Габриэль провел рукой по непослушным волосам – удивительно человеческий жест. Он пристально посмотрел на Тану, затем перевел взгляд на Люсьена: – Просто дай мне подобраться поближе, и я его убью. Не сомневайся. – Цепи должны быть настоящими, – сказал Люсьен. – Паук лучше кого бы то ни было знает, чем тебя можно удержать, а чем нет. Мне придется взять тяжелые стальные оковы, но мы можем расшатать несколько звеньев. Понимаешь? Все должно выглядеть очень, очень натурально. – Да, – едва слышно сказал Габриэль. – И должны быть следы борьбы. Какