все из высшего общ, широко известны но из разных кругов 1 модель 2 писатель/активист 3 бвш жена брит политика, нвст инд тнст 4 деловая жнщ Патель снова посмотрел на их фотографии, по большей части из прессы и желтых колонок. «Итак, – подумал он, – привлекательные женщины детородного возраста». Если оценивать их по шкале привлекательности от одного до десяти, то в хронологическом порядке получались цифры 10, 6, 7 и 6,5. Но если следовать традиционным индийским вкусам – а индийцы предпочитали пышные формы и густые волосы, – то получалось 6, 8, 9 и 6,5. Эти оценки базировались лишь на внешности, без учета их личностных качеств. В реальной жизни привлекательность женщин зависела в том числе от их поведения. Однако Патель знал их только посмертно, по заметкам в прессе, но не при жизни. Было что-то гнусное в сортировке мертвых женщин по привлекательности. Так подросток, давя прыщи, мечтает, чтобы какая-нибудь мамочка помогла ему распрощаться со статусом девственника… Патель потер уставшие глаза. И все-таки он еще раз взглянул на цифры: все выше шестерки, независимо от предпочтений. Он записал: все 4 привлекательны. Ему вдруг вспомнилась сцена из колливудского[26] фильма. Каджол, в коротком черном платье, раскачивала пышными бедрами под музыку Рехмана. Сара еще что-то сказала по этому поводу… Патель зажмурился и напряг забитый, утомленный мозг, пытаясь оживить воспоминания. Они навещали его родителей в Лестере, был канун Дивали[27]. По телевизору, как обычно, шел индийский фильм. Бабушка в полудреме сидела на диване. Сара составляла ей компанию, в то время как Патель был на кухне и мама кормила его ладду[28], прямо с противня. Он съел три штуки, после чего мама положила еще несколько на тарелку: для Сары. Когда Патель вернулся в гостиную, Сара завороженно следила за карнавально-гипнотическим действом. – Как-то непристойно для Индии, нет? – спросила она. – Нисколько, – ответил Патель. – По стандартам индийского кино, она одета вполне пристойно. – Каджол, – обронила бабушка, которая уже тогда не вполне соображала. – Знаменитая. Очень знаменитая. Дочка Зинат Аман. – Нет, она не дочка Зинат Аман, – сказал Патель. – Откуда тебе знать? – не унималась Сара. «Откуда тебе знать, что в Индии это пристойно?» – хотела она спросить. Но Патель знал. Он был знаком со множеством индийцев во время учебы, смотрел бесконечные фильмы и новости. И конечно же, не стоило забывать про крикет. Невозможно было представить крикет в Британии без индийцев. Патель видел эффектных девушек, допущенных к игрокам. Золотистая кожа, короткие платья, длинные волосы. Он знал, что хватает среди них и благочестивых особ, верных своим традициям. И сказал об этом Саре. Сказал: – Они часто идут на крайности, в кино и в реальной жизни. Непохоже было, чтобы Сару это убедило. Патель добавил: – Многие женщины в Индии, особенно в городах, ведут западный образ жизни. Их больше, чем ты думаешь. Однако Сару было не убедить. Она из вежливости съела половину ладду и робко похвалила его маму, что по ее меркам было весьма великодушно. Но это заставило маму взяться за готовку с удвоенной силой в попытке реабилитироваться, что еще больше смутило Сару. Патель позволил себе ироническую улыбку. Он все-таки догадался, что было общего у четверых женщин. Всех их описывала одна фраза. Западный образ жизни. Патель записал его и подчеркнул. Часть II Глава 13 Закрыв глаза, Ману представлял себе идеального человека. Чистый и беспорочный, он появлялся из великого пламени. Огненные языки с треском пожирали грязь и скверну. Черные хлопья сажи веером разлетались за его спиной. Гладкое, без единой морщины лицо, неколебимый и бесстрастный, великолепный Ману-пуруш раскрыл спокойные, полные решимости глаза и обвел взглядом новый мир… Ману открыл глаза, посмотрел на экран. Пальцы застучали по клавишам, набирая текст. «И вспыхнет великое пламя, дабы пожрать женскую скверну, что пятнает Мужчину. И выйдет Он, чистый телом и разумом, высокий и сильный, дабы владеть миром. И