Вода в пруду была не мутная, но и не прозрачная. Холли прикинула, что ее толща просматривается только на пару-тройку футов. Джим сказал, что глубина пруда в центре футов шестьдесят, значит там достаточно места, чтобы могло укрыться что-то крупное. – Давай осмотрим мельницу, – предложила она. Джим взял из машины два фонаря и вставил в них батарейки. – Там даже днем может быть темно, – пояснил он. За дверью оказался небольшой тамбур, похожий на вход в иглу. Она была не заперта, но перекосилась, и петли заржавели, так что Джиму пришлось приналечь, и только тогда она со скрипом и треском открылась. Через арочный проход Джим и Холли вошли в основное помещение около сорока футов в диаметре. По стенам на равном расстоянии друг от друга располагались четыре узких окна. Грязные стекла отфильтровывали из летнего солнечного света желтые оттенки и разбавляли его по-зимнему серыми, так что внутри было мрачновато. Джим осветил фонарем заросшие пылью и паутиной громоздкие механизмы, назначение которых было для Холли загадкой, с тем же успехом она могла осматривать турбинный отсек атомной подводной лодки. Это был образец технологий прошлых веков. Казалось, все эти массивные шестерни, валы, отшлифованные камни, ремни, блоки, вороты и прогнившие канаты сделаны не такими же, как они, людьми из далеких времен, а некими иными, менее развитыми существами. Джим вырос рядом с мельницами и, хотя ими перестали пользоваться задолго до его рождения, знал, как все внутри устроено. Он указывал лучом фонаря на разные детали и старался объяснить Холли принцип действия этой махины, то и дело вставляя словечки типа «бегун» или «лежняк», а иногда и что-то вроде «цилиндрическое прямозубное колесо». – Обычно механизма не видно, – говорил он. – Но тут, посмотри, слева настил под прямозубым колесом прогнил, и вон там большие каменные блоки провалились. Когда они стояли снаружи, было заметно, что мельница пугает Джима, а теперь, внутри, его настроение начало меняться. Он рассказывал Холли о механизмах, и она, к своему удивлению, заметила, что он снова, как в «Централе», исполнен неподдельного энтузиазма. Он был рад поделиться знаниями и даже немного красовался, словно мальчишка, который счастлив похвалиться сведениями, добытыми в библиотеке, пока его сверстники играли во дворе в бейсбол. Джим подошел к лестнице по левую руку от них и уверенно зашагал вверх, касаясь ладонью стены. Он оглянулся, и Холли увидела на его лице полуулыбку, явно дававшую понять, что с этим местом у него связаны только самые приятные воспоминания. Озадаченная столь быстрой сменой настроения, Холли не очень охотно пошла следом за Джимом. Она никак не могла уразуметь, почему ветряная мельница наводит на него жуть и одновременно дарит радость. Ее с этим местом связывали лишь воспоминания о ночных кошмарах, и она постепенно снова в них окуналась. Холли помнила эту узкую круговую лестницу из белого камня, хотя поднималась по ней впервые. И ощущение было похлеще всяких дежавю. На полпути к «верхней комнате», как называл ее Джим, Холли остановилась у окна, выходящего на пруд. Стекло побелело от пыли, Холли потерла его рукой и, прищурившись, посмотрела вниз. На секунду ей показалось, что под толщей воды виднеется что-то странное… Нет, просто отражение плывущего по небу облака. Джим остановился на несколько ступенек выше и с мальчишеским азартом спросил: – Что там? – Ничего. Тень. Поднявшись по лестнице, они вошли в верхнюю комнату. Ничего примечательного. Помещение было двенадцать или четырнадцать футов в диаметре, и до потолка в самой высокой его точке было футов пятнадцать, не больше. Стены сходились к вершине конуса, напоминая носовой отсек ракеты. В известковой толще ничего не пульсировало и не горело янтарем, как во сне Холли. В