Лестница вела на второй этаж и в подвал. Патель поднялся на второй этаж и обнаружил там конторку, за которой сидела женщина, смотрела в учетную книгу и что-то подсчитывала на пальцах. Она подняла голову. – Хотите хорошую девушку? Затем взяла книгу в кожаном переплете и открыла перед Пателем. В свете настольной лампы его взору предстали фотографии полуобнаженных женщин. Он словно оказался у лавки мясника на фермерском рынке, не в состоянии выбрать из красно-розового многообразия свежей плоти. Патель закрыл альбом и отодвинул подальше. – Я разыскиваю белого человека. – Он кивнул на одну из завешенных кабинок. Доносящиеся оттуда звуки терялись на фоне музыки. – Полиция, – добавил он. – Полиция нам друг, – сказала женщина. – Хозяин – полицейский. Это объясняло поведение сутенера. Он распознал в Пателе полицейского, то есть причастного к бизнесу. Этим объяснялось также то, почему мадам так любезничала с ним. – Ага. – Патель кивнул с важным видом. Он не собирался открещиваться от дружбы с хозяевами. – Ждите, – сказала мадам. – Не мешать. Черта с два он будет ждать, пока Голдблум порет шлюху. – Приведите его, – сказал он, – сейчас же. – Минутку. – Мадам театрально вздохнула и скрылась в коридоре. Бритни допела свою песню, и музыка смолкла. Воздух наполнился безобразными стонами совокупляющихся людей. Шлюхи имитировали возбуждение. Клиенты брали сполна за свои деньги. Неудивительно, что музыка играла так громко и свет был таким тусклым, вопреки индийской привычке к слепящим неоновым лампам. Без музыки звуки монотонного мазохистического сношения были бы слышны и за стенами борделя. Наконец-то включилась очередная песня, «You Drive Me Crazy», милосердно приглушив агонизирующий хор совокуплений. Мадам вернулась в сопровождении громадных размеров мужчины. – Ты кто? – спросил тот, глядя исподлобья. Патель показал удостоверение. Это явно произвело впечатление. Громила осклабился, враждебности во взгляде как не бывало. – Скотленд-Ярд, – проговорил он, словно пробуя на вкус экзотическое слово. – Очень хорошо, – он кивнул на карточку. – Ваш министр – постоянный клиент, хороший человек. – Идите, – сказала мадам. – Нижний этаж. – Проводите меня, – сказал Патель. Он не горел желанием снова заглядывать за каждую шторку. Женщина неохотно повиновалась. Они вместе спустились на цокольный этаж. Патель остался ждать у «номера-люкс», где «обслуживали» Голдблума, в то время как мадам с достоинством шагнула за портьеру и заговорила на своем скорострельном наречии с девушкой внутри. В ответ донесся тонкий девичий голос. Боже правый, подумал Патель, сколько же ей лет? Мадам резко прервала разговор и с угодливой миной повернулась к Пателю. – Мистер нехорошо. Девочка боится, он просит деньги назад. Она хорошо работает. Не виновата. Что думаете? – Скажите, чтобы проваливала. Мне нужно увести его отсюда. – Иди, – бросила мадам за портьеру, словно обращалась со скотиной. Патель где-то читал об отличительных чертах склонных к убийствам психопатов. Там утверждалось, что очень часто их одолевало бессилие, когда доходило до межполовых связей. Впрочем, чтобы делать выводы об их гомосексуальных наклонностях, свидетельств и данных было недостаточно. Он собрался с духом и сдвинул шторку. Голдблум – голый, обвислый зад, круглое брюхо. Каким бы достоинством он там ни обладал, сейчас оно сникло и не подавало признаков жизни. Он поднял на Пателя влажные, опустошенные глаза. Пьяный, страдальческий взгляд. Министр, казалось, пребывал в прострации и не узнавал Пателя. Девушка тем временем приводила себя в порядок перед зеркалом. Поправила платье в блестках, волосы в стиле Эми Уайнхаус, обновила тушь. Она была прекрасна. – Фиранг не может. – Она брезгливо скривила ротик и помотала пальцем. – Я пытаюсь, но