– Скорее притворно. Я бы объяснил столь мрачный прием тем, что местные не горят желанием сотрудничать. Почему, как по-вашему? – Причин может быть множество, – ответила Чандра. – Индийская полиция порой оказывает подобный эффект на тех, кому призвана служить. – Она говорила так, словно сама не служила в полиции. Появился хозяин с тарелками и тремя пластиковыми стаканами тодди. – Все свежее, только сейчас приготовлено, сэр. – Он тоже проигнорировал Чандру. Казалось, одно лишь появление современной городской женщины угрожало их мужественности, и поэтому они предпочитали не замечать ее – в надежде, что она просто растворится в воздухе. Курятина чили выглядела жирной сверх всякой меры. Патель не хотел проверять, что придавало красный оттенок рыбе – молотый чили или же пищевой краситель. Чандра принялась за еду. У Пателя заурчало в животе. Отбросив все предосторожности, сержант отправил в рот кусок рыбы. – Никогда такого не пробовал, – признался он, превозмогая жжение. – Рава-фри. Фирменное блюдо из Мангалора. Хозяин вернулся с небольшой миской свежих зеленых чили и поставил у Пателя под носом. Собака выбралась из своего угла и приблизилась к Пателю, завидев в нем потенциального благодетеля. Хозяин заметил дворнягу только сейчас и попытался прогнать ее. Собака поджала хвост и забилась под стол, к ногам Пателя. – Пусть сидит, – сказал тот хозяину. «Лунги» захихикал. Хозяин, похоже, оскорбился. – Это же собака. – Пусть сидит, – сказала Чандра. – Как скажете, мисс, – угрюмо проговорил мужчина. – Присядь. Нам нужно поговорить. Хозяин продолжал стоять с оторопелым видом. – Ты говоришь по-английски? – спросила Чандра. – Разумеется, мисс. – Мужчина осклабился, демонстрируя ряд коричневых порченых зубов под стать «Лунги». – У нас к тебе пара вопросов. Он сел. – За прошедший месяц кто-нибудь из полиции заговаривал с тобой об убийстве Анурадхи? – Только если поболтать. – То есть? – Ну, когда останавливаются промочить горло. Или объезжают округу со списком вещей, которые находят у реки. У меня таких вещей нет. – Мне известно из достоверных источников, что водитель Анурадхи несколько часов ждал здесь ее возвращения. Вся твоя клиентура – не считая изредка заезжающих сюда полицейских – из местных, так что ты должен был заметить приезжего вроде него, который провел здесь столько времени и даже не стал пить тодди. – Конечно, мадам. Он был очень добрый человек. Я даже предложил бесплатный стакан, а он с улыбкой отказался. Потом он очень беспокоился. Смотрел на часы, а через минуту спросил у меня время. Тогда я спросил, на что ему часы, если он не умеет определять время? И он все смотрел на дорогу, вот так, туда-сюда… – Постой… он сидел здесь и то и дело выходил смотреть на дорогу? – О, нет, сэр, он здесь не сидел. Слишком много народу, воздух провонял пьяницами… Простите, я говорю не о таких, как вы. Внутри только люди из хороших каст. Обычно снаружи сидят лишь неприкасаемые, но он настоял. Очень напряжен был. – Посмотрим, что там снаружи, – предложил Патель. Снаружи на лавках уже никого не было. Грунтовка выворачивала со стороны кирпичных домов, шла мимо тодди-бара и огибала лачуги неприкасаемых, после чего убегала на север, к отдаленным, невидимым соблазнам Бангалора. Дорога просматривалась на четверть мили в каждую сторону. – В котором часу умерла Анурадха? – спросил Патель. – Между одиннадцатью и часом ночи. – До скольких здесь ждал водитель? – спросил он у хозяина, который вместе с ними вышел посмотреть на дорогу. – До часу, не меньше. Я помню, как он говорил: «Уже час. Слишком поздно». «Не для меня, брат, – сказал я ему. – Эти пьяницы будут пить до рассвета, пока за ними жены