восстановит справедливость навеки». Ману подумал секунду, затем набрал в поле заголовка «Пламя, что очищает» и нажал «Отправить». За несколько минут, пока он проверял почту, кто-то уже прочел публикацию и оставил комментарий. ШиваШива написал: «Круто сказано». ШиваШива жил онлайн. Он был фанатом Ману. У того имелось шесть или семь последователей. Ничтожно мало, но очень скоро, когда о его трудах узнают… Ману проверил на «Амазоне» продажи своей книги – более ранней попытки распространить свои идеи. Никаких изменений, все те же цифры. Всего три проданные копии «Учения Ману» под авторством Валармики. Ману пожал плечами. Такова природа его трудов – все должно оставаться в тайне. Никто не знал о книге и никто не читал ее, хотя она находилась в свободном доступе. Любой мог приобщиться к учению и преобразиться. Обидно, что нельзя было подписаться собственным именем. Как бы ни был велик соблазн получить должное за свои труды, провозгласить свои убеждения – это невозможно. Просто невозможно. Ману досадливо постучал пальцами по столу. Но – вперед, к новым свершениям, сказал он себе. Его ждет работа. Он встал из-за стола, подошел к шкафу, достал сари и блузу – и вышел разыскивать жену. * * * Ману проткнул булавкой несколько слоев шелка и приколол сари к блузе. Ни единой морщинки. Он остался доволен. Такой результат потребовал от него долгих тренировок. Глядя поверх лежавшей ничком жены, он понаблюдал, как мальчик собирает сари складками. – Хорошая работа. Мальчик скривил лицо. Ему не нравились семейные мероприятия. Типичный подросток. Ману задумчиво смотрел на мальчика, и в душе его боролись любовь и разочарование. – Теперь самое сложное, – сказал он. – Готов? По моему счету. Он взял жену под плечами. Мальчик подхватил ее под коленями. – Три… два… один… взяли. Одно слитное движение, и они подняли жену на диван. Ни одна складка, ни один локон не изменили своего положения. Ману был доволен. Он одобрительно кивнул мальчику, но тот даже не посмотрел на него. И явно не испытывал гордости от участия в священном ритуале. Раздраженный, Ману взял небольшой флакон нашатырного спирта и поднес к лицу жены. – Амба, Амба, просыпайся. Амба очнулась. Глазами, широко раскрытыми, как у напуганной косули, оглядела свое одеяние. Тронула волосы, над которыми они потрудились ранее. – Ох, – вымолвила она. – Я была на кухне… – А теперь ты здесь. Преображенная. Хочешь полюбоваться на себя в зеркало? Амба судорожно помотала головой. – Который час? Мне нужно готовить обед. – Вот твоя одежда. Переоденься, прежде чем идти. Она покорно кивнула и подошла к креслу возле картины. Ману сел на диван. – Иди сюда, – сказал он мальчику. Тот подошел и опустился на пол рядом. Ману примостил его голову у себя на коленях, ощутил тепло и уют. Поглаживая мальчика по щеке, он смотрел, как переодевается жена. Все складывалось хорошо. Настолько, что сердце забилось чаще, желая большего. Ему не терпелось отыскать еще одну из тех бесстыдных, самодовольных сук, готовую к преображению. * * * Он увидел женщину следующим утром, когда поднимался по лестнице в секретариат. Шел позади нее, видел копну черных вьющихся волос – словно медуза, она оскверняла самый воздух вокруг. На ней была туника, напоминающая бесформенный джутовый мешок, что по нынешним меркам считалось еще пристойным. Однако на просвет, когда женщина вытянула руку, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, стал виден контур ее талии и черные обводы ее нижнего белья. Ману смягчил взгляд, прежде чем приблизиться к ней. Впрочем, еще слишком рано. Это не его методы. Через пять минут была назначена встреча, а кроме того, что-то в ее облике показалось ему знакомым. Он унял сердцебиение, подавил желание, затаил дыхание – на случай если она ощутит его присутствие. Поэтому поспешно отступил и скрылся внутри здания. Но это было предначертано. Спустя два часа, по пути с одного утомительного совещания на другое, погруженный в мирские дела, он застал женщину-медузу за спором с секретарем.