верхней части купола передаточный механизм соединял горизонтальную ось парусов мельницы с вертикальной осью, которая уходила в дыру посреди пола. Вспомнив прогнивший и обрушившийся настил на первом этаже, Холли с опаской ступила на дощатый пол. Вроде тут все было в целости, половицы не прогибались. После каждого их шага в воздух поднималось белое облачко. – Пыли здесь хватает, – заметил Джим. – И пауков, – добавила Холли, разглядывая окутанный паутиной механизм под потолком, и брезгливо поморщилась. Она не боялась пауков, просто не любила. – Сначала немного приберемся, а потом разобьем лагерь, – сказал Джим. – Надо было купить в городе веник или швабру, совок. – В доме этого добра хватает. Я принесу, а ты пока доставай вещи из машины. – Точно, дом! – радостно воскликнула Холли. – Когда мы сюда собирались, я еще не знала, что ферма твоя и тут никто не живет. Можно отнести спальники в дом и заночевать там, а сюда будем приходить по мере необходимости. – Мысль хорошая, Холли, но все не так просто. Что-то произойдет именно здесь. Что-то, что даст нам ответы или подскажет, как их найти. Я это чувствую – так же как и многое другое. Но мы не можем назначить время откровения. Так это не работает. Мы не можем просить Бога или ту силу, которая за всем этим стоит, связаться с нами в течение рабочего дня. Нужно оставаться здесь и ждать. Холли вздохнула: – Ладно, если ты… Она запнулась, услышав звон колокольчиков. Звон был не приглушенный и не слишком громкий и длился всего пару секунд – тихий, серебристый, очень мелодичный звон. Он был такой легкий и веселый, что в этой старой мельнице с толстыми стенами мог показаться даже легкомысленным. Но легкомысленным его можно было назвать в последнюю очередь, потому что он каким-то необъяснимым образом вызывал у Холли мысли о грехе, раскаянии и искуплении. Холли обернулась в поисках источника звука, но все уже стихло. Она хотела спросить Джима, что это было, и тут колокольчики зазвенели снова. На этот раз Холли поняла, откуда взялись ассоциации с церковью. Именно так звенит колокольчик в руке алтарного мальчика во время мессы. Холли даже как будто вдохнула аромат нардового миро, который воскрешал воспоминания о временах, когда она, будучи студенткой колледжа, подумывала перейти в католицизм. Колокольчики снова стихли. Холли посмотрела на Джима – он улыбался. – Что это? – спросила она. – Я совсем о них забыл, – удивленно сказал Джим. – Не понимаю, как я мог забыть! Чистый, серебристый звон снова наполнил комнату. – О чем ты? – спросила Холли. – Что это за колокольчики? – Это не колокольчики, – ответил Джим, и музыка стихла. Он дождался, когда снова зазвенит, и сказал: – Звон идет из камня. – Это камень звенит? – переспросила Холли. Когда колокольчики снова зазвенели, она прошла по комнате, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, и ей действительно показалось, что звук идет из стен, но не из какого-то определенного камня, а сразу отовсюду, потому что ни в одном месте он не звучал громче или тише. Холли убеждала себя, что камень не может звенеть, тем более так мелодично. Возможно, у мельницы, столь необычного строения, своеобразная акустика. В школе их как-то всем классом повезли в Вашингтон, и во время экскурсии по Капитолию гид показал место в ротонде, откуда даже самый тихий шепот благодаря архитектурным хитростям огромного купола долетал до противоположной стороны помещения, где его легко могли подслушать соглядатаи. Может, на мельнице происходит нечто подобное? Колокольчики или что-то еще звенит в определенном месте на первом этаже, а благодаря хитрой акустике звук передается вверх по стенам? В таком объяснении была своя логика, и оно нравилось Холли больше, чем идея со звенящими камнями. Вот только кому и зачем