– Нет. А еще он заставил меня переодеться. Дважды. – Слушай… – Его руки сжимали руль, а почти все лицо скрывали волосы. – Мы же работаем под прикрытием. Я с тоской посмотрел на свой сравнительно новый пикап с рабочими мотором, подвеской и обогревателем; но еще на его дверях были большие золотые звезды. Они были красивыми, с заснеженными горами Бигхорн, возвышающимися над открытой книгой, но уж точно не были неприметными. Генри открыл пассажирскую дверь, и я смотрел сквозь дыры в полу на тающий снег. Часть приборной панели была бирюзовой, часть – белой, а большой микрофон устаревшего радиоприемника был прикреплен к переднему краю над рычагом передач. В этом корыте были переключатель, рычаг раздаточной коробки, изношенный белый руль и бесконечное число хромированных ручек и рычагов, которые однозначно покалечат, ударят или обожгут все, к чему прикоснутся. Большинство окон были разбиты, а ремней безопасности не было вовсе. На вершине антенны, которой не мешало отсутствие радио, торчал грязно-белый шарик из пенопласта с надписью «КАПИТАН АМЕРИКА». – Он сломается. – Он не сломается. Садись, мне холодно. Пар от дыхания Генри оседал на стекле, и я посмотрел на обогреватель, держащийся исключительно на скотче. – Насколько я помню, обогреватель, как и все остальное, не работает. – Я его починил. – Генри действительно подготовился к прикрытию: оделся в серую худи, армейскую куртку и бейсболку цвета хаки с надписью «ФОРТ-СМИТ, МОНТАНА, РЫБОЛОВНОЕ СОРЕВНОВАНИЕ БИГ-ЛИП». – Садись уже. Я сдался и залез на многослойное сиденье, недавное заклеенное эластичными шнурами и старой занавеской для душа. Этот пикап всегда был загадкой в тщательно организованной жизни Генри, но для него он был чем-то первобытным и важным. Генри мог бы починить эту машину, в смысле, нормально починить, но не стал. Каким-то образом вся эта уродливая красота олицетворяла знания тощего парня с горящими глазами, которые мне были не даны. Как бы далеко он ни зашел, что бы ни делал, Генри никогда не забудет, с чего начал. Машину не заносило. Я увидел, как его рука в перчатках без пальцев держала ключ справа, и рядом были две красные лампочки на приборной панели с надписями «ТОПЛИВО» и «МАСЛО». Генри понимающе кивнул, как будто все понял. – У тебя есть соединительный кабель? После того как мы вывели мою машину и завели Танк, Генри медленно выехал, потому что Танк быстрее не мог. Мы как улитка поплелись по мосту, отделявшему округ от резервации, и в мгновение ока оказались в другой стране, целой суверенной нации. Топография не так уж сильно изменилась. Солнце уже взошло, и свет падал под прямым углом, отчего хребты и вершины смотрелись как на поздравительной открытке. Острые края пастбищ указывали на трудовую этику проезжающих владельцев, некоторые из которых были готовы к наступающей зиме, а вот некоторые – нет. В резервации мне всегда приходят на ум цифры – социальные и серийные номера, а еще показатели продолжительности жизни: среднестатистический индеец умирает на одиннадцать лет раньше белого. Когда я был с Генри, то постоянно старался игнорировать эти цифры – они мешали видеть людей, а я уже давно понял, что видеть людей очень важно. – Ты вооружен? Я почувствовал себя виноватым от того, что мне в копчик упиралась кобура. – Да, а что? – Просто хотел знать, – пожал он плечами и продолжил вести машину. – Не стреляй ни в кого, ладно? – Ладно. Я наблюдал за проплывающими мимо тополями и кустами полыни. – Куда сначала? – спросил Генри. – Ты мне скажи. – Ну нет. Я в этой вылазке всего лишь скаут. – А я думал, вы эту должность оставили кроу. Генри наклонился ближе к рулю и недовольно хмыкнул. В целом он относился так ко всем кроу; большинство шайеннов так и не простили кроу за то, что их скауты помогали полковнику Кастеру. Насколько я знал, почти все индейские племена не прощали других за что бы то ни было. Этот факт явно не укрылся от государства, раз они с завидной регулярностью распределяли враждующие племена рядом друг с другом. – Где можно достать кофе? – У