он… – Пожала плечами. – Koi faida nahi. – Затем обратила свой взор к Пателю. – Если хотите, я приду, ждите десять минут. – О, нет, – ответил сержант. В следующую секунду он осознал, что ведет себя неучтиво, отвергая девушку. «Да» было бы единственно правильным ответом, ибо кто мог отказаться от такого великолепия? А с британскими фунтами в кармане он был богатым человеком. – Нет, – повторил Патель, как будто самому себе. Мадам пожала плечами. – Берите его. Идите. Пателю пришлось повторить трижды, прежде чем Голдблум наконец отреагировал. Затем, к его облегчению, поднялся. – Надеюсь, вы не держите здесь несовершеннолетних? – спросил сержант, дожидаясь, пока Голдблум оденется. Лицо мадам озарилось благонравной улыбкой. – О, нет, не меньше пятнадцати лет. Эта девушка очень хорошая, уже почти шестнадцать. По прибытии в отель они поднялись в номер Голдблума. Патель взял его ключ-карту; министр тащился за ним. Было в этом что-то дикое, граничащее с фарсом. Он, простой сержант, вынужден выволакивать министра иностранных дел из борделя в трущобах Гоа, пьяного, обкуренного до животного состояния. От злости у Пателя тряслись руки, и он никак не мог попасть ключ-картой в прорезь. Тяжелый, влажный зной Гоа распалял еще сильнее, и Патель материл весь белый свет. Когда наконец загорелся зеленый светодиод, он замолчал и толкнул дверь. Затем прошел прямиком в ванную и сунул голову под холодный душ. Нужно было в буквальном смысле с холодной головой подойти к разрешению ситуации, разобраться с пьяным в стельку, обкуренным до скотского состояния стереотипным политиком, каковым оказался Голдблум. Ко всему прочему, еще и педофилом. Патель услышал, как Голдблум рухнул на диван. Из комнаты донесся его голос: – Не посмотрите, в холодильнике есть виски? Патель вышел из ванной, вода еще стекала по его шее. Номер был втрое просторнее его собственного, а на кровати могли свободно улечься четверо. Голдблум сидел на диване, развалившись в обе стороны, заполнив собой все свободное место. – Вы пойманы с поличным, приятель, – объявил Патель. – Лучше бы вам протрезветь и ответить на пару вопросов. Голдблум таращился на него, как золотая рыбка. Не особенно удивленный, но раздражающе самодовольный. Патель шагнул к дивану, ухватил министра за плечи и поволок в ванную, кряхтя от натуги. Впихнул Голдблума в душевую кабину, открыл кран. Холодная вода ударила Голдблуму в лицо. Он давился, захлебывался и пыхтел, однако не сопротивлялся. Его шмотье с Сэвил-роу пропитывалось водой. Через какое-то время в выражении лица министра появились признаки жизни. Голдблум разделся, встал под душ, намылился. Патель оставил его одного, но встал у двери, стараясь держать гнев в узде. Голдблум вытерся насухо, облачился в пахнущий жасмином халат и вновь занял середину дивана. – Полагаю, вы узнали, что я был Бангалоре в ночь убийства, – проговорил он вновь тем чеканным голосом, какой запомнился Пателю с их встречи в аэропорту. Сержант кивнул. – Объяснитесь? – Да, конечно. Хоть это и не укрепит мою репутацию крепкого парня. И наверняка подорвет впечатление истинно английской выдержки, какое я производил после развода, как бы уверенно ни справлялся с этим, с каким цивилизованным… – Мне до жопы ваша репутация, – прервал его Патель. – Отвечайте на вопрос. – Следите за языком, молодой человек, – сказал Голдблум. Сержант не верил своим глазам. Министр доковылял до холодильника, достал бутылку виски, налил в два стакана. Вернувшись на диван, глотнул виски, почесал подбородок, вздохнул и начал по новой: – А факт в том, что одиночество меня убивало, я отчаянно тосковал по Сабе. Могло показаться, что я в порядке, но это было не так. Я очень тяжело переживал расставание. А потом она так скоро сошлась с этим теннисистом… С