– Что? – Подарок. – О, нет. «Говнюк», – подумал Патель. – Продолжайте, – сказал он вслух. – В общем, Саба никак не ожидала меня увидеть. Но не особо возмущалась. Все-таки мы расстались друзьями… А вот я разрыдался. Она посочувствовала мне, отменила планы на вечер. Мы заказали еды. Вы пробовали здешнюю китайскую еду? Лучшую китайскую еду готовят в Индии. Я вам говорю, как министр иностранных дел на службе… – Итак, вы заказали еду. – Да, и выпили немного «пепси». Ни капли алкоголя. На этот счет Саба соблюдала запреты религии. – Так. Что потом? – Потом ничего. Я попросился лечь к ней в постель. – Она позволила? – Нет, я довольствовался диваном. Никаких интрижек. Впрочем, она разок обняла меня. – Потом? – В общем, проснулся я уже с холодной головой. Ушел еще до рассвета, вызвал такси из тех, что приезжают в считаные секунды и везут тебя очертя голову. – Подождите. Вы ушли на рассвете? Она была… – Я думал, она в туалете, ясно? Мне хотелось улизнуть прежде, чем Саба выйдет и закатит скандал. Потому что она любила первым делом с утра закатить скандал. Достать тебя, пока ты беззащитен. Голдблум покачал головой. В глазах его блестели слезы. – Я думал, у нас был шанс… Такой вот я наивный. Думал уйти, пока все было хорошо. Хотел связаться ней после рождественских выходных. Я был так счастлив… Знали б вы, сколько раз я корил себя за это. Если б я остался, если б проверил… Я мог просто сказать: «Ты в уборной? Я ухожу, милая». – Хотите сказать, вы отключились? Не слышали, как она выходила или кто-то входил? – Ничего. От слова «вообще». Что бы там ни случилось, ума не приложу, как я не проснулся… Не знаю. Я даже не был пьян. Впрочем, сплю я крепко. Хоть кокос мне на голову роняйте, не шелохнусь. И я так долго страдал от бессонницы… Увидеть ее, снова окунуться в ее запах, пусть даже на миг – я впал в блаженный ступор… Почему она не разбудила меня? Может, и пыталась… Мне снятся кошмары, в которых Саба царапает меня, пытается разбудить, а я дрыхну, как мертвец. Только вот я жив, а она… Патель ждал. – Будь у меня малейшее подозрение, я бы не засыпал. Хлопал бы себя по щекам, вставил бы спички в глаза… – В котором часу примерно вы уснули? – Где-то в полночь. Когда я задремал, залаяла собака, и Саба сказала: «Эта тупая псина всегда лает в полночь». Я еще улыбнулся, потому что она любила собак. Даже если они лаяли в полночь, ей это не мешало. – То есть у вас нет алиби в промежутке с семи часов двадцать четвертого до пяти утра двадцать пятого? Голдблум молча помотал головой. – И вы утверждаете, что были с Сабой Хан все время, хоть и не можете сказать, где она была в тот период с полуночи, когда вы уснули, и до пяти часов, когда вызвали такси? Голдблум кивнул, глядя себе под ноги. – Установлено, что мисс Хан была убита в период с одиннадцати до трех, судя по содержимому ее желудка. – О, не говорите этого… – Министр обхватил голову и простонал. – Не говорите о ней так, будто она труп какой-нибудь. – Саба Хан мертва. Убита. И вы умолчали о месте вашего пребывания в ночь убийства. Это важные сведения, мистер Голдблум. Вы были на месте преступления. Тот поднял голову и открыто рассмеялся. – Я теперь что, подозреваемый? Даже в индийской полиции не найдется такого идиота, который заподозрил бы во мне убийцу. – Даже в индийской полиции? Радуйтесь, что имеете дело со мной, мистер Голдблум. Индийская полиция за шкирку отволокла бы вас за решетку, где вы признались бы во всех убийствах, включая убийство Субхаса Чандры Боса[44]. – Вы всерьез верите в эту срань? Патель пожал плечами. – Индийская полиция или английская, все мы работаем с фактами. А факт в том, что вы солгали и попались. У вас нет алиби в ночь на двадцать пятое. И у вас был мотив. Вы могли обставить все по сходству с предыдущими убийствами. Я не говорю, что вы убили всех. Возможно, только мисс Хан. Но согласитесь, это очень удобно. Голдблум, казалось, потерял дар речи. Пателю хотелось поиздеваться над ним. Полиция и психологи обеих служб уже установили, что Саба Хан была убита тем же человеком. Кроме того, если Голдблум хотел убить бывшую жену, зачем заманивать ее в какие-то конюшни, где его могли заметить? Почему бы просто не порешить ее прямо в постели? В конце концов, он попал к ней домой. Но Патель решил надавить посильнее. – Как вы докажете свою невиновность? Голдблум на минуту