Белого Бизона. Я кивнул и прислушался к тому, как завизжал мотор обогревателя, когда несколько капель антифриза капнули на дырявый резиновый коврик и потекли тошнотворно-зеленой струйкой к моему ботинку. – Обогреватель включен? – Да. – Ну, я не хочу начинать с Маленьких Птичек. Давай сначала попробуем заехать к Арти Короткой Песне? Станция Синклер располагалась по диагонали напротив общественного центра «Хромой олень», а рядом с ней находилась пекарня. Я задумался, стоит ли нам проезжать мимо общественного центра, поскольку там же находилось бюро по вопросам индейцев, и эта мысль только подтвердилась, когда за углом здания показался зеленый джип «Чероки». В бюро обожали все технологичное, и изящный маленький джип в полной мере передавал эту любовь. В их машинах можно было заметить антенны, защитные клетки, решетки, разделительные экраны, радары, лазеры, рации и множество огнестрельного оружия, которое висело по всей внутренней части. Сбоку располагались орлы, кончики их перьев касались панелей, и казалось, что крылья развевались на ветру, хоть джип и стоял неподвижно. Но никаких звезд. Я ничего не сказал, пока Генри осторожно вел свою колымагу мимо центра и парковался рядом с Синклером, но потом не смог удержаться: – Что-то не так? – Нет, просто я не люблю копов, – сказал он, выходя из машины. Когда я глянул на Брэндона Белого Бизона за прилавком, то перестал чувствовать вину за большое потребление холестерина. Я никогда не умел угадывать на глаз, но, наверное, он весил около ста семидесяти килограммов. Он был намного выше нас и казался вдвое шире и толще. Его голова была размером с тыкву, в которую я стрелял вчера, и он даже немного походил на хеллоуинские украшения. Та самая улыбка. Вряд ли я когда-нибудь еще видел такую широкую улыбку. Как и все остальное в нем, улыбка заполняла всю комнату; с ней не могло тягаться никакое флуоресцентное освещение. Сетка для волос, сдерживающая огромную иссиня-черную копну, совсем не казалась смешной, когда Бизон вышел из-за прилавка в своем ярко-зеленом фартуке. Я заметил прозрачные перчатки на его массивных руках и предплечьях размером со свиные окорока. Брэндон Белый Бизон готовил сэндвичи на завтрак и захватил с собой парочку, когда направился к нам. Просто стоять, пока он проходил мимо, было все равно что наблюдать за проезжающим поездом. Его голос был похож на голос Генри – обаятельно хриплый, но такой же глубокий, как бас в классической опере. – Давно не виделись, братик. – Я наблюдал, как Бизон обнял Медведя и легко поднял. Генри не уворачивался и не протестовал; это бесполезно, когда имеешь дело с такой всепоглощающей теплотой. Он просто повис, его ноги застыли где-то в пятнадцати сантиметрах от земли. – Ты наверняка впутывался в передряги. Генри стал отвечать, но прозвучало нерешительно. Руки Бизона начали смыкаться, покрытые пластиком ладони скрестились на копчике Генри, все еще аккуратно держа сэндвичи. Я смотрел, как сухожилия и мышцы Брэндона стали более выпуклыми, но его взгляд при этом все еще выдавал спокойствие и озорство. Лицо Медведя медленно начало краснеть, но он не смел выпускать последний воздух из легких. В таком случае его ребра развалятся, как хрупкая конструкция из деревянных палочек. Лицо Генри немного возвышалось над Брэндоном, подбородок Медведя был на пять сантиметров выше лба Бизона. Генри с легкостью мог бы ударить Брэндона головой, но, наверное, в этом не было смысла. Я задумался, каждый ли раз так происходит – может, Генри витает в воздухе при каждом посещении станции Синклер. Придется заправляться где-нибудь еще. Я знал историю о Брэндоне Белом Бизоне; все случилось несколько лет назад, и в деле был замешан дом его матери недалеко от границы с Монтаной. Там не было воды, и у старушки не хватало денег, чтобы пробурить скважину, поэтому Брэндон послушно ходил в общественный парк Дюрана каждое субботнее утро на муниципальную водопроводную станцию, где стояла машина, распределяющая воду. Будучи подростком, Терк гулял там со своими