– Мать Ларри была созависимой, – наконец заговорила Виола. – Да, она была жертвой его отца, но добровольной. То есть у нее, как и у отца, были проблемы с психикой. А Ларри никак не мог совместить в своем сознании любовь и уважение к матери с ее желанием быть битой – до определенной степени, конечно. Тут Холли поняла, о чем идет речь, она не хотела слушать дальше, но выбора не было. – Джим много времени посвящал Ларри. Я имею в виду, помимо уроков английского. В итоге Ларри ему открылся. Вряд ли кто-то другой мог рассчитывать на доверие мальчика. Джим организовал для Ларри консультации с доктором Лансингом – психологом, который по совместительству работал в школьном округе. Дело вроде пошло на лад, Ларри старался разобраться в себе и понять свою мать. А потом, пятнадцатого мая прошлого года… Столько времени прошло, даже не верится… Ларри Каконис взял пистолет из коллекции отца, зарядил и выстрелил себе в рот. Холли дернулась. Она ощутила удар, даже два, почти физически. Сначала она содрогнулась при мысли, что тринадцатилетний мальчик покончил с собой, хотя впереди его ждала целая жизнь. В таком возрасте самая маленькая проблема кажется трагедией и приводит в отчаяние. Холли вдруг стало больно за Ларри Какониса. А еще на нее навалились обида и злость за него: у мальчика даже не было возможности осознать, что жизнь, если положить все на весы, предлагает больше радостей, чем печалей. Но больше всего Холли потрясла дата самоубийства Ларри. Пятнадцатое мая. Год спустя пятнадцатого мая Джим Айронхарт в первый раз совершил чудо: в тот день он спас Сэма и Эмили Ньюсам. Спас от рук убийцы-психопата Нормана Ринка. Холли просто не могла усидеть на месте. Она поднялась и подошла к Виоле. Они стояли на краю террасы и вместе наблюдали за бегающими по лужайке белками. – Джим винил в случившемся себя, – сказала Виола. – В смерти Ларри Какониса? Но почему? Ведь он не виноват. – И все равно он винил себя. Такой уж он человек. Но, даже зная Джима, его реакция показалась мне чрезмерной. После смерти Ларри он потерял интерес к работе. Перестал верить, что можно изменить жизнь к лучшему. Джим многого добился на своем поприще. Любой учитель мог ему позавидовать, но этот промах, трагедия с Ларри, его подкосил. Холли вспомнила, как Джим выхватил маленького Билли Дженкинса из-под колес мчавшегося с холма пикапа. Вот уж что не назовешь промахом. – Он впал в депрессию и никак не мог выйти из этого состояния. Мужчина, с которым Холли познакомилась в Портленде, не выглядел подавленным. Да, он казался загадочным или даже замкнутым, но он постоянно улыбался, и вообще с чувством юмора у него был полный порядок. Виола отпила лимонада. – Забавно, теперь будто кислит. – она поставила стакан на бетонный пол и вытерла влажную ладонь о слаксы. – А потом… Потом Джим изменился. – Изменился? В каком смысле? – Замкнулся в себе. Начал заниматься восточными единоборствами. Тхэквондо. Многие ими увлекаются, но это совсем не в его духе. Да, совсем не в духе Джима Айронхарта, с которым познакомилась Холли. – И он не просто увлекся, – говорила Виола. – Все оказалось куда серьезнее. Каждый день после уроков Джим ехал на тренировку в Ньюпорт-Бич. В него будто бес вселился, я начала за него беспокоиться. Поэтому, когда он сорвал джекпот, мне даже полегчало. Шесть миллионов долларов! Повезло так повезло! Выигрыш мог изменить его жизнь, помочь выйти из депрессии. – Но этого не случилось? – Нет. Казалось, Джим не удивился и даже не обрадовался. Он бросил работу, переехал из квартиры в новый дом… И еще больше отдалился от своих друзей. – Виола посмотрела на Холли и улыбнулась. – Вот почему я так обрадовалась, когда вы сказали, что он ваш брат. То есть вы его сестра, о существовании которой он даже не