– Господи, Генри! – бурно возмутился старик в рубашке поло. – да ты в деды ей годишься! – Он тот еще старый извращенец, – вставил старик с бабочкой. – Помолчи, Стюарт, – строго сказала Тельма мистеру Галстук-бабочка. – Генри всегда был джентльменом, он себе не изменит. – Боже, Генри, похоже, сегодня ты женишься, не выходя из этой комнаты! – Зато тебе, Джордж, женитьба точно не грозит. И насколько я помню, – Тельма подмигнула своим приятелям, – Генри в таких делах обходится без формальностей. Все дружно расхохотались. – Похоже, здесь моя карта бита, – улыбнулась Холли. – Можете не сомневаться, Тельма всегда добивается своего, – сказал Джордж. Холли обратила внимание, что Стюарт собрал карты и начал тасовать колоду. – Простите, я не хотела отвлекать вас от игры. – О, не волнуйтесь. – Генри говорил немного в нос и растягивал слова, но понять его было совсем не трудно. – У нас сейчас перерыв на уборную. – В нашем возрасте такие дела надо согласовывать, – вставил Джордж. – Иначе за столом всегда будет кого-то не хватать! Партнеры Генри отъехали от стола, а Холли взяла стул и села рядом с ним. Генри Айронхарт вовсе не был похож на полного жизни мужчину с фотографии, которую она видела в гостиной его дома, и без помощи медсестры она вряд ли бы его узнала. Инсульт, хоть и не парализовал правую сторону тела, сделал ее значительно слабее левой. Генри прижимал к груди пострадавшую руку, как животные поджимают к телу раненую лапу. И еще он очень сильно похудел, щеки почти запали, хотя цвет лица был здоровым. Правая половина лица была неестественно расслаблена, из-за чего как будто немного сползала вниз. Вид Генри Айронхарта и его нечеткая речь могли бы подтолкнуть Холли к депрессивным размышлениям о том, что неизбежно ждет под старость каждого человека. Если бы не его глаза. В глазах Холли увидела несломленную душу. Да, у него были проблемы с речью, но он все прекрасно понимал, не потерял чувства юмора и не походил на человека, готового предоставить судьбе шанс насладиться его отчаянием. Если он и страдал, то никому этого не показывал. – Я подруга Джима, – сказала Холли. Генри одними губами произнес «О!», что, как поняла Холли, означало удивление. Сначала он даже не знал, что сказать, а потом спросил: – Как Джим? Холли сделала ставку на правду: – Не особо хорошо, Генри. У него серьезные проблемы. Генри отвел взгляд, посмотрел на горку голубых фишек на столе и тихо сказал: – Да. Холли не исключала, что Генри Айронхарт может оказаться монстром, который издевался над мальчиком и отчасти был виновен в бегстве Джима от реальности в свои фантазии. Но теперь она видела, что Генри совсем не такой. – Генри, я захотела встретиться и поговорить с вами, потому что мы с Джимом больше чем просто друзья. Я люблю его, он признался мне в любви, и я надеюсь, мы будем вместе очень и очень долго. Холли удивилась, когда увидела, что на глаза старика навернулись слезы и побежали вниз по глубоким морщинам. – Простите, я не хотела вас расстроить, – сказала она. – Нет-нет, господи, вы меня совсем не расстроили. – Генри вытер лицо здоровой левой рукой. – Это вы простите меня, старого дурака. – Ну зачем на себя наговаривать? – Просто я никогда не думал… Я всегда боялся, что Джим так и не найдет себе пару. – А почему? – Ну… Генри явно не хотел говорить о внуке плохо, и это окончательно развеяло подозрения Холли на его счет. – Джим действительно никого к себе не подпускал? Вы это хотите сказать? – Да, даже меня, – кивнул Генри. – Я любил его всем сердцем. Все эти годы. И я знаю, что он любил меня. По-своему. У Джима всегда были проблемы. Он, даже если любил, не умел это выразить. Холли собралась задать следующий вопрос, но Генри вдруг затряс головой. Лицо старого Айронхарта исказилось так, что Холли испугалась, не случился ли у него второй инсульт. – Нет. Видит бог, он ни в чем не виноват. – Из-за нахлынувших эмоций голос старика стал неразборчивым. – Я должен был понять, что виноват сам, а винил во всем его. – В чем вы его винили? – Лена. Холли явственно почувствовала все симптомы