали двенадцатифунтовые или четырнадцатифунтовые. - У мистера Харриса была аллергия на марихуану? - Нет, он просто сумасшедший! - Восклицает Клиппард и разражается хохотом. - Хороший парень и приличный игрок в боулинг, но чокнутый на всю голову! Мы еще называли его Мистер Мясо! На фоне Родди тот Аткинс выглядит вегетарианцем! Он утверждает, что мясо восстанавливает клетки мозга, а некоторые растительные продукты, включая каннабис, их разрушают. Клиппард потягивается, и “кубики” на его животе поигрывают, но она видит старческие складки на внутренней стороне его рук. “Время”, - думает она, - “не щадит никого”.