В книжных переплетах, как свет в потускневшей от времени медной лампе, скрывались самые разные времена, люди и миры, от Марса и Египта до вымышленного штата Йокнапатофа. Холли казалось, что она чувствует, как книги ждут, когда читатель откроет первую страницу, и тогда они оживут, заиграют всеми цветами радуги, а читатель ощутит резкие запахи и божественные ароматы, услышит смех и рыдания, крики и шепот. Книги – сны в переплетах. – Сны – это порталы, – сказала она Джиму. – А история любого романа – это своего рода сон. Сон Артура Уиллота о приключениях мальчика, который вышел на контакт с пришельцем, стал для тебя порталом, через который ты бежал от отчаяния, от страшной мысли о том, что не смог спасти своих родителей. Когда Холли показала Джиму страницу с сообщением ОН ЛЮБИТ ТЕБЯ ХОЛЛИ, ОН УБЬЕТ ТЕБЯ ХОЛЛИ, он побледнел, и с тех пор нормальный цвет лица к нему так и не вернулся. Но сейчас Джиму вроде стало лучше. В его глазах еще жила тревога, она цеплялась за него, как тени цепляются за ночь, но, похоже, он начал понемногу разбираться с обманом, который заполнял его жизнь. Врага это пугало и доводило до исступления. Миссис Глинн, вернувшись из зала со стеллажами, работала за своим столом. – Но почему ты упорно винил себя в гибели родителей? – спросила Холли как можно тише. – Откуда вообще у ребенка в десять лет возникла потребность взвалить на себя такую ответственность? – Я не знаю, – покачал головой Джим. Холли вспомнила слова Хандала и, положив ладонь на колено Джима, произнесла: – Подумай, милый. Авария случилась во время гастролей? Джим нахмурился и неуверенно ответил: – Да… Мы ехали после выступления. – Ты ведь путешествовал вместе с родителями? Джим кивнул. Холли вспомнила фотографию, на которой мама Джима была в обтягивающем блестящем платье, а Джим с отцом в смокингах. – Ты участвовал в представлениях. Очевидно, воспоминания начали всплывать в памяти Джима и теперь расходились, точно световые круги на темной воде мельничного пруда. Такую эмоцию не сыграешь, Джим был ошеломлен. Холли и сама все больше волновалась. – В чем заключалась твоя роль? Что ты делал на сцене? – Это был эстрадный номер… Мама брала у людей из зала разные мелочи. Я работал с отцом. И мы должны были… Я брал вещицу и притворялся, будто что-то чувствую, а потом рассказывал то, что никак не мог знать о хозяине этой вещи. – Ты притворялся? – уточнила Холли. Джим растерянно заморгал: – Может, и нет. Это все так странно… Странно, что я стараюсь, но почти ничего не могу вспомнить. – Это был не фокус и не обман. Ты и правда чувствовал. А родители решили давать представления именно из-за твоих способностей. Джим пробежал пальцами по суперобложке «Черной мельницы». – Но… – Что «но»? – Я еще слишком многого не понимаю в этой истории… – Я тоже, малыш. Но мы подбираемся к правде, и это здорово. Лицо Джима вдруг потемнело, будто на него легла тень. Холли совсем не хотелось, чтобы он снова погрузился в мрачное настроение. – Идем, – сказала она и, взяв книгу, пошла к дубовому столу. Энергичная миссис Глинн, разложив ватман, рисовала цветными карандашами и фломастерами девочек и мальчиков в костюмах космонавтов, спелеологов, исследователей джунглей, моряков и акробатов. Надпись на плакате гласила: ЭТО БИБЛИОТЕКА. РЕБЯТАМ И ИСКАТЕЛЯМ ПРИКЛЮЧЕНИЙ ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. ОСТАЛЬНЫМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН! – Здорово! – искренне восхитилась Холли. – Вы вкладываете в работу душу. – Приходится, а то ее все по барам тянет, – лучезарно улыбнулась миссис Глинн, и Холли сразу поняла, почему к ней так тянутся дети. – Мой жених столько о вас рассказывал! Вы, наверное, его не помните, все-таки двадцать пять лет прошло. Миссис Глинн с интересом посмотрела на Джима. – Джим Айронхарт, миссис Глинн, – представился тот. – О, конечно, я вас помню! Вы были особенным посетителем. Миссис Глинн встала и потянулась через стол, чтобы обняться с Джимом. Возражать было бы бессмысленно. Отпустив Джима, она повернулась к Холли: – Так, значит, вы выходите за Джима? Это прекрасно! За время работы я повидала много библиофилов. Городок у нас маленький, и я не стану притворяться, будто всех их помню. Но Джим был особенным, ни на кого не похожим мальчиком. Холли в очередной раз выслушала рассказ о том, как страстно Джим любил фэнтези и фантастику, и о том, как замкнулся в себе после внезапной смерти бабушки. Решив ухватиться за ее слова как за ниточку, которая поможет распутать клубок, Холли сказала: – Знаете, миссис Глинн, Джим, помимо всего прочего, привез меня сюда еще и потому, что хотел посмотреть, сможем ли мы хоть немного