подозревал. Может, вам удастся помочь Джиму и сделать то, на что оказался неспособен выигрыш в шесть миллионов долларов. Холли снова стало совестно за свой обман, она покраснела, но понадеялась, что Виола примет краску стыда за румянец смущения. – Да, будет здорово, если получится. – У вас получится, я уверена. У него никого нет (по крайней мере, он так думает), и в этом тоже проблема. Но, обретя сестру, он больше не будет так одинок. Поезжайте к нему сегодня же, лучше прямо сейчас. – Я так и сделаю, но чуть позднее, – покачала головой Холли. – Хочу сначала собраться с мыслями, набраться уверенности в себе. Только не рассказывайте ему обо мне, хорошо? – Конечно, дорогая, я ничего ему не расскажу. Это ваша привилегия, кому, как не вам, принести ему радостную весть? Холли улыбнулась, только улыбка была фальшивой, точно пластмассовые губы, которые наклеивают на Хеллоуин. Спустя еще пару минут, уже у парадной двери, Виола положила руку на плечо Холли. – Не хотелось бы вас обнадеживать. Вытащить Джима из депрессии – задача не из легких. Сколько его знаю, в нем всегда чувствовалась затаенная печаль. Как клеймо, которое ничем не вывести. Собственно, это неудивительно, если вспомнить, что случилось с его родителями. Джим ведь осиротел, когда ему было всего десять лет. Холли кивнула: – Спасибо. Вы очень мне помогли. Виола порывисто обняла и поцеловала Холли в щеку. – Жду не дождусь, когда вы вместе придете ко мне на ужин. Представьте: тамале с молочной кукурузой, черная фасоль и рис с халапеньо – такой острый, что пломбы в зубах расплавятся! Холли было приятно и в то же время совестно. Здорово познакомиться с женщиной, рядом с которой с первой минуты чувствуешь себя как племянница с любимой тетушкой, но как же стыдно выдавать себя за совершенно другого человека. Всю дорогу к взятой напрокат машине Холли поносила себя на чем свет стоит. В этом она была мастер – за двенадцать лет в новостной редакции бок о бок с репортерами она научилась так выражаться, что могла получить первую премию в конкурсе сквернословия, даже если бы ее конкурентом был самый отпетый матерщинник с синдромом Туретта. В «Желтых страницах» Ньюпорт-Бич нашелся только один адрес школы тхэквондо. Она располагалась в торговом центре на Ньюпорт-бульвар между магазином-складом штор и пекарней. Школа называлась «Додзе». В переводе с японского – место, где проходят тренировки, соревнования и аттестации в боевых искусствах. С таким же успехом можно было назвать ресторан «Рестораном», а магазин одежды «Магазином одежды». Холли удивилась, потому как азиатские бизнесмены обычно давали своим заведениям более поэтические названия. На тротуаре перед витриной «Додзе» стояли трое прохожих. Они ели эклеры, вдыхали ароматы из пекарни и глазели, как коренастый, но при этом очень шустрый кореец в черном кимоно проводил тренировку с шестью учениками. Стекла витрины аж подрагивали, когда тренер бросал на мат очередного своего ученика. Холли вошла в школу «Додзе». Ароматы шоколада, корицы и свежей сдобы сменились слабым запахом благовоний и пота. Когда-то по заданию редакции Холли писала репортаж о тинейджере из Портленда, который стал призером соревнований по тхэквондо, поэтому знала, что это нечто вроде агрессивной разновидности карате по-корейски с молниеносными рубящими или прямолинейными ударами руками или ногами в прыжке, с удушающими захватами и жесткими блокировками. Тренер явно давал фору ученикам, но они все равно хрипели, стонали, вскрикивали и с глухим стуком падали на маты. За стойкой в дальнем правом углу зала сидела девушка-администратор. Она перебирала бумаги и делала какие-то записи, являя собой воплощение сексуальности. Красная футболка обтягивала пышную грудь так, что трудно было не заметить соски