Патель осознал, что замер с натянутой наполовину перчаткой. Некогда величественное строение теперь было заброшено. У входа и в коридоре выстроились полицейские с каменными лицами. На всех были защитные костюмы или их подобие. Вокруг суетились рабочие, таскали лампы, наспех устраивали освещение. Пришлось подождать, пока протянут кабели. – А почему Оперный театр? – спросил Патель. – Потому что это он и есть. Старый оперный театр. Принадлежал радже. Потом каким-то образом оказался в собственности некоего Н. С. Рама. Тот умер в пятидесятом. Правительство хотело выкупить здание ради культурного наследия и даже выкупило. Правда, ненадолго: наследники затеяли судебные тяжбы. Никто не может прикоснуться к нему, пока стороны не достигнут компромисса, при этом все только и мечтают снести его к чертям и выстроить бизнес-центр в несколько этажей. Во всем Бангалоре не найдется недвижимости дороже. Им дали знак, что можно входить. В зале светили мощные прожекторы, хоть ставни на окнах были открыты. Кабели тянулись через окна наружу, к питающим генераторам. Перед сценой полукругом тянулись ярусы сидений в красной бархатной обивке, изъеденных молью. Всюду лежал слой пыли, копившейся здесь годами. На сцене возилась женщина в белом халате и шлепанцах, снимая отпечатки. Когда она захлопнула металлический кейс, звук гулким эхом разнесся по залу. Женщина выпрямилась, подняла тяжелый ящик и направилась к выходу, взбивая клубы пыли ребристыми подошвами. Патель обвел взглядом сцену: одни лишь декорации. На заднем плане, завешенная полиэтиленовой пленкой, стояла статуя тантрической богини. Сквозь пленку сержант смог лишь различить женскую фигуру и ее атрибуты, обмазанные пестрыми маслами и выложенные цветами. Слишком вульгарно. Такое украшательство не укладывалось в его представления об «оперном театре» в традиционном смысле. Впрочем, искусство, подобно кухне, вбирает в себя элементы множества культур. Патель недоумевал, почему женщина снимала там отпечатки, и повернулся спросить Чандру, но та была вовлечена в разговор с офицером, из которого он сам ни слова не понимал. Тела не наблюдалось ни на сцене, ни между рядами. Тогда зачем криминалистам снимать отпечатки с декораций? Патель оставил Чандру и, спустившись по центральному проходу, вспрыгнул на сцену. Затаив дыхание, дрожащей рукой сдвинул полиэтиленовую пленку. Он полагал, это декорация, как традиционные плакаты, знакомые из школьного курса по индуистским религиям или из больших иллюстрированных книг о тантрических богинях. Однако то, что предстало его взору, не было ни плакатом, ни объемной росписью. На возвышении в короне и с музыкальными инструментами в руках, увешанная гирляндами из сандала и в окружении цветов, стояла Кадамбри. Подобно своим предшественницам, она была облачена в красное сари. Во лбу отверстие. На этом сходство заканчивалось. Она была вздернута на колесо от телеги и пригвождена к нему. «Сосредоточься на деталях, – сказал себе Патель. – Ищи намеки на личность убийцы». Чандра поднялась на сцену, и некоторое время они молча взирали на представленное им зрелище. – Что известно о колесе? – спросил Патель. Деревянное, порядком изношенное, железные валы ржавели без дела. – Со старой гужевой повозки. Смотритель говорит, оно пролежало здесь лет пятьдесят, с тех пор как оперу свернули и здесь начали ставить пьесы полупрофессиональные труппы. На английском, каннада, тамильском… Шиваджи Ганесан поставил здесь «Гамлета». Тут повсюду свален реквизит, греческие колонны из папье-маше, драпировки, велосипеды, все что угодно… Колесо было прислонено к дальней стене. На выцветшем бархатном полотне лежали пурпурно-красные цветы. Кадамбри упиралась стопами в пластиковый стул, словно стояла на нем. К ее левому предплечью была