– Это правда, – подтвердила она. – Мне действительно очень нравится знакомить людей, если я чувствую, что они друг другу подходят. И признаюсь, мне есть чем похвастаться. – Мам, ты делишь людей пополам? – спросила Кейси. Кристина не растерялась и сразу нашла простой и понятный для шестилетней девочки ответ: – Нет, милая, скорее наоборот, склеиваю в единое целое. – А, тогда хорошо, – сказала Кейси и вернулась к своей книжке с объемными картинками. – Дело в том, что я только восемь недель как переехал в Лос-Анджелес, – пояснил Джим. – Так что мой случай вполне классический: одинокий парень в большом городе. Мне не по душе ходить по барам или покупать абонемент в спортклуб только ради знакомства, и полагаю, в брачные агентства обращаются такие же отчаявшиеся и растерянные люди, как я. Кристина рассмеялась: – Вы не выглядите ни отчаявшимся, ни растерянным. К ним подошла бортпроводница. – Простите, сэр, – доброжелательно, но твердо сказала она, – вы загораживаете проход. Джим выпрямился. – О да, конечно, сейчас ухожу, еще минутку. – Он снова повернулся к Кристине. – Послушайте, мне так неловко, но я был бы очень рад поговорить с вами, рассказать о себе и описать женщину, с какой мне бы хотелось познакомиться. Может, у вас есть на примете… – Да я счастлива помочь, – с энтузиазмом откликнулась Кристина. В этот момент она являла собой воплощение заслуженной деревенской свахи с Юга или успешной сводницы из Бруклина. – Знаете, возле меня два места свободны, – сказал Джим. – Может, вы пересядете, и мы сможем поговорить более обстоятельно… Кристина могла отказаться пересесть с мест возле иллюминатора. Джим напрягся, но она, практически не раздумывая, согласилась. – Почему бы и нет? Бортпроводница, все еще стоявшая рядом, одобрительно кивнула. – Я думала, Кейси будет всю дорогу смотреть в иллюминатор, но, похоже, ей это неинтересно. Да и крыло весь вид заслоняет, – посетовала Кристина. Джим не смог бы объяснить, почему испытал невероятное облегчение от ее ответа. Впрочем, в последнее время многое не поддавалось его пониманию. – Просто отлично! Спасибо вам большое! Он отступил, чтобы пропустить Кристину, и случайно глянул на пассажирку позади нее. Бедная женщина явно до ужаса боялась летать. В попытке как-то отвлечься, она уткнулась в журнал «Визави», но руки у нее тряслись так, что страницы шелестели. – Вы где сидите? – спросила Кристина. – В шестнадцатом ряду у другого прохода. Идемте, я вас провожу. Джим взял ручную кладь Кристины, а они с дочкой подхватили разные мелочи. Когда они дошли до места, Кейси первая заняла кресло в шестнадцатом ряду, ее мама устроилась рядом. Джим тоже собрался сесть, но тут что-то заставило его посмотреть через салон в сторону страдающей аэрофобией женщины. Опустив журнал, та наблюдала за Джимом. Он сразу ее узнал. Холли Торн. Джим не мог поверить своим глазам. – Стив? – окликнула его Кристина Дубровик. Журналистка поняла, что он ее заметил, и замерла с широко открытыми глазами, словно ослепленный фарами олень на дороге. – Стив? Джим посмотрел сверху вниз на Кристину. – О, простите. Я отойду на минуту и сразу вернусь. Подождите меня здесь, пожалуйста. Джим снова пошел в правый проход. Сердце бешено колотилось, горло сжималось от страха, но он не мог понять почему. Холли Торн он не боялся. Ее появление на борту самолета – не просто совпадение, это он сразу почувствовал. Она о чем-то догадалась и решила за ним проследить. Но сейчас это было не важно. Разоблачение его не пугало, но тревога усилилась до такой степени, что казалось, еще немного, и адреналин из ушей польется. Когда Джим приблизился к Холли, она собиралась встать, но потом, видно смирившись, опустилась в кресло. Она была такой же привлекательной, как в их первую встречу, только под глазами появились темные круги, как от недосыпания. Джим подошел к двадцать третьему ряду и протянул Холли руку: – Идемте со мной. Холли не пошевелилась. – Нам надо поговорить, – сказал Джим. – Поговорить можно и здесь. – Нет, здесь нельзя. К ним снова шла бортпроводница, которая уже просила Джима не загораживать проход. Поняв, что Холли не собирается вставать с места, Джим взял ее за руку. Ему очень не хотелось выдергивать ее из кресла. Бортпроводница и так, наверное, решила, что он извращенец вроде Свенгали, который собирает гарем из самых красивых пассажирок и рассаживает их возле себя у левого прохода. К счастью, журналистка не стала спорить и послушно встала. Джим провел Холли к туалетам. Кабинка была свободна, и он быстро втолкнул ее внутрь. Он оглянулся на случай, если бортпроводница продолжает за ними наблюдать (но та уже занялась одним из пассажиров), зашел в туалет и закрыл за собой дверь. Холли забилась в угол, но, как ни старалась держать дистанцию, они стояли чуть ли не нос к носу. – Я вас не боюсь, – сказала она. – Это хорошо, бояться меня не надо. Обшитые стальными листами стены заметно вибрировали, гул моторов здесь слышался громче, чем в салоне. – Что вам от меня надо? – спросила Холли. – Делайте только то, что я вам скажу. – Послушайте, я… – Только то, что я вам скажу, и не спорьте, сейчас не до споров, – резко перебил ее Джим, хотя сам не понимал, о чем говорит. – Я все про вас знаю… – Мне плевать, сейчас это не важно. – Вы дрожите как осиновый лист, – нахмурилась Холли. Джим не только дрожал, он еще и потел. В туалете было прохладно, но он чувствовал, как на лбу выступает испарина, а по правому виску течет струйка пота. – Сейчас вы пройдете в носовую часть салона и сядете передо мной. Там есть пара свободных мест. – Но я… – Вам нельзя оставаться в двадцать третьем ряду. Вы должны оттуда уйти. Холли никогда не была уступчивой, она вообще не привыкла, чтобы ей указывали. – У меня билет на место «эйч» в двадцать третьем ряду. Вы не можете заставить меня… Джим начал терять терпение. – Если останетесь здесь – умрете. Холли, казалось, не удивилась. То есть удивилась, но не больше его самого, и это было чертовски странно. – Умру? Что вы хотите сказать? – Не знаю, – ответил Джим, и тут к нему пришло страшное и нежеланное осознание того, что с ними произойдет. – О господи, мы разобьемся. – Что? – Самолет… Сердце Джима застучало со скоростью лопаток турбин двигателей, которые удерживали их в воздухе.