Холли направлялась к дому Айронхарта на Бугенвиллея-вей. Теперь она знала о нем достаточно, чтобы выйти на контакт. Это она и собиралась сделать, но в последний момент передумала и, вместо того чтобы свернуть на подъездную дорожку, медленно проехала мимо. Инстинкт подсказывал, что еще не время. Портрет Джима, который она себе нарисовала, еще не закончен. Осталось белое пятно. Холли чувствовала, что, пока оно не закрашено, идти на сближение рискованно. Она вернулась в мотель и остаток дня, а заодно и начало вечера провела в номере у окна. Пила «Алка-зельтцер», потом диетический «Севен-ап», смотрела на голубой бассейн в центре зеленого ухоженного внутреннего двора и думала, думала, думала. В итоге сказала себе: «Ладно, что мы имеем?» Айронхарт – человек с незажившей раной в сердце. Возможно, эта рана – следствие того, что он осиротел в десять лет. Допустим, он много размышляет о смерти, в особенности о преждевременной смерти. О ее несправедливости. Он решает посвятить свою жизнь преподаванию. Хочет помогать детям. Возможно, потому, что ему в свое время никто не помог справиться со стрессом после потери родителей. Потом Ларри Каконис совершает самоубийство. Айронхарт раздавлен. Он думает, что мог предотвратить трагедию. Смерть мальчика пробуждает в нем ярость. Он в бешенстве. Судьба, рок, неизбежный ход событий, физическая хрупкость человека, сам Бог – все приводит его в неистовство. В состоянии стресса, граничащего с помешательством, он готовится стать кем-то вроде Рэмбо и дать отпор судьбе. Решение в лучшем случае странное, в худшем – безумное. Он качается, занимается тхэквондо и превращает свое тело в смертельное орудие. Учится водить машину, как каскадер, и снайперски стрелять из всех видов оружия. Он готов. Нет, еще одно. Джим Айронхарт непостижимым образом вырабатывает дар ясновидения, в результате срывает джекпот в шесть миллионов и получает способность предвидеть смерть. Вот теперь он готов отправиться в свой крестовый поход. Здесь все разваливается. Можно записаться в одну из школ восточных единоборств и овладеть боевыми искусствами, но в «Желтых страницах», сколько ни листай, не найдешь списка заведений, где готовят ясновидцев. Откуда у него сверхъестественные способности? Холли подходила к этому вопросу с разных сторон. Она не пыталась найти ответ с помощью мозгового штурма, просто нащупывала пути к отгадке. Но магия есть магия, она не поддается анализу, и по полочкам ее не разложишь. У Холли возникло чувство, будто она работает на какой-то дешевый таблоид, причем не репортером, а просто выдумывает сенсации типа «Под Кливлендом живут инопланетяне», «Бесстыжая работница зоопарка родила полугориллу-получеловека», «Над Таджикистаном прошел дождь из цыплят и лягушек». Но, черт возьми, против фактов не попрешь: Джим Айронхарт спас от неминуемой гибели четырнадцать человек. Всех – в разных городах и штатах и всегда чудесным образом появлялся на месте в последнюю секунду. К восьми вечера Холли уже хотелось биться головой о стену, о бетонный бортик бассейна, обо что угодно, лишь бы снять ментальный блок, который мешал найти ответ. В конце концов она решила, что хватит думать. Она поужинала в баре мотеля (и, чтобы загладить вину перед организмом за чревоугодие в пекарне, заказала только жареного цыпленка и салат), а пока ела, развлекала себя разглядыванием людей за соседними столиками. Не помогло – ее неотступно преследовали мысли о Джиме и его сверхъестественных способностях. Позже, когда она лежала в кровати в своем номере, эти мысли не шли из головы. Глядя на тени, которые отбрасывали на потолок подсвеченные с улицы полуоткрытые жалюзи, Холли собралась с духом и призналась себе в том, что Джим интересует ее не только как ньюсмейкер. Да, он герой самого важного материала в ее карьере. И да, Айронхарт настолько загадочен, что может заинтриговать кого угодно, не только репортера. Но помимо всего прочего ее тянуло к Джиму еще и потому, что она уже давно была одна, от одиночества в душе образовалась пустота, а такого привлекательного мужчину она, пожалуй, никогда