размером со спелую вишню. Грива спутанных каштановых волос с мелированием. Тени, коралловая помада, идеальный загар, обезоруживающе длинные ногти в тон помады и столько бижутерии, что можно завалить витрину в местном супермаркете. – Боже, неужели они рычат и бухаются на маты весь день? – спросила ее Холли. – Ну да, почти. – И как вам? – О да. – администратор игриво подмигнула Холли. – Понимаю, о чем вы. Кидаются друг на друга, как племенные жеребцы. Я тут за час так завожусь, что дальше некуда. Холли даже растерялась. Она-то полагала, что этот шум-гам не может вызвать ничего, кроме головной боли, но все равно «по-женски» подмигнула администраторше. – Босс у себя? – Эдди? Думаю, на пару сотен ступенек уже поднялся, – загадочно ответила девица. – А что вы хотели? Холли пояснила, что она репортер и работает над материалом, к которому «Додзе» имеет косвенное отношение. Администраторша, если она и правда ею являлась, просияла, что, по опыту Холли, было редкостью в таких обстоятельствах. Она сказала, что Эдди будет только рад, если о его школе напишут СМИ, потом встала с табурета и подошла к двери за стойкой. Теперь Холли могла оценить ее босоножки на высоких каблуках и белые шорты, которые так облегали тело, что казалось, зад девушки просто покрашен в белый цвет. Холли чуть не почувствовала себя мальчиком рядом с ней. Как и предрекла секс-бомба, Эдди обрадовался, когда узнал, что о его школе «Додзе», пусть по касательной, упомянут в газете. Он охотно согласился на интервью с единственным условием: оно не должно прервать его тренировку. Эдди не был азиатом, и Холли решила, что этим объясняется банальное название его школы единоборств. Высокий голубоглазый блондин, взъерошенный и мускулистый. Из одежды на нем были только черные велосипедные шорты из спандекса. Эдди быстро поднимался в никуда на тренажере-лестнице фирмы «Стэйрмастер». – Здорово, – сказал он, работая накачанными ногами, как поршнями. – Еще шесть пролетов, и я на вершине Монумента Вашингтону. Дышал Эдди тяжело, но не так, как обычно дышала Холли, взбежав к себе на третий этаж. Эдди жестом предложил ей присесть в кресло, которое стояло как раз напротив тренажера. Отсюда она видела его во всей красе. Бронзовая кожа блестела от пота, взмокшие потемневшие волосы на затылке липли к шее. Черные шорты облегали его так же плотно, как белые обтягивали администраторшу. Создавалось впечатление, что Эдди готовился к визиту Холли, поставив кресло и тренажер так, чтобы подать себя в лучшем свете. Холли снова лгала, но перед Эдди ей было не так стыдно, как перед Виолой Морено. Хотя бы потому, что легенда была попроще. Пункт первый: она пишет статью о Джиме Айронхарте и ей надо собрать о нем подробную информацию (правда). Пункт второй: особенно ее интересует, какой эффект оказал на жизнь Айронхарта выигрыш в лотерею (ложь). Пункт третий: она заручилась его согласием (ложь). Итого тридцать три процента правды – достаточно, чтобы не мучиться угрызениями совести. – Вы уж постарайтесь написать «Додзе» без ошибок, – попросил Эдди, затем глянул на свою правую ногу и счастливо добавил: – Вы только посмотрите на эту икру! Твердая как камень. Как будто у Холли была возможность не видеть его ноги. – Ни капли жира между кожей и мышцами, весь сжег! Еще одна причина не мучиться совестью, обманывая Эдди, – он тщеславный и самодовольный козел. – До вершины три пролета, – возвестил Эдди, согласуя свою речь с каждым вдохом и выдохом. – Всего три? Тогда я подожду. – Нет-нет. Задавайте свои вопросы. Я на этом не остановлюсь. После Монумента переключусь на Эмпайр-стейт-билдинг. Хочу проверить, высоко ли заберусь. – Айронхарт занимался в вашей школе? – Ага. Лично его тренировал. – Он пришел к вам задолго до выигрыша в лотерею?