задумался. Затем глаза его просияли. – Конечно, – сказал он. – Спорим, вы не найдете моих отпечатков в конюшне. – Перчатки, – парировал Патель. – Наверняка там есть видеонаблюдение. Это же часть ипподрома, так? – Есть, но вместо камеры там просто муляж. – Но откуда мне знать, как надевать на женщину сари? – Вы были женаты на женщине из Индии. – Хорошо, вы меня арестуете, – сказал Голдблум. – Через пару часов я выйду. У меня есть алиби по каждому из этих убийств. А пока вы почиваете на лаврах, он убьет еще кого-нибудь, этот ваш приятель. И на сей раз это будет нечто особенное. Он сотворит что-нибудь мерзкое, и вы заплатите за это, Патель. Это конец вашей карьеры, пресса вас уничтожит. Патель задумался. Порядок действий очевиден. Ему следовало арестовать Голдблума. Он был единственным, кто имел непосредственное отношение к одному из убийств, единственной рыбиной в их сетях. При этом Голдблум явно говорил правду. Кроме того, он не знал о похищении Кадамбри. Патель просмотрел в самолете вечерние газеты; новости о журналистке не разошлись за пределы Карнатаки. Первые полосы были отведены под предвыборную гонку, развод голливудской актрисы и вылет индийской команды из Мирового кубка. Сержант принял решение. По существу, он не имел полномочий определять, виновен ли Голдблум. Оставалось полагаться на интуицию, но, черт возьми, он в Индии. Здесь все дозволено. – Ладно, – сказал Патель. – Убирайтесь в Лондон ближайшим рейсом. Больше никаких шестнадцатилетних потаскух. – Я бы… – начал Голдблум. Сержант отвел здоровую руку, сжал кулак и зарядил Голдблуму в мясистый подбородок. Тот взвыл и рухнул на пол, схватившись за челюсть. – Презент от Скотленд-Ярда, – сказал Патель и вышел. Глава 26 Пока самолет катил по рулежке, Патель включил телефон. Всего одно голосовое от Чандры. Глухим голосом, лишенным какой-либо окраски, словно она констатировала избитый факт: «Нашли ее». Следуя указаниям Чандры, он добрался до места на машине. Бридж-роуд была оцеплена. Перед ограждением толпились люди. Несомненно, новости распространялись стараниями болтливых копов. Ему не пришлось доставать удостоверение: полицейские, охранявшие оцепление, и так узнали его. Неудивительно – слава его опережала. Теперь уже дурная слава. Какой-то идиот, наверняка Раджкумар, впустил прессу за оцепление. Пателя обступили журналисты, засыпая вопросами и пихая микрофоны под нос; один даже стукнулся ему о подбородок. Вопросы звучали в основном провокационные. «Полагаете, это ваш промах, мистер Патель?»; «Считаете, вы не уберегли Кадамбри?» Сержант молча продвигался вперед. Репортеры становились все настойчивее, они практически висли на нем. «Вы чувствуете за собой вину?» «Ее кровь на ваших руках, Патель?» Он чувствовал себя как мистер Исключительный, мультяшный супергерой, пойманный в подводном логове своего заклятого врага, называющего себя Синдромом. Он пытается бежать, но его обстреливают черными пузырями, которые липнут к нему, растут и тяжелеют. Облепленный пузырями, мистер Исключительный переходит на шаг, затем ползет на четвереньках, падает и в конечном счете сдается. Патель испытывал то же самое, прокладывая себе путь к сводчатому зданию в конце Бридж-роуд. Так и не проронив ни слова, вконец изнуренный, он добрался до следующего оцепления вокруг Оперного театра. Туда репортеров уже не пускали, и копы держали наготове дубинки. Чандра дожидалась у входа. – Что тебе известно? – спросил Патель. – Не больше твоего. – Ты ее видела? – Да, – Чандра отвела взгляд. – На этот раз все иначе. Пока оставалось лишь догадываться, что она имела в виду. Патель шагнул за тент, натянутый перед входом и призванный заслонять двери от всевидящих объективов. Он стал натягивать перчатки. Желудок протестовал. Тогда, в Дейлсе, Патель ждал за кухонным столом в обществе учтивого старика, в то время как полиция не особо спешила. Он молился. Пожалуйста, никогда больше. Какие только мерзости не рождает человеческий ум… Закоулки разума. И какое отношение имеет к этому гендер? Хотя власть над беззащитными развращала лучших из мужей, ему и в голову не пришло бы назвать Кадамбри беззащитной. Или из того, что он вычитал о ней в прессе, Сабу Хан. В тот вечер в сонной деревушке Тирск он молился и надеялся, что Господь услышит и вознаградит его молитвы. – Чем быстрее, тем лучше, – шепнула Чандра.