не встречала. Безумие какое-то. Возможно, потому, что он сам безумен. Холли была не из тех женщин, кто бегает за своими мучителями и подсознательно хочет, чтобы их использовали, причиняли боль, а потом бросали. Она была очень разборчива. Видит бог, поэтому она и была одинока – мало кто соответствовал ее стандартам. «Да уж, такая разборчивая, – саркастически подумала Холли, – что запала на парня, возомнившего себя Суперменом, только без трико и плаща. Господи, Торн, приди в себя». Предаваться романтическим фантазиям о Джиме Айронхарте недальновидно, безответственно, бесполезно и в конечном счете глупо. Но эти глаза. Холли уснула, а перед ее мысленным взором на фоне лазурного неба чуть колыхался огромный баннер с портретом Айронхарта. Он смотрел на нее сверху вниз, и его голубые глаза светились ярче бездонного синего неба. Ей приснился тот же сон без образов. Круглая комната. Деревянный пол. Запах сырой штукатурки. Стук дождя по крыше. Ритмичный скрип. Свист. Шух-х. На Холли надвигалось нечто. Это нечто было частью темноты, а потом ожило. Этого монстра нельзя было услышать или увидеть, его можно было только почувствовать. Враг. Шух-х. Нечто неуклонно приближалось. Агрессивное и жестокое, оно излучало холод, как печь излучает тепло. Шух-х. Холли благодарила Господа, что не видит его, потому что была уверена: это нечто настолько непостижимо и жутко, что, увидев его, она в ту же секунду умрет от ужаса. Шух-х. Что-то прикоснулось к Холли. Влажное, холодное как лед щупальце. Прикоснулось сзади к шее. Щупальце не толще карандаша. Холли закричала. А щупальце вонзилось ей в шею в основании черепа. Шух-х. Холли тихо вскрикнула и проснулась. Никакой дезориентации. Она сразу поняла, где находится, – в мотеле, в Лагуна-Хиллз. Шух-х. Звук из сна не исчез. Огромное лезвие рассекает воздух. Это реальный звук. И в номере так же холодно и темно, как в комнате во сне. Страх сковал Холли, она попыталась пошевелиться, но не смогла. Пахло сырой штукатуркой. Снизу, как будто под мотелем были просторные комнаты, доносился приглушенный рокот, и Холли знала, что это трутся друг о друга огромные каменные жернова. Шух-х. Что-то омерзительное по-прежнему извивалось сзади у нее на шее, оно проникало в череп, словно паразит, решивший отложить у нее в мозгу яйца. Но Холли не могла пошевелиться. Шух-х. Она видела только очень бледные полоски на черном потолке – это подсветка во дворе мотеля сочилась сквозь наполовину закрытые жалюзи. Ей отчаянно хотелось, чтобы в номере включился яркий свет. Шух-х. Холли жалобно всхлипывала от страха, а потом почувствовала такое презрение к себе за собственную слабость, что смогла выйти из оцепенения. Она села на кровати и, ловя ртом воздух, схватилась за шею под затылком, чтобы как можно скорее избавиться от холодного и скользкого, как червь, зонда. Но там ничего не было. Ничего. Холли свесила ноги с кровати, на ощупь нашла ночник, чуть не уронила его на пол и наконец включила свет. Шух-х. Холли спрыгнула с кровати. Снова ощупала шею и затылок. Потом спину между лопатками. Ничего. Там ничего не было, но она все равно это чувствовала. Шух-х. Холли была на грани истерики, она тихо, как маленький зверек, поскуливала от страха и бессилия. Боковым зрением она уловила какое-то движение и резко развернулась. Стена у кровати блестела, как будто лоснилась от пота, и выгибалась в сторону Холли, словно нечто массивное давило на нее изнутри. Она пульсировала, как горячий внутренний орган во вспоротом брюхе доисторического мастодонта. Шух-х. Холли отшатнулась от влажной ожившей стены. Развернулась. Бежать. Прочь отсюда. Быстрее. Враг. Он идет. Он преследует ее из ночного кошмара. Дверь. Закрыта. Задвижка. Отодвинула. Руки трясутся. Враг. Он идет. Латунная цепочка. Скинула. Дверь. Распахнула. На пороге что-то было. Оно заполняло весь дверной проем. Нечто невообразимое. Гибрид покрытого волосками в виде паутины насекомого и рептилии. Извивающаяся и вибрирующая масса из паучьих лап, усиков и змеиных колец со жвалами, как у таракана, фасеточными глазами и ядовитыми зубами, как у