пожить на ферме… – Наш городок гораздо лучше, чем может показаться, – ответила миссис Глинн. – Вам у нас понравится, даже не сомневайтесь. А давайте-ка я выпишу вам читательские билеты! Библиотекарша снова села, достала с полки в столе две карточки и взялась за ручку. – Но дело в том, что… С этим местом связано много тяжелых воспоминаний, и прежде всего смерть Лены… Холли запнулась, а Джим подхватил: – Дело в том, что, когда Лена умерла, мне было десять, почти одиннадцать лет, и я предполагаю, что каким-то образом стер собственные воспоминания о случившемся. И теперь я не очень хорошо помню, как она умерла, то есть не помню подробностей. А вы, миссис Глинн, можете что-то помнить… Холли решила, что из Джима все-таки получится хороший интервьюер. – Не скажу, что помню какие-то детали. Да никто толком и не знает, что она, прости господи, делала на старой мельнице среди ночи. Генри, ваш дедушка, говорил, что она порой ходила туда, просто чтобы побыть одной, отвлечься от домашних забот. Там тихо, прохладно, она там немного вязала и вроде как медитировала. Естественно, в то время мельница еще была в приличном состоянии, не то что сейчас. И все-таки… Как-то странно, что она вздумала заняться вязанием в два часа ночи. Рассказ библиотекарши подтверждал предположение Холли: ее сон действительно был воспоминанием Джима. Холли стало дурно и страшно. Элоиз Глинн не знала, и, возможно, никто не знал, что той ночью Лена была на мельнице не одна. Там был Джим. Холли искоса глянула на Джима и заметила, что он снова побледнел. Его лицо стало не просто бледным, оно стало серым, как небо за окном. Закончив заполнять бланк читательского билета, миссис Глинн попросила водительские права, и Холли, хоть этот билет вовсе не был ей нужен, протянула ей документы. – Знаешь, Джим, я думаю, именно книги помогли тебе пережить страшную потерю. Ты ушел в себя и все время читал, и, полагаю, фэнтези и фантастика действовали на тебя как болеутоляющее. – миссис Глинн вернула Холли водительские права и сказала: – Джим был удивительным мальчиком. Он как будто полностью погружался в сюжет книги, и вымысел автора становился для него реальностью. Да, подумала Холли, так и было. – Когда он только переехал в город, мне сказали, что Джим никогда не ходил в школу, его учили родители. Я тогда подумала, что это просто ужасно. Пусть они и разъезжали постоянно со своими представлениями, но… Холли вспомнила фотографии на стене в кабинете Джима. Майами, Атлантик-Сити, Нью-Йорк, Лондон, Чикаго, Лас-Вегас… – …но все оказалось не так плохо. Родители Джима проявили себя хорошими учителями. Во всяком случае, они привили ему любовь к чтению, и это впоследствии очень ему помогло. – Миссис Глинн снова повернулась к Джиму. – Полагаю, ты не спрашивал дедушку о смерти Лены, так как считаешь, что этот разговор может его расстроить. Но поверь, он крепче, чем тебе кажется, и уж конечно знает куда больше всех остальных. Библиотекарша перевела взгляд на Холли: – Что-то не так, дорогая? Холли вдруг осознала, что стоит с синим читательским билетом в руке, словно остолбеневшая. Замерла, как персонажи в книгах на библиотечных стеллажах, которые ждут, когда читатель их оживит. Джим был так ошарашен, что не смог вступить в разговор и выручить Холли. Его дед жив. Но тогда где он? – Нет-нет, все так, – сказала Холли. – Я только сейчас поняла, что поздно… Она услышала тихие статические помехи, и у нее перед глазами возник еще один фантазм: ее отрубленная голова кричит диким криком; ее отрубленные руки ползут по полу, как паучьи лапы; ее тело с оттяпанными конечностями корчится в агонии; ее расчленили, но она жива, она в плену кошмара… Холли откашлялась и заметила, что миссис Глинн как-то странно на нее смотрит. – Ох да, уже поздно, а мы собирались навестить Генри до обеда. Сейчас десять. Я ведь с ним еще не знакома, – тараторила Холли и никак не могла остановиться. – И я так хочу поскорее с ним встретиться. Если только он не умер четыре года назад, как сказал Джим. В этом случае она вовсе не торопилась с ним встретиться. А библиотекарша не была похожа на медиума, радостно предлагающего вызвать для беседы дух покойного. – Генри – замечательный человек, – сказала миссис Глинн. – Я уверена, он не хотел уезжать с фермы. Но хорошо хоть так выкарабкался. Моя матушка, царствие небесное, после инсульта не могла ни ходить, ни говорить, ослепла на один глаз, и в голове помутилось так, что собственных детей не узнавала. А бедный Генри, как я понимаю, в своем уме. Он может разговаривать, и, я слышала, он у них там, в «Тихой гавани», главарь колясочников. – Да, – сказал Джим деревянным голосом, – я тоже слышал.