– «Тихая гавань» – чудесное место, – тараторила миссис Глинн. – Хорошо, Джим, что ты его туда устроил. Не то что современные дома престарелых, некоторые – просто настоящие гадюшники. В справочнике из телефонной будки они нашли нужный адрес. «Тихая гавань» стояла на окраине Солванга, и Холли, выехав из города, взяла курс на юго-запад. – Я помню, что у него был инсульт, – сказал Джим. – Я навещал его в больнице, специально приехал из Оринджа. Он лежал в реанимации. На тот момент я не видел его лет тринадцать или даже больше. Под удивленным взглядом Холли Джим покраснел до корней волос. – Ты не навещал родного деда тринадцать лет? – Была причина. – Какая? Некоторое время Джим молча смотрел на дорогу прямо перед собой, а потом застонал то ли от бессилия, то ли от отвращения. – Не знаю. Причина была, но я не помню какая. В любом случае я приехал в больницу, когда его хватил удар. И я помню, что он умер, будь оно все проклято! – Четко все помнишь? – Да. – Помнишь его мертвого на больничной койке? Помнишь прямую линию на кардиомониторе? Джим нахмурился: – Нет. – Помнишь, как доктор сообщил тебе о его смерти? – Нет. – Помнишь, как занимался похоронами? – Нет. – Тогда что же ты так четко помнишь о смерти деда? Джим задумался. Дорога петляла между пологими холмами, на которых тут и там стояли фермерские дома. Местами вдоль обочины тянулись белые изгороди, а за ними раскидывались пастбища, зеленые, как на фотографиях из Кентукки. В этой части долины зелени было больше, чем в окрестностях Свенборга. А вот небо стало темнее, и на нем появились сине-черные, как гематомы, тучи. – Теперь, когда приглядываюсь, все совсем не четко, – после долгого молчания сказал Джим. – Все как-то размыто… Это ненастоящее воспоминание. – Ты оплачиваешь содержание Генри в «Тихой гавани»? – Нет. – Ты унаследовал ферму? – Как я мог ее унаследовать, если он жив? – Тогда, может, ты его опекун или доверенный управляющий? Джим хотел отмести и эти варианты, но вдруг вспомнил: комната слушаний в суде; свидетельство доктора; адвокат деда заявляет, что его клиент, находясь в здравом уме и твердой памяти, выражает желание передать управление недвижимостью внуку. – Господи, да. Джим был в шоке: он мог забыть не только события далекого прошлого, но и то, что происходило всего четыре года назад. Холли обогнала неспешный грузовичок и прибавила газу на прямом участке дороги, а Джим рассказал ей все, что удалось вспомнить. – Как я это делал? Как я так жил? Получается, я заново переписывал все события прошлого, которые меня не устраивали? – Самозащита, – в который раз сказала Холли. – Могу поспорить, ты во всех подробностях помнишь свою работу в школе, помнишь давно выпустившихся студентов, помнишь своих коллег… И действительно, Джим легко заглянул в свое учительское прошлое – и видел все четко, будто это было только вчера. – …потому что школьная жизнь не таила в себе никакой угрозы, она была упорядочена и полна смысла. Ты забываешь только то, что подталкивает тебя к самым глубоким колодцам твоей памяти. Все связанное со смертью родителей, со смертью Лены, с тем временем, когда ты жил в Нью-Свенборге. И Генри Айронхарт – часть всего этого, поэтому ты стер его из памяти. Небо стало похоже на один сплошной синяк. На фоне туч появились черные птицы. Теперь их было больше, чем на кладбище. Джим насчитал четыре, потом шесть, восемь. Казалось, они летят параллельно дороге и тоже направляются в Солванг. Джим вдруг вспомнил сон, от которого проснулся в то утро, когда ездил в Портленд, где спас Билли Дженкинса и познакомился с Холли. В том кошмаре его преследовала стая черных птиц, они с пронзительными криками кружили над головой, целясь в него крючковатыми клювами и острыми, как скальпель, когтями. – Худшее впереди, – сказал он. – Что это значит? – Не представляю. – Ты о том, что нас ждет в «Тихой гавани»? Над ними в холодных потоках воздуха парили черные птицы. – Надвигается что-то очень и очень страшное. 