В то время как Холли курит на парковке торгового центра в Шугар-Хайтс, Барбара Робинсон бессмысленно смотрит в пространство. Она отключила все уведомления на компьютере и телефоне, разрешив звонить только родителям и Джерому. Эти маленькие красные кружочки рядом с иконками сообщений и почты слишком заманчивы. Эссе на премию Пенли — обязательное условие для пятерых финалистов — должно быть отправлено по почте до конца месяца, а до этого осталось всего четыре дня. Точнее, даже три; она хочет отнести эссе на почту в пятницу и быть абсолютно уверенной в том, что на нем будет стоять почтовый штемпель. Выбыть из конкурса из-за формальности после всего пройденного было бы просто безумием. Поэтому она принимается за работу. “Поэзия важна для меня, потому что” Ужасно. Как первая строка доклада по книге в средней школе. Удалить. “Поэзия важна, потому что” Еще хуже. Удалить. “Моя причина для” Удалить, удалить, удалить! Барбара выключает компьютер, еще некоторое время смотрит в пространство, затем встает из-за стола и сбрасывает с себя джинсы. Она надевает шорты и футболку без рукавов, завязывает волосы в небрежный хвостик и отправляется на пробежку. Слишком жарко для бега, температура, наверное, зашкаливает за девяносто, но это всё, что она может придумать. Она делает круг вокруг квартала… и это длинный квартал. К тому времени, когда она возвращается в дом, где будет жить с родителями только до поступления в колледж и начала новой жизни, она обливается потом и задыхается. Тем не менее, она идет еще на один круг вокруг квартала. Миссис Калтроп, поливающая свои цветы под огромной солнечной шляпой, смотрит на нее, как на сумасшедшую. Наверное, так оно и есть. Сидя перед компьютером и глядя на пустой экран и мигающий, издевающийся над ней курсор, она чувствовала разочарование и — давайте признаем это — страх. Потому что Оливия отказывается помогать. Потому что её разум пуст так же, как и этот экран. Но теперь, когда она бежит во весь дух, а пот пропитал ее рубашку и стекает по лицу, как причудливые слезы, она понимает, что скрывалось под страхом и разочарованием. Злость. Она чувствует, что с ней играют, заставив прыгать через обручи, как цирковую собачку. Вернувшись в дом, который на данный момент полностью принадлежит ей, поскольку мать с отцом на своих работах, она поднимается по лестнице по две ступени за раз, оставляет в коридоре дорожку из своей одежды по пути в ванную, встает под душ, а затем включает его ручкой, повернутой до упора в холодное положение. Она издает крик и обнимает себя. Она подставляет свое пульсирующее лицо под холодную струю и снова кричит. Кричать приятно, это она узнала два месяца назад, когда кричала с Мари Дюшан, поэтому она делает это в третий раз. Она выходит из душа, дрожа и покрываясь мурашками, но чувствует себя лучше. Яснее. Она вытирается полотенцем до тех пор, пока её кожа не начинает блестеть, затем возвращается в свою комнату, по пути поднимая одежду. Она бросает ее на кровать, голой идет к компьютеру, протягивает руку к кнопке включения, но потом думает: “Нет. Неправильно”. Она берет с полки рядом со столом одну из своих школьных тетрадей, перелистывает страницы с каракулями о Генрихе VII и Войне Роз и доходит до чистой страницы. Она небрежно вырывает её, не игнорируя истертый край, но радуясь ему. Она вспоминает, что Оливия сказала на одной из их утренних встреч. Она сказала Барбаре, что эта фраза принадлежит испанскому писателю Хуану Рамону Хименесу, но сама Оливия впервые услышала ее от Хорхе Кастро. По ее словам, Хорхе утверждал, что это краеугольный камень всего, что он когда-либо написал или надеялся написать: “Если тебе дадут линованную бумагу - пиши поперек”. Барбара так и поступает, быстро пишет свое эссе поперек синих линованных линий. Согласно требованиям Пенли, оно не должно превышать 500 слов. Эссе Барбары намного короче. И оказывается, что Оливия всё-таки пришла ей на помощь - на одной из утренних встреч она произнесла слова, которые изменили ее жизнь. Возможно, даже больше, чем когда-либо изменит колледж. “Я пишу стихи, потому что без них я - мертвый