таким молодым… И обручилась с ним. И, что хуже всего, она выглядела счастливой. Нет, мы не общались. Я следил за ее жизнью в газетах, в «Твиттере», в «Фейсбуке». Стыдно признаваться, но я создал фейковый аккаунт под именем одной ее знакомой в Лондоне. Знакомая связана с королевской семьей, так что Саба не проигнорировала бы такую заявку. Я скачал фотографию из интернета. Конечно, у нее уже был аккаунт, поэтому я просто изменил одну букву в фамилии. – Казалось, Голдблум был доволен своей изобретательностью. – Что за имя? – спросил Патель, доставая блокнот и ручку. – Таллула Спенсер, – ответил Голдблум. – Я написал через «э». Саба так и не заметила. Патель записал имя. – Я следил за каждым ее шагом. Проверял ее страницы в «Фейсбуке» и «Твиттере» за завтраком, обедом и ужином и еще раз перед сном. И заодно страницу ее жениха. – Голдблум как будто сплюнул на последнем слове. – Таким образом я держал себя в узде и даже гордился тем, что могу этим ограничиться. Господи, это было ужасно… Я стал больше есть, чтобы подольше просиживать на их страницах и быть в курсе, если в это время кто-то из них обновит статус или опубликует очередной пост. Тогда-то и пошли слухи о моем здоровье. Просто потому, что я немного запыхался, поднимаясь по ступеням в Вестминстер, а рядом ошивался этот журналист из «Сан», будь он… – Ближе к делу, – перебил Патель. – Двадцать третьего я был в Дели. Сама мысль, что она так близко, в Бангалоре, а я ничего не могу сделать, сводила меня с ума. Я знал по «Твиттеру», что Саба участвовала в каком-то благотворительном приеме под эгидой местного политикана. И в своем статусе в «Фейсбуке» писала, как она запиналась, пока вела викторину для знаменитостей. А еще через несколько часов опубликовала фото криво припаркованной машины у своего дома. Между тем Фредди у себя на странице поместил селфи с членами команды по Кубку Дэвиса, благодарил спонсоров, какую-то там сеть отелей, за размещение на время зимних сборов… И там был комментарий: «Ты в Калькутте? Как насчет выпить?» Фредди ответил: «Ха-ха, только если сока. Заглядывай, я здесь до второго». Вот как, подумал я. Он оставил Сабу одну на Рождество. Конечно, она мусульманка, он индус, детей нет, и они в Индии, какое к черту Рождество… Голдблум мрачно уставился на ковер. Патель ждал. – Остаться на Рождество в Британии, когда все, от принца Гарри до моего швейцара, собираются семьями, едят гуся и играют в «Скрэббл»… Это было выше моих сил. Меня, конечно, приглашали из жалости тетушка Донна и дядя Роб, и кое-кто из друзей звал присоединиться. Я поддался мимолетному порыву. Позвонил тетушке и сообщил, что у меня поменялись планы и я не приеду. Я просто взял билет до Бангалора. Нервы у меня звенели. Я ни на секунду не задумывался над своим решением. Каковы шансы, что Саба окажется дома? Что если ее уже нет в городе? Да, она была там, когда я видел фото с машиной и твит о благотворительном приеме. Она могла вылететь на Гоа в тот самый момент, когда садился мой самолет. Я, как одержимый, обновлял страницы соцсетей. Ничего. В конце концов стюардесса заставила меня выключить телефон. Самолет приземлился около шести. Я снова зашел в «Фейсбук» и понял, что она дома. В общем-то, скучать ей не приходилось. Оказалось, к ней приезжала полиция. Саба заметила, как по кокосовой пальме рядом с домом карабкается грабитель. Она наорала на него, и тот сбежал. Но шеф полиции лично заглянул к ней, чтобы все проверить. Кокосовая пальма… – Голдблум покачал головой. – Как вам такое? В восемь я приехал к ее дому. Она как раз… – Секунду, – прервал его Патель. – Как вы узнали ее адрес? – Это было нетрудно. Я попросил ее адрес месяц назад, от имени Таллулы. Написал, что хочу отправить подарок по случаю помолвки. – Отправили?