Краем глаза Патель уловил движение. В следующий миг его ноги взметнулись в воздух, и он ударился задом о землю. Сержант выругался и стал отбрыкиваться. Противники отпрянули от него, как от взбешенной змеи. Вой и озлобленные крики со стороны Чандры. Патель осознал, что и сам кричит. – Пошли вон! Убирайтесь, сволочи! Но отступал при этом Патель, а наступали мужчины. Он потянулся за рацией, которой при нем не было, чтобы вызвать подкрепление, которое не явилось бы. «Я в Индии, в Индии», – сообщил пронзительный голос в голове. Нападавшие, почувствовав его неуверенность, снова бросились в атаку. Патель развернулся и устремился к тележке, перегородившей проулок. Торговец и покупатели давно разбежались. Перед внутренним взором вырисовывался серповидный тесак, наполовину зарытый в куче арбузов. Кто-то схватил его за щиколотку, кто-то потянул за рубашку. В груди жгло. Исступленно карабкаясь, расшвыривая томаты и лук, Патель добрался до арбузов. И – чудо – пальцы сомкнулись на рукояти тесака. Он развернулся и вскинул нож, словно Тор – свой молот. Положение сил изменилось. Явно обескураженные, нападающие подались назад и переглянулись в расчете на взаимоподдержку. Патель зарычал на них, повинуясь эмоциям субтропического накала. Противники ретировались по одной из миллиардов троп, теряющихся между хибарами. Сбитый с толку этим внезапным и благоразумным отступлением, Патель стоял с вознесенным к небу тесаком, точно герой из тех низкосортных фильмов, постерами к которым были украшены городские здания. Чандра… Патель обернулся. Она стояла спиной к нему, один из нападающих – прямо перед ней. Тишину прорезал вой. Чандра шагнула в сторону и опустила руку. Мужчина пятился, выл и тер глаза. Чандра убрала в задний карман что-то небольшое. Баллончик с перцовым спреем, догадался Патель. Такое работало безотказно. Потом он обратил внимание на второго, лежащего на земле без сознания. На лбу у него кровоточила рана. Чандра оглянулась и увидела спасающихся бегством налетчиков. – Хватайте их! – крикнула она Пателю. Сержант повиновался. С тесаком наперевес он бросился в погоню – по узким тропам, между хибар, где женщины, сидя на корточках, чистили лук или шелушили горох и глазели ему вслед. Пробегал сквозь темные лачуги. Кто-то из обитателей спал, кто-то просто маялся бездельем. – Простите, виноват, извините, – на бегу извинялся Патель. Женщина втянула ноги под плетеный поднос, на котором перебирала луковицы. Рядом дожидались, когда их расколют, несколько кокосов. Другая женщина укачивала ребенка; Патель услышал позади испуганный плач. Впереди мелькнуло синее лунги, белая рубашка, черные вьющиеся волосы. Мелькнуло – и скрылось из виду. Сержант все петлял между лачугами. В ушах отдавалось биение сердца, сливаясь с хриплым дыханием. Патель налетел на беглецов перед светофором, когда трущобы внезапно закончились у оживленного перекрестка. Пересечение трех главных дорог, нескончаемый гул сигналов. Сквозь пыльную завесу Патель увидел, почему беглецы вдруг замешкались. Дорожная полиция. Всего в нескольких ярдах, у обочины. Двое полицейских сидели во внедорожнике, и все их внимание было приковано к Пателю и двум хулиганам. – Полиция! – прокричал сержант. – Хватайте их! Он подскочил к ближайшему из беглецов и со второй попытки схватил его за ворот футболки. Краем глаза увидел, как его приятель выбежал на дорогу. Открылась дверца внедорожника, и на горячий асфальт ступил полицейский; массивное тело по инерции качнуло в сторону. Стиснув зубы, он устремился в погоню. Машины взвыли хором сигналов. Маневрируя среди машин и скутеров, патрульный догнал беглеца, зажатого между «Темпо» и автобусом. – Попался… Мимо на скутере прокатила беззаботного вида старушка и, безразличная к происходящему, попыталась протиснуться вперед, готовая рвануть с места и оставить позади весь прочий неуклюжий четырехколесный транспорт. Патель вновь переключил внимание на своего пленника, ужесточив захват. Тот, мыча и извиваясь, попытался ударить его коленом в пах. Сержант увернулся, но мужчина сумел вырваться. Патель не заметил удар – перед глазами вдруг все вспыхнуло, а затем затуманилось. Следующее, что он отметил, – это все та же старушка: она по-прежнему катила на своем скутере, но картинка перевернулась на девяносто градусов – камера опрокинулась набок. Скутер катился сверху вниз, мимо автомобиля, из окон которого таращился водитель. – Ну что за суета… Старушка покачала головой, глядя на него. Экран мигнул; на месте старушки возникло лицо Чандры. Ее рот беззвучно открывался и закрывался. Патель пошарил в поисках пульта, чтобы прибавить звук. И провалился во тьму. Глава 19 Патель держал в руке сломанные