двигатель”. Она останавливается всего на мгновение, затем добавляет: “То, что меня просят написать эссе о своей поэзии после того, как я отправила вам столько ее, - это идиотизм. Моя поэзия и есть моё эссе”. Она дважды складывает листок с оборванными краями и запихивает его в конверт с маркой и адресом. Она натягивает на себя какую-то одежду, сбегает по лестнице и выходит на улицу, оставив дверь открытой. Она мчится по улице, вероятно, испортив холодный душ свежим потом. Но ей все равно. Ей нужно сделать это, прежде чем она передумает. Это было бы неправильно, потому что то, что она написала, — правда. На углу стоит почтовый ящик. Она бросает в него конверт, затем наклоняется, обхватывая колени и тяжело дыша. “Мне все равно, выиграю я или проиграю. Мне всё равно, мне всё равно”. Возможно, позже она пожалеет о том, что сделала, но не сейчас. Стоя перед почтовым ящиком, согнувшись и с мокрыми волосами, свисающими на лицо, она знает, что это правда. Важна работа. Ничто другое. Ни призы. Ни публикации. Ни богатство, ни слава, вообще ничто. Только работа имеет значение. 1 июля 2021 года 8:03. Бонни Рэй Даль едет на велосипеде по Ред-Бэнк-авеню и сворачивает к магазину “Джет Март”. 8:04. Она слезает с велосипеда, снимает шлем и встряхивает волосами. Кладет шлем на сидение и заходит внутрь. - Привет, Эмилио, - говорит она и улыбается ему. - Привет, - отвечает он и тоже улыбается. Она проходит мимо “Пивной пещеры” к холодильнику с прохладительными напитками. Берет диетическую Пепси. Она начинает идти обратно к проходу, затем останавливается у стойки с пирожными для перекуса - “Твинкис”, “Хо-Хос”, “Йоделс”, “Литтл Деббис”. Она берет пачку “Хо-Хос”, раздумывая. Эмилио кладет сигареты на стойку за прилавком. Снаружи мимо магазина проезжает фургон, направляясь вниз по улице. 8:05. За рулем фургона сидит Родди Харрис. В кармане спортивного костюма он держит шприц с валиумом. Эмили уже сидит в инвалидном кресле, готовая к работе… и сегодня она в ней нуждается. Ее радикулит вернулся с новой силой. Родди заезжает на потрескавшийся асфальт того места, где раньше находился автосервис Билла по ремонту автомобилей и малых двигателей, и раздвижная дверь фургона направлена в сторону заброшенного магазина. - Один рождественский эльф, прямо на подходе, - говорит он. - Только побыстрее, - резко отвечает Эмили. - Я не хочу её упустить. Это адские мучения. Она поворачивает инвалидное кресло лицом к двери. Родди нажимает на кнопку, и дверь отъезжает назад. Выдвигается пандус. Эмили скатывается по нему на тротуар. Родди включает аварийку и выходит из машины. Они долго обсуждали вопрос с аварийкой и, наконец, решили, что должны рискнуть. Они не могут себе позволить её упустить. Эм плохо себя чувствует, да и сам Родди не в лучшей форме. У него болят бедра, а руки онемели, но настоящая проблема - его разум. Он постоянно блуждает. Это не Альцгеймер, он отказывается в это верить, но он определенно стал нечетким. Свежее вливание мозгов оздоровит его. А всё остальное поправит Эм. Особенно печень рождественского эльфа - это святой Грааль, таинство, но ни одна часть животного не должна быть потрачена впустую. Это не просто его девиз; это его мантра. 8:06. Бонни не без сожаления кладет пачку “Хо-Хос” на место. Она подходит к прилавку с бумажником в руке. Она носит его в заднем кармане, как мужчина. - Почему бы тебе не подумать ещё раз о тех “Хо-Хос”? - говорит ей Эмилио, регистрируя её покупку. - Ты в хорошей форме, они тебе не повредят. - Отойди от меня, сатана. Моё тело - это храм. - Как скажешь, - отвечает Эмилио. - В компании “Джет Март” - по крайней мере, в этом магазине - клиент всегда прав. Они оба смеются. Бонни забирает сдачу, снимает рюкзак с одного плеча и кладет в него бутылку газировки. Она планирует попить её, глядя сериал “Озарк” по Нетфликсу. Она застегивает рюкзак и накидывает его на плечи. - Хорошего вечера, Эмилио. Он поднимает большой палец вверх. 