гремучей змеи. Тысячи ночных кошмаров слились в один, но Холли не спала. Нечто потянулось к ней и схватило за бока. Острые когти разодрали кожу. Холли закричала от боли… …Ночной бриз дул в номер через порог. Приятный летний ночной бриз. Холли стояла в дверях и, хватая ртом воздух, потрясенная, смотрела на бетонную дорожку у мотеля. Тропический ветерок ласково покачивал кружевные листья пальм и древовидный папоротник. Вода в бассейне покрылась мелкой рябью, свет установленных на дне лампочек преломлялся на ее постоянно изменяющейся поверхности, и от этого казалось, что чаша в центре внутреннего двора до краев заполнена не водой, а сверкающими сапфирами, награбленными пиратами. Существо, напавшее на Холли, исчезло, будто его никогда и не было. Оно не убежало, не вскарабкалось по какой-нибудь фантастической паутине, оно просто испарилось в одно мгновение. Холли больше не чувствовала холодное щупальце ни на шее, ни внутри черепа. Парочка постояльцев выглянули из своих номеров дальше по дорожке: очевидно, услышали крик и решили посмотреть, что стряслось. Холли не хотелось привлекать внимание, она быстро отступила за порог и глянула через плечо: стена у кровати снова стала совершенно обычной. Часы на прикроватном столике показывали восемь минут шестого. Холли тихо закрыла дверь и вдруг почувствовала такую слабость, что у нее чуть ноги не подкосились. Она прислонилась спиной к двери. Кошмар закончился, но легче не стало. Холли была разбита. Она обхватила себя за плечи и дрожала так, что зубы стучали. А потом тихо заплакала, но не от страха, ведь она была в безопасности, и не из-за того, что опасалась за свою психику. Нет, она плакала оттого, что чувствовала: над ней жестоко надругались. Все произошло быстро, но для Холли тянулось бесконечно. Она превратилась в беспомощную, порабощенную страхом жертву. Ее контролировало недоступное человеческому пониманию существо. Оно изнасиловало ее сознание, проникло в нее и целиком подавило волю. И, даже исчезнув, оно оставило в мозгу и душе Холли свои грязные следы. «Это всего лишь сон», – подбадривала себя Холли. Но когда она села на кровати и включила свет, это уже не было сном. Ночной кошмар преследовал ее в реальном мире. «Просто сон, не делай из мухи слона, возьми себя в руки, – уговаривала себя Холли. – Тебе приснилось, что ты в темной комнате, а потом приснилось, что ты сидишь на кровати и включаешь свет. Потом – будто стена начала выгибаться, и ты побежала к двери. Но ты просто ходила во сне. Ты спала, когда открывала дверь, спала, когда увидела чудовище и закричала. Вот тогда ты и проснулась, ты проснулась от собственного крика». Холли хотелось верить в такое объяснение, но оно было слишком уж простым. Ей в жизни не снились такие детализированные кошмары. И потом, она никогда, даже в детстве, не ходила во сне. Ее преследовало что-то реальное. Может, не тот гибрид насекомого, паука и рептилии, которого она увидела на пороге своего номера. Вероятно, этот образ другая сущность приняла специально, чтобы ее напугать. Но это нечто определенно стремилось проникнуть в реальный мир… Откуда проникнуть? Не важно откуда. Откуда-то извне. Из запредельного мира. И это нечто почти до нее дотянулось. Нет. Это глупо. Чушь для таблоидов. Даже в «Нэшнл инкуайрер» больше не печатают такого бреда. «Мой разум изнасиловал монстр из запредельного мира» в трех шагах от новости «Шер призналась, что она инопланетянка». В двух от новости «Иисус заговорил с монахиней из микроволновой печи». И всего в одном шаге от заголовка «Мозг Элвиса трансплантировали. Теперь он живет под именем Розанна Барр». Холли придумывала идиотские передовицы и чем дальше, тем больше чувствовала себя дурой, но зато потихоньку успокаивалась. С пережитым ужасом легче справиться, если поверишь, что он – плод твоего воспаленного воображения. А Холли чувствовала, что ее воображение может разыграться, пока она занимается фантастическим делом Джима Айронхарта. Когда Холли поняла, что в состоянии устоять на ногах, ни на что не опираясь, она закрыла задвижку и снова набросила цепочку.