очки и разглядывал расплывающиеся городские пейзажи. Авторикшу трясло и качало; водитель словно и не знал о существовании каких-либо правил и окружающем трафике. Эта поездка, как и всё за время пребывания в Индии, на корню подрывала все его понятия о правильности. Тело содрогалось и подскакивало на каждой выбоине. Локоть пульсировал, в лодыжке похрустывало, в ушах звенело. В крохотном зеркале заднего вида маячила повязка на голове. В ней Патель не узнавал сам себя и невольно задумывался: а кто же он на самом деле? Изнеженный индийский мальчик, который добился серьезных результатов в крикете, а затем, в возрасте двадцати двух лет, внезапно был вышвырнут из спорта. Уход с поля из-за травмы, высвечивалось на табло, когда он уходил с поля, потирая запястье, равнодушный к боли. Он спокойно перенес операцию и физиопроцедуры. На время, думал он, это только на время… Затем в мозг просочилось слово навсегда, и боль засела глубоко внутри. Уход с поля из-за травмы навсегда. Несколько раз он одевался и брал биту, намереваясь пойти и проломить череп хирургу. Однако он был не таким. Он улыбался и благодарил его, благодарил хирурга, когда тот сообщил о неудачной операции на сухожилиях. Благодарил его. Улыбался ему. Эти гребаные приличия. Тоже мне английский джентльмен… Рикша резко повернул. Патель съехал вбок на скользком сиденье, налетев лодыжкой на металлический выступ. – Аккуратнее, – бросил он в бритый затылок водителя. Тот посмотрел на него в зеркало, как на диковинное бешеное животное. Патель снова взглянул на свое отражение и увидел в глазах дикий блеск, какого прежде не замечал. Ни разу за всю свою жизнь он не съезжал с катушек, даже на миг не превращался в диковинное животное. После травмы окружающие благосклонно отмечали его стремление собраться с духом. По совету матери Патель поступил на курс криминологии. Он был довольно возрастным студентом и не пользовался громкой славой. Никто на его потоке не интересовался крикетом. Это был обычный университет, где обучались множество ребят из рабочего класса. Патель не проводил с ними время. Уже не такой юный, чтобы напиваться, он все же любил выпить, но при этом ему хватало благоразумия, чтобы не ввязываться в споры и драки. Время от времени возле него появлялся какой-нибудь любитель крикета, но вскоре звезды в его глазах тускнели, и Патель превращался в обычного человека, притом довольно скучного. И позднее, на службе, которая заключалась в усмирении нарушителей порядка, он всегда полагался на подкрепление, четкие процедуры и стандартный набор фраз, адресованных пьяным хулиганам или агрессивно настроенным лицам. Он проходил курсы по мягким и эффективным методам задержания, и всегда – исключительно в присутствии напарника – все сводилось к ритуалу зачитывания прав. Коляска снова подскочила. Боль пронзила ушибленный локоть. Но это… Столь непредсказуемое безумие… Чандра варилась в этом каждый день, каким-то чудом обеспечивая порядок. Избирательно пользуясь или пренебрегая законом в соответствии с собственными понятиями о справедливости и морали. Шериф на необузданном Диком Западе, как из фильмов, которые Патель так любил в детстве. В действительности «Запад», откуда он был родом – законопослушная Англия, – являлся всего лишь мифом, в который верили богатые индийцы. Впрочем, местные нувориши были привязаны к Востоку, где бедность и беззаконие, жестокий фатализм и извращенная логика превращали целый регион в диковинное чудище, игравшееся низменными устремлениями Запада. Он оказался на необузданном Востоке. Ошеломляюще эксцентричном Востоке. Подслеповато щурясь и пошатываясь, Патель вошел в холл отеля. – Добрый день, сэр, – поздоровалась девушка-портье, совершенно равнодушная к повязке на лбу, кровоподтекам, грязной и потасканной одежде, ссадинам на локтях и запекшейся крови на колене. Она просмотрела записи на компьютере. – В семь за вами заедет машина. Сообщение от некоей Чандры. – Она не сказала, зачем? – Нет, сэр. Патель взглянул на телефон. Батарея сдохла. Поднявшись в номер, он поставил телефон на зарядку и стал ждать. Чандра отправила нападавших в тюрьму для последующего допроса, а его оставила на попечение двоим полицейским. Они перетащили его во внедорожник и доставили в больницу. Патель пришел в себя; затем его под восклицания медсестер подвергли осмотру, провели несколько тестов с целью убедиться, что мозг еще функционирует, устроили излишний переполох в связи с сотрясением. Затем две сестры наложили эффектную повязку. В конце концов его отпустили. Через несколько минут телефон подал признаки жизни. Голосовое сообщение от Чандры. – Мы отправляемся на прием. Будьте готовы к семи. Очередная вечеринка. Голова