друзьями, когда Брэндон снял двухсотлитровую бочку с задней части своего грузовика и начал наполнять ее из шланга. Они были еще маленькими, поэтому начали пихать друг друга локтями и смеяться, пока стальная бочка становилась все полнее и полнее. Брэндон услышал смех и повернулся со своей поразительной улыбкой. Шланг выскользнул и забрызгал ему штаны в районе паха, после чего Терк и его друзья засмеялись еще громче. Брэндон посмеялся с ними, качая головой. Потом Белый Бизон спокойно присел на корточки, схватил бочку и поставил в багажник опустившегося пикапа. Он одним толчком отправил бочку вглубь грузовика и закрыл задний борт. Брэндон улыбнулся, немного повертелся, чтобы подсушить штаны, помахал горожанам и уехал. К тому моменту, как сказал мне Терк, никто уже не смеялся. Так что я никак не мог помочь Генри, разве что достать пистолет и пристрелить Брэндона. Хотя, скорее всего, Бизон просто прожует и выплюнет пулю, как и все свои проблемы. – Брэндон, тебе не кажется, что он не выдержит? Бизон глянул на меня, а потом снова перевел взгляд на Медведя. – Нет, он очень крепкий. Генри лишил девственности мою сестру, так что он тот еще силач. – Тебе… ли… не… знать… – Это был вымученный, прерывистый ответ сквозь стиснутые зубы, но его хватило. Я наблюдал, как у основания огромной спины Брэндона образовывались сейсмические толчки, нарастая и наполняя его легкие, а потом вырывались короткими взрывами, от которых волосы Генри отбрасывало назад, пока Бизон не завелся настолько, что уронил Медведя и продолжил смеяться от радости, сотрясающей стойки. Когда он восстановил дыхание, то встал над Генри, разведя руки в стороны. – Братик, я сделал чудесные сэндвичи! Мы сели за пластиковый столик у окна, Генри и я с одной стороны, а Брэндон занял всю скамейку с другой. Потом съели сэндвичи и выпили кофе из стаканчиков с надписью «ВСЕГДА СВЕЖИЙ». Я молчал, пока Генри интересовался произошедшим за последний месяц. – Как там дела у Лонни? Бизон сдвинулся и положил руку на спинку скамейки. – У Маленьких Птичек грустная история. Марджи пила так много, что в семье всегда были проблемы, но, может, им стало даже проще после ее смерти? – Потом он посмотрел на меня. – Ты тоже потерял жену, легавый? – Да, – удивленно ответил я. – Это так ужасно – потерять жену? Бизон общался вопросами, отчего разговор приобретал философский оттенок. – Да, – повторил я. – Говорят, это как потерять часть себя, только хуже? – Как это? – В эту игру могут играть двое. – Когда она умирает, ты остаешься таким, каким стал за время вашей общей жизни, но иногда ты не узнаешь этого человека? Бизон похлопал по столу между нами, как бы показывая, что не обиделся. – У тебя все будет хорошо, легавый. Ты ведь остался хорошим человеком? – Но он повернулся к Генри еще до того, как я успел ответить. – Тебе надо зайти к Лонни, он спрашивал о тебе. Ты не уважаешь семью? Медведь не обратил внимания на попытку его отчитать и улыбнулся в свой кофе. – Зайду. Он сегодня дома? – У него нет ног, куда ему идти? Он каждый день дома. Смотрит телевизор? Все подряд. Как будто он считает, что телевизор перестанет работать, если его не смотреть? – Возможно, он прав. – Мгм, да. Так и есть… – После этого они лукаво захихикали, не встречаясь взглядом. Я немного подождал, и потом Бизон повернулся ко мне. – Ты знаком с Лонни? Я ответил «да». За несколько лет до суда мне пришлось объяснять Лонни, что если автомобиль оставили на улице заведенным, это еще не значит, что на нем можно прокатиться. – Мгм, да, так и есть. – Они снова рассмеялись, и Лонни наверняка присоединился бы к ним, будь он там. Разговор стал вестись на шайеннском, и Генри пояснил мне, что теперь Мелисса живет не с отцом, а с одной из множества теток, дом которой располагался ближе к городу. Через какое-то время они вернулись к нормальному языку. – Значит, он живет с мамой? – Теперь они говорили об Арти Короткой Песне. – Да, та девушка из агентства кроу, с которой он встречался? Ее не устраивают его проблемы с алкоголем? – Он снова пьет?