потребовалось звонить в колокольчик, спрятавшись на первом этаже старой ветряной мельницы? Холли приложила ладонь к стене. Камень был холодным. Она почувствовала слабую вибрацию. Колокольчик умолк. Вибрация исчезла. Они ждали. Когда стало понятно, что звон больше не повторится, Холли спросила: – Когда ты впервые это услышал? – Когда мне было десять. – А что случилось после? Это некий сигнал? Предупреждение? – Я не знаю. – Но ты же только что вспомнил! Глаза Джима заблестели от возбуждения. – Да, я вспомнил звон, но почему он появляется и что происходит после, не помню. Но думаю… Холли, я думаю, это хороший знак. – у Джима даже голос сорвался от радостного возбуждения. – Должно произойти что-то очень хорошее… Что-то потрясающее и чудесное. У Холли опустились руки. Да, Джим волшебным образом спасал людей, и сама она столкнулась с паранормальными ночными кошмарами и обитавшими в них сущностями, но она приехала на ферму Айронхартов в надежде найти логические объяснения всему, что с ними происходило. Холли не представляла, что именно узнает, но верила в научный подход. Скрупулезное расследование, анализ и осмысление, если потребуется – дедуктивный и индуктивный методы. Но теперь все это – коту под хвост. Логика обесценилась. Джим был склонен к мистицизму, и это напрягало Холли. С другой стороны, он этого и не скрывал и, сколько бы ни твердил о Боге, легко и безболезненно отказался от своей версии, стоило ей задать пару вопросов. – Но, Джим, звенящие камни – это что-то непостижимое! – воскликнула Холли. – Как ты мог о таком забыть? И вообще обо всем, что с тобой здесь произошло? – Думаю, я не просто забыл. Думаю, мне стерли память. – Кто? – Та же сила, что звенит камнями, та же сила, что стоит за всеми недавними событиями. – Джим подошел к двери. – Идем, надо здесь прибраться и перетащить вещи из машины. Обустроимся и посмотрим, что произойдет. Холли вышла за ним на лестницу и остановилась. Джим перепрыгивал через ступеньки, как мальчишка, которому не терпится узнать, какое приключение ожидает его впереди. Все его дурные предчувствия, связанные с мельницей, и страх перед Врагом испарились, словно капля воды на раскаленной сковородке. Эмоциональные качели явно несли Джима вверх. Холли почувствовала, что над головой что-то есть, и посмотрела на купол. От стены над дверью к потолку тянулась огромная паутина. В центре сидел жирный паук – его тело было размером с ноготь ее большого пальца, а лапы длиной с мизинец. Гладкий, точно восковый, кроваво-красный, он пожирал бледного мотылька, который беспомощно трепыхался в его лапах. 4 Вооружившись веником, шваброй, тряпками и ведром с водой, они очень быстро привели небольшую верхнюю комнату в божеский вид. Джим даже принес из кладовки в хозяйском доме очиститель для стекол и бумажные полотенца, так что они отмыли окна и в комнате стало значительно светлее. Холли убила паука, который сидел над дверью, а потом устроила настоящую охоту и, обследовав все углы с фонарем, прикончила еще семерых. Естественно, в нижнем помещении пауков еще была тьма, но Холли решила об этом не думать. К шести часам день уступил место сумеркам, но в комнате было еще светло, и можно было обойтись без лампы. Холли с Джимом сидели по-турецки на спальниках с надувными матрасами. Между ними стоял переносной холодильник, его они использовали как стол. Они сделали себе толстые сэндвичи, открыли упаковки с чипсами и сырными палочками и пару банок рутбира. Холли пропустила ланч, но не думала о еде, пока не принялась за готовку, и теперь жутко захотела есть, что было несколько странно, учитывая обстоятельства. Все было так вкусно, лучше любых деликатесов. Болонская колбаса с сыром и горчицей на белом хлебе вернули ей забытый вкус детства и невинную прожорливость юности.