слишком сильно болела, чтобы думать. У него не было ни желания, ни средств, чтобы оценить свое продвижение по индийским джунглям. Чандра прорубала перед ним тропу, и он просто следовал за ней. По крайней мере, удалось избежать «совещания» с Раджкумаром. Преодолев соблазн улечься в постель, Патель отправился в ванную. Проверил время. Половина седьмого. Он влез в горячую воду и громко застонал. Он закроет глаза на десять минут, просто чтобы прийти в себя, успокоить разбушевавшиеся чувства. Всего десять минут. Затем у него будет двадцать долгих минут, чтобы втиснуть свое разбитое тело в костюм, свернутый и запрятанный в углу чемодана. Куплен еще в январе в «Топман». Немнущийся искусственный лен: его лучшее вложение двадцати фунтов. Патель предпочитал его двум «Армани», на которые он разорился во времена головокружительного, но скоротечного взлета в крикете. Он лежал в ванне; разум наконец-то освободился, и начали свое действие мощные индийские обезболивающие. Сердце колотилось в своей клетке, ломилось сквозь ушибленные ребра, превращалось в лягушку, пытающуюся выскочить из водяной ловушки. Маленькие перепончатые лапки толкались и прыгали по комьям в воде, топили во мраке неведомых созданий. Время выходило. Зловонная жидкость затекла в легкие, каждый вдох превращался в борьбу… Патель проснулся под звонок телефона и грохот кулака по двери. Голова качнулась вперед, подбородок коснулся воды. Стук отдавался в висках. Вода в ванне остыла. Пар собрался росой на поверхности плитки, и в том месте, где его касалась голова, сбегали струйки воды. Патель стал выбираться из ванны; поморщился от боли, выругался, сгреб телефон. Сара. – Алло? Она обрушила на него словесный поток. Патель ничего не мог разобрать сквозь грохот. – Погоди, не спеши… Взглянул на часы. Семь тридцать пять. Он торопливо обмотался полотенцем и открыл дверь. Чандра. – Повиси секунду, – сказал он в трубку. – Всё в порядке? – спросила Чандра. – Водитель пытался дозвониться до вас со стойки, но так и не дождался ответа. В итоге позвонили мне. Вряд ли вы могли быть где-то еще. Но, учитывая ваше состояние, я решила, что вы крепко спали. – Дайте мне две минуты. – Патель закрыл дверь. – Сара? – Может, я перезвоню попозже? – Голос звучал серьезно. В воздухе словно что-то нависло. Чандра вновь забарабанила в дверь, на сей раз еще громче. – Ох, подожди… Патель снова открыл дверь. – Встретимся на приеме у мэра, – сказала Чандра. – Ваше такси ждет перед входом. Водитель узнает вас по фотографиям из газет. Патель в который раз уже закрыл дверь. – Алло? – произнес он, однако Сара уже дала отбой. Вздохнув, сержант направился обратно в ванную. Снял повязку с головы и осмотрел рану. Засохшая кровь, небольшая припухлость. Он заклеил это дело пластырем и зачесал туда волосы, словно ничего и не было. Только завязывая галстук, Патель осознал, что Чандра надела сари. Он не мог вспомнить, как высоко располагалась линия талии, в какой мере был виден пупок, был он круглым или овальным, был живот соблазнительно подтянут или соблазнительно выдавался, была ли палу собрана на плече, обнажая часть груди под блузой, или благонравно ниспадала во всю длину, прикрывая ее, как одеяло, пряча под собой несметные сокровища… Пришлось ждать лишних пять минут – уже в костюме, волосы расчесаны и приглажены гелем, ботинки зашнурованы, – пока не спадет эрекция. Лишь на лестнице пелена вожделения (поверх тумана от приглушенной анальгетиками боли) немного рассеялась, и ему вспомнились слова Чандры. Она говорила о газетах. Под любопытным взором портье Патель подошел к стойке. – Есть вечерние газеты? – спросил он. – Да, сэр. Одна на тамильском, две на каннада. Английских еще нет. Патель взял три газеты и разложил на кофейном столике. Сел спиной к портье и принялся просматривать каждую поочередно. В кружевных дебрях тамильского и каннада он узнавал лишь собственное фото, загруженное бог знает откуда – вероятно, с какой-то страницы на «Фейсбуке». Снимок трехлетней давности – с пьяной улыбкой на лице он поднимает бокал эля перед неизвестным фотографом. Это было на вечеринке в Манчестере по случаю завершения спортивной карьеры. Патель не сдержал вздоха. В двух других газетах он был представлен в белой форме, идущим на подачу, – легкая походка, острые скулы и неподвижные глаза, сосредоточенный взгляд, губы поджаты. Фотография с его страницы в «Википедии». Патель отложил газеты. Он догадывался о содержании статей. Вероятнее всего, перекроенный репортаж Кадамбри из «Индиан». Оценки, гипотезы и надежды. Последнее совершенно безосновательно. К столику подошел худой, как скелет, мужчина. Качнув головой, он произнес: – Сэр, машина готова.