2 «Тихая гавань» располагалась в большом одноэтажном здании, построенном буквой «П». Оно стояло за чертой города, и ничто в нем не напоминало датские домики. Типовой проект, все функционально и без излишеств: «коробка» с оштукатуренными кремовыми стенами и бетонной черепицей, зато свежевыкрашенная и опрятная. Живая изгородь аккуратно подстрижена, трава на газонах скошена, пешеходные дорожки подметены. Холли все понравилось. Она даже подумала, что неплохо было бы переехать в такое место лет в восемьдесят, смотреть каждый день телевизор, играть в настольные игры и волноваться, только если утром забудет, куда накануне положила свои вставные челюсти. Они вошли внутрь. В широких, застеленных однотонным желтым линолеумом коридорах было свежо. В большинстве домов престарелых пахнет страдающими недержанием пациентами, которых регулярно забывает подмывать невнимательный персонал, либо освежителем воздуха, маскирующим этот запах. Комнаты, мимо которых они шли, были вполне симпатичные, большие окна выходили на долину или на сад. Некоторые пациенты лежали в кроватях или сидели в каталках с безучастными или страдальческими лицами. Но это были жертвы обширного инсульта либо болезни Альцгеймера в последней стадии, запертые в своих воспоминаниях или муках и в большинстве своем никак уже не связанные с окружающим миром. Но остальные старички выглядели счастливыми, из комнат то и дело слышался смех, что большая редкость для такого рода заведений. Холли с Джимом подошли к посту, и старшая по смене медсестра подтвердила, что Генри Айронхарт уже больше четырех лет живет в «Тихой гавани», и пригласила их пройти в кабинет управляющей. Миссис Данфорт заступила на должность, как раз когда Генри Айронхарт переехал в «Тихую гавань». Она оказалась слегка полноватой, ухоженной и довольной собой женщиной, но это ее качество не раздражало – такими бывают безобидные жены преуспевающих священников. Она не могла понять, зачем ей подтверждать то, что Джим и без нее знал, но все-таки проверила свои записи и показала их гостям. Ежемесячный счет Генри Айронхарта оплачивался Джеймсом Айронхартом из Лагуна-Нигель посредством чека. – Я рада, что вы наконец решили нас навестить, и надеюсь, хорошо проведете время. Миссис Данфорт сказала это с легким укором, как бы стыдя Джима за то, что он так давно не навещал деда, и в то же время желала ему добра и не хотела обидеть. Выйдя из кабинета управляющей, они, чтобы не мешать пациентам-колясочникам и снующим туда-сюда санитаркам, встали в углу главного коридора. – Я не могу так просто заявиться, – твердо сказал Джим. – Только не спустя все эти годы. Мне… У меня аж живот скрутило. Холли, я его боюсь. – Почему? – Сам не понимаю. По глазам было видно, что у Джима вот-вот начнется приступ паники. Холли не выдержала и отвела взгляд. – Он бывал груб с тобой в детстве? – Не думаю. – Джим напрягся, вглядываясь в окутанные туманом воспоминания, потом покачал головой: – Я не знаю. Холли уговаривала его вместе пойти к Генри в основном потому, что боялась оставлять Джима одного. Но он настаивал на том, чтобы сначала она пошла одна. – Спроси его о самом главном, тогда в следующий раз, когда придем вдвоем, сможем в любой момент уйти… Если встреча пойдет плохо и станет для всех в тягость. Холли показалось: если она откажется действовать по сценарию Джима, тот просто-напросто сбежит. Пришлось уступить. Но, провожая Джима взглядом, когда тот уходил, чтобы подождать ее во дворе, Холли успела пожалеть, что согласилась оставить его одного. Если он начнет терять контроль над собой, если Враг снова бросится в атаку, рядом не будет никого, кто придал бы ему сил и смелости, чтобы выдержать натиск противника. Генри в палате не оказалось, и доброжелательная санитарка провела Холли к комнате отдыха, где царила оживленная атмосфера, и показала ей на старика. Тот сидел за карточным столом, а в другом конце зала компания из шести постояльцев смотрела по телевизору игровое шоу. Генри с приятелями играли в покер за приспособленным для колясочников столом. Холли не увидела типичных для домов престарелых пижам или спортивных костюмов. По бокам от Генри сидели два довольно хрупких старика, один в брюках и в красной рубашке поло, другой тоже в брюках и в белой рубашке с галстуком-бабочкой, а напротив – похожая на птичку старушка с белыми как снег волосами в ярко-розовом брючном костюме. Игроки азартно торговались, в центре стола возвышалась приличная горка голубых пластмассовых фишек. Не желая мешать игре, Холли отошла в сторонку. Вскоре один за другим, демонстрируя неплохие актерские задатки, игроки открыли свои карты. Тельма, так звали старушку, с торжествующим возгласом сгребла выигрыш и театрально злорадствовала, пока партнеры незлобливо обвиняли ее в жульничестве. Они добродушно подшучивали друг над другом, и Холли решила, что настал очень удобный момент присоединиться к компании. Она подошла к карточному столу и представилась Генри, в этот раз не сказав, что она невеста Джима. – Вы не могли бы уделить мне несколько минут? Я бы хотела кое о чем с вами поговорить.