стенокардии. Она посмотрела в окно. Из комнаты отдыха просматривалась только половина двора, и Джима там не было. Где он? Как он? И кто он сейчас? – Что с Леной? Я не понимаю, – сказала Холли, хотя на самом деле поняла, и ей стало страшно. – Не могу простить себе, что так с ним поступил, что позволил себе так думать. – Генри смотрел будто бы сквозь Холли. – Но он тогда так изменился, стал таким странным. Прежде чем вы попытаетесь понять, почему я так себя повел, прошу, поверьте: после Атланты он стал совсем другим, замкнулся в себе, до него было не достучаться. Холли вспомнила, что в круглосуточном магазине в Атланте Джим спас Сэма и Эмили Ньюсам… И убил Нормана Ринка, в слепой ярости всадив в него восемь зарядов из дробовика. Но Генри явно имел в виду не это событие, он говорил о том, что случилось гораздо раньше, много лет назад. – Вы не знаете об Атланте? – спросил он, заметив ее замешательство. Холли услышала какой-то странный звук и насторожилась. Она не сразу его распознала, а потом поняла – так чирикают птицы, защищая свое гнездо. В комнате никаких птиц не было, и Холли решила, что чириканье донеслось с крыши через дымоход камина. Просто птицы. Чириканье стихло. Холли снова повернулась к Генри: – Об Атланте? Вроде нет. – Немудрено. Я бы удивился, если бы он рассказал, даже если он вас любит. Он не говорит об этом. – А что случилось в Атланте? – Там есть ресторан «Утенок Дикси»… – Господи… – прошептала Холли, вспомнив свой сон. – Значит, вы хоть что-то да знаете, – сказал Генри, и глаза его затуманились печалью. Холли захлестнула волна сострадания. Но она думала не о родителях Джима, которых никогда не знала, и не о Генри, который наверняка их любил, она думала о Джиме. – Господи! – повторила Холли и больше не смогла сказать ни слова, слезы застилали ей глаза. Генри протянул ей старческую руку в пигментных пятнах, и Холли сидела, взяв его кисть, и ждала, когда снова сможет заговорить. В другом конце комнаты, где смотрели телевизор, зазвенели колокольчики, заиграли трубы. Родители Джима погибли не в автокатастрофе. Он ее выдумал, чтобы не вспоминать кошмарную правду. Она знала. Она знала, но не хотела знать. Ее последний кошмар был не предупреждением, это было воспоминание, которое Джим спроецировал в ее сознание, когда они оба спали. В том сне она была не собой. Она была Джимом. Так же как две ночи назад была во сне Леной. Если бы во сне появилось зеркало, она бы увидела в отражении Джима, как видела в темном окне мельницы лицо Лены. Она будто снова очутилась в залитом кровью ресторане и никак не могла блокировать в сознании картину этого ужаса. Холли трясло. Испугавшись за Джима, она опять посмотрела во двор. – Они неделю выступали в клубе в Атланте, – сказал Генри. – Пошли пообедать в любимый ресторан Джима, он его запомнил с их прошлого приезда. – Кто был убийца? – дрожащим голосом спросила Холли. – Простой сумасшедший. От этого еще тяжелее. Взял и ни с того ни с сего поубивал людей. – Сколько людей погибло? – Много. – Генри, сколько? – Двадцать четыре. Холли представила, как маленький Джим во время этой бойни ползет по телам убитых. Зал ресторана сотрясается от криков ужаса и боли, трупы пахнут кровью и рвотой, желчью и мочой. Холли снова услышала автоматную очередь. Тра-тата-тата-тата-тата-тата. И без конца повторяющееся «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста» перепуганной до смерти молоденькой официантки. Даже во сне это было запредельно жутко. Все отдельно взятые ужасы и вся человеческая жестокость слились в одном кошмаре. Даже у взрослого человека, пережившего такое, на реабилитацию ушли бы годы и годы, а для десятилетнего мальчика такая реабилитация оказалась невозможной, реальность для него стала невыносимой, ему потребовалось отрицание, и единственным средством, которым он удерживал себя от безумия, стали фантазии. – Джимми один спасся, – продолжал свой рассказ Генри. – Если бы полиция приехала на несколько секунд позже, он бы тоже погиб. Копы пристрелили того психа. Генри чуть сильнее сжал руку Холли.