привязана веревкой тамбура[45], и представлялось, будто она держит ее. Правая рука поднята, средний и безымянный пальцы согнуты – вероятно, в стремлении придать ей облик богини, дающей благословение. – Он сломал ей пальцы, чтобы оставались в таком положении, – сказала Чандра. К кисти были привязаны несколько пальмовых листьев. Пателю вспомнились иллюстрации к древним легендам: Валмики диктует Ганеше текст «Рамаяны», и тот записывает на пальмовом листе обломком своего бивня. Скомканное пуховое покрывало возле ног, вероятно, призвано было прикрыть пластиковый стул. Патель присмотрелся. Или это перья? – Мертвый набитый лебедь, – пояснила Чандра. – Топорная работа. Шея была изогнута, голова и клюв зарылись в перья. – Мы связались с парками и заповедниками в окру́ге и даже в соседних штатах – возможно, им что-то известно о пропавшем лебеде. – Если это чучело, почему бы не обратиться в музей естественной истории? – спросил Патель. – Почему парки и заповедники? – А ты возьми – и сам увидишь. Патель обхватил лебедя ладонями и поднял. Это напомнило ему походы в ручной зоопарк в детстве. Ощущение перьев и шерсти иных теплокровных созданий. Разве только этот лебедь был мертвым, околевшим. Перья на ощупь были мягкими и настоящими, но глаза выглядели странно. Патель понял, что они высохли и потеряли блеск. Настоящие глаза, не из стекла. Он ощутил сырость сквозь латекс перчаток. Перевернул лебедя и почувствовал запах разложения. Желудок скрутило, и Патель скривил лицо. Он прощупал живот лебедя: грубые стежки. Хлопковая нить обтрепалась, плоть сморщилась. Через швы проглядывала солома. На носок ботинка ему капнула вязкая жидкость. Патель вернул лебедя на место. – Но каким образом он поднял ее? – задумалась вслух Чандра. – Даже здоровому, крепкому человеку такое непросто провернуть. И почему не видно следов борьбы? – Внушил ей страх перед богами? Возможно, он обрядил ее, заставил подняться на стул и привязал, прежде чем… – Патель указал на отверстие во лбу. Этим ограничивалось все изящество. Теперь не было матраса, соломы, подушки или песка, чтобы впитать содержимое черепа. Ошметки мозгов запачкали волосы, стекли по спине и на спицы колеса. На полу собралась лужа сгустившейся крови вперемешку с мозговым веществом, просочилась в старые доски. Патель отступил на шаг. – Аккуратнее, – предупредила Чандра. – У меня здесь нога провалилась. Она указала на участок пола. Дыра была теперь отмечена куском желтой сигнальной ленты. От одного вида босых ног Кадамбри сводило внутренности. Возможно, она молила его, когда поднималась на стул? Или обещала молчать, обещала секс, угрожала, перечисляла знакомых в полиции, высокие чины, которые начнут охоту на него, чтобы поквитаться? Говорила, что ее друг выследит Джентльмена и порвет на куски? Ирония, да и только. Богиня, которую она воплощала собой, в мгновение ока отделила бы голову Джентльмена от туловища. Но Кадамбри, с ее хипповыми рубахами и тягой к курению, оказалась более чем смертной… Голос Чандры прервал его раздумья. – Мы выясняем, какие машины заезжали сюда за последние сутки. Патель заметил тонкую струйку спекшейся крови, сбегающую от грязной стопы Кадамбри и через край стула. – Ты это видела? – спросил он Чандру. – Должно быть, она наступила на гвоздь или щепку. Расцарапала ногу. Не исключено, что она ходила босиком и в его логове. Тогда мы, возможно, получим какие-то результаты после экспертизы. – Только если заполучим команду американских криминалистов, как заполучили тебя. Наши эксперты как медведи в лесу. Собственное дерьмо не распознают, даже если вступят в него. – И все-таки… Чандра вздохнула и склонила голову. – Я, конечно, все перепроверю. Только им придется сдать собственные отпечатки, всей команде. Ведь перчатки никто