не придут». – Это подтверждает показания Бупатхи, – сказала Чандра. – Он прождал здесь до часу ночи, прежде чем отправиться на дамбу. Там он ничего не обнаружил – было слишком темно. Поэтому вернулся домой и позвонил в полицию. К тому времени, когда полиция направила сюда констебля, поднялось солнце и пастухи первыми увидели тело. Стояли вокруг и глазели. – Она повернулась к хозяину лавки. – Он сказал, куда собирается, когда уезжал? – Я сказал ему: «Я только сбегаю по-маленькому». Но, когда вернулся, его уже не было – только деньги на столе, под камнем. Очень безответственно. Одну минуту мог бы подождать меня. Когда я подошел, кое-кто из пьяниц – собственно, он сейчас внутри – хозяин понизил голос, – уже таращился на деньги. – И добавил громко: – Я держу деньги в железном шкафчике, под замком. Всяким chootiya[35] до них не добраться. – Не выражайся, – одернула Чандра. – Простите, мадам. – Займись своими делами, – сказал Патель. – Нам нужно переговорить. – Сэр? – Хозяин пришел в замешательство. – Он сказал, ступай и займись делами, – повторила Чандра. – Нам нужно поговорить. – О, – он просиял. – Говорите, говорите. Я иду. Когда хозяин удалился, Патель сказал: – Если Бупатхи сидел здесь, после того как Анурадха ушла пешком, и ждал с десяти до часа, он должен был увидеть машину, проезжающую в сторону дамбы или обратно. Или то и другое. – Я удивился, – отозвался хозяин, который отошел не так уж далеко: начищал тряпкой бутылку в углу за импровизированной стойкой, – когда прочитал в «Каннада малар», что его арестовали. Он был такой славный, такой любезный, даже не пил тодди… И носил мала. – Что это? – спросил Патель. – А, – произнесла Чандра. – Бупатхи держал пост перед паломничеством в Сабарималу. Они носят только черное, избегают алкоголя, сигарет, секса и дурного поведения. Да еще и вегетарианцы. – И все же Бупатхи заказал рыбу, – заметил Патель. – Это так, – хозяин покивал. – Хм, – протянул сержант, – мала в винной лавке… – В общем, – сказала Чандра, – если бы с десяти до часу к дамбе или от нее проехала машина, Бупатхи наверняка ее заметил бы. Мы почти уверены в его невиновности, поскольку хозяин лавки и этот полуголый утверждают, что он все это время находился здесь. – Вообще-то, – поправил Патель, – так утверждал только хозяин. С его слов нам лишь известно, что водитель не пил тодди, а только воду из бутылки и заказал жареную рыбу. Все это могло произойти и в десять. – Он стоял здесь и таращился на деньги, которые водитель оставил во втором часу. – Спросим его самого, – сказал Патель. Когда они вернулись внутрь, собака забралась на стол и вовсю вылизывала тарелку. Она виляла хвостом и опасливо поглядывала на них, пока Чандра не прогнала ее. «Лунги» сидел в том же углу, что и прежде, но все три стакана стояли теперь перед ним. Пустые. Он что-то сказал Чандре, икнул. Его сонный взгляд блуждал по сторонам. Чандра повернулась к Пателю. – Он думал, мы ушли, и не хотел, чтобы добро пропадало. – А я уж отчаялся вернуться в Бангалор трезвым… Чандра обратилась к «Лунги» по-английски: – В ночь убийства Анурадхи ты был здесь с десяти до часу ночи? – Я здесь жить, – сказал «Лунги». – Хозяин – мой брат. Заложить приданое моей мамы. – Это так, – хозяин вошел следом за ними, – только насчет маминых украшений неправда. Я взял небольшую ссуду в банке. – Поясни, – сказал Патель. – Он мой младший брат, бестолочь, проку от него никакого. И если б я не пообещал матери на смертном одре приглядывать за ним, он не пропивал бы все мои доходы. – А… – произнес Патель. – Похоже, ничего полезного мы здесь не узнали, – сказала Чандра. – Возвращаемся? – Проверяй его телефон, – сказал «Лунги».