8:07. Бонни надевает шлем, садится на велосипед и задерживается, чтобы поправить ремень своего рюкзака. Неподалеку от холма, напротив части парка, известной как Тикетс, Эмили катит свою инвалидную коляску вокруг задней части фургона. Асфальт потрескавшийся и неровный. Каждый раз, когда коляска наклоняется и раскачивается, её поясницу поражает приступ боли. Она сжимает губы, чтобы не закричать, но не может сдержать стон. - Останови её! - Частично шепот, частично рык. - Не подведи, Родди, пожалуйста, не подведи! Родди не собирается подводить. Если Бонни не остановится перед ним, он собьет её с велосипеда, когда она будет проезжать мимо. Разумеется, если его бедра справятся с этой задачей. Чего бы он только ни отдал, чтобы снова стать пятидесятилетним! Даже шестидесятилетним! Он оборачивается к Эм и видит то, что ему не нравится. Направляющий фонарь инвалидной коляски всё еще горит, светя на тротуар. Трудно поверить, что у инвалидного кресла сел аккумулятор, если фонарь всё еще работает! А девушка приближается, несясь вниз по холму. - Выключи свет! - шепчет он. - Эмили, выключи этот чертов фонарь! Она выключает, и как раз вовремя. Потому что появляется девушка, их рождественский эльф. Родди сходит с тротуара, размахивая руками. - Можете ли вы нам помочь, пожалуйста? Нам нужна помощь! Бонни проносится мимо, и она уже слишком далеко, чтобы он мог даже подумать о каратэ-ударе, который сбил бы её с велосипеда. Он успевает понять, что все их планы пошли прахом, уменьшаясь по мере того, как отдаляется мигающий красный задний фонарь велосипеда. Но внезапно девушка тормозит, виляет и возвращается. Он не знает, был ли причиной он, размахивающий руками, аварийка, желание быть добрым самаритянином или всё вместе. Он испытывает чудовищное облегчение. Она медленно крутит педали, сначала немного настороженная, но еще достаточно светло, и она смогла разглядеть того, кто ей машет. - Профессор Харрис? Что случилось? Что не так? - Это Эм. У нее очень сильный радикулит, и в ее инвалидном кресле сел аккумулятор. Не могла бы ты помочь мне занести ее внутрь? Пандус находится с другой стороны. Я хочу отвезти ее домой. - Бонни? - слабо спрашивает Эмили. - Бонни Даль, это ты? - Она самая. Боже мой, Эмили, мне так жаль! Бонни слезает с велосипеда и опускает подножку. Она спешит к Эмили и наклоняется над ней. - Что случилось? Почему вы остановились здесь? Мимо проезжает машина. Она замедляет ход, и сердце Родди замирает. Затем она снова ускоряется. У Эмили нет хорошего ответа на вопрос Бонни, поэтому она просто стонет. - Нам нужно перекатить её на другую сторону, - повторяет Родди. - Можешь помочь мне толкнуть? Он наклоняется, как бы собираясь взяться за одну из задних ручек коляски, но Бонни оттесняет его боком и хватается за обе ручки. Она поворачивает инвалидное кресло и толкает его вокруг задней части фургона. Эмили хнычет от каждого подпрыгивания и тряски. Родди обходит пандус, наклоняется к открытой водительской двери и отключает аварийку. “На одну головную боль меньше”, - думает он. - Может быть, я позвоню кому-нибудь? - спрашивает Бонни. - Мой телефон… - Просто поднимите меня на пандус, - Эмили дышит с трудом. - Мне будет лучше, как только я доберусь до дома и приму мышечный релаксант. Бонни ставит инвалидное кресло перед пандусом и делает глубокий вдох. Она хотела бы сначала отъехать назад и набрать ходу, но асфальт слишком неровный. “Один сильный толчок”, - думает она. - “Я достаточно сильная, я могу сделать это”. - Мне помочь? - спрашивает Родди, но он уже движется за спину Бонни, а не к ручкам коляски. Его рука опускается в карман. Он с легкостью снимает маленький защитный колпачок с кончика шприца; он делал это и раньше, как во время многочисленных учебных тренировок, так и четыре раза, когда дело доходило до реального преступления. Фургон загораживает происходящее от улицы, и у него нет причин думать, что всё пойдет не так, как надо. Они уже почти дома. - Нет, я справлюсь. Оставайтесь там. Бонни наклоняется, как бегун на старте, крепко хватает резиновые рукоятки и толкает. На полпути вверх по пандусу, в тот момент, когда она думает, что не сможет закончить работу, мотор инвалидного кресла оживает. Загорается фонарь. В тот же самый момент она чувствует, как оса жалит ее в шею.