не надевал. Патель страдальчески скривил губы. Чандра протянула руку. На ладони лежал скомканный клочок бумаги. – Я приберегла это для тебя. Боюсь, Раджкумар увидел его раньше меня. – Где ты это нашла? – Был зажат в кулаке Кадамбри. Патель развернул бумажку. Посыпался дактилоскопический порошок. Надорванный листок в синюю линейку. – Порвался, пока мы пытались вынуть его, – сказала Чандра. – Но это все, что было. Патель прочел. Патель. Боюсь, вы единственный, кто способен разглядеть. Он зябко поежился, несмотря на зной и влажность. Казалось, убийца продолжал разговор, который завел с Пателем, – как старые друзья возвращаются к теме, которую обсуждали в прошлую встречу. – Писала, вероятно, Кадамбри. Мы отправили снимок ее другу для подтверждения. – А бумага? – Из школьной тетради, можно купить где угодно. Патель еще раз взглянул на тело. Руки привязаны веревками к спицам. Талию перехватывает пояс, притянутый сзади к ступице колеса. На голове тиара, украшенная искусственными самоцветами – немного съехала набок. – Смотритель говорит, такие сотнями лежат в коробках. Хотя ее можно купить и в любом магазине. Тиара была старая, вся в трещинах, выполнена из металла. Пателю вспомнилась его племянница, одержимая диснеевским «Холодным сердцем». Всякий раз, когда он приходил, девочка требовала нарядить ее в костюм Эльзы, включая тиару и блестящие туфельки. В свои три года она решила, что только так и следует одеваться в повседневной жизни. Платье королевы Эльзы с тиарой было для нее столь же неотъемлемо, как волосы и кожа. Они отвернулись, чтобы больше не видеть постановку, приготовленную специально для Пателя. «Ох, и все это ради меня, – звучал голос в его голове. – Это уж слишком, не стоило…» Чандра кивнула группе женщин-полицейских – те ждали, пока Патель осмотрит тело Кадамбри. Теперь они могли снять ее с колеса и избавить от божественных атрибутов. Сержант заметил среди полицейских знакомую фигуру. Раджкумар. Вид у шефа был взвинченный. Чандра проследила за его взглядом. – Это еще не всё. Раджкумар устраивает еще одну пресс-конференцию. – Слишком рано. – Почему? – Нужно обсудить, что вообще мы можем рассказать прессе. Посоветоваться с доктором Бреннером и доктором Динешем. Может, найдется способ как-то спровоцировать его, заставить раскрыться… – Ты не понимаешь, Патель. До твоего появления люди роптали. Богатые и влиятельные были обеспокоены, что их женщины, возможно, в опасности. Утром, когда ты прилетел, была убита четвертая женщина. Не прошло и трех дней, как их стало пять. Темп нарастает. У убийцы в распоряжении сколько угодно времени, пока мы завалены работой. Мы не знаем, где искать, и потому ищем повсюду. Раджкумар сейчас в таком напряжении… я ни разу не видела, чтобы он так потел. Ему необходимо задобрить богачей. И прессу. Теперь жертвой стала одна из них. Они готовы на куски нас порвать. Премьер-министр вынужден выступать с заявлением в прессе и выражать доверие к нам. Моди летал вчера в Нью-Йорк и устраивал там представление – слезливая речь в болливудском стиле. Аудитория и пресса набросились на него с вопросами о нашей неспособности выследить Джентльмена. Они там думают, что станут следующей целью. Многие из их женщин каждую зиму навещают родных в Индии. Боюсь, ситуация накаляется. Раджкумар надеется на эту пресс-конференцию. Он даже пригласил Би-би-си и «Рейтер». – Чего он хочет этим добиться? – Спасти свою шкуру. Он больше десяти лет шеф полиции. В нашем деле это не один срок. Он знает, как себя вести. Боюсь, тебе это не понравится. – Мне? – Я так думаю. Козел отпущения… Если что-то пойдет не так, все камни полетят в тебя. А если Джентльмена поймают, он припишет это себе. Ты окажешься в полной жопе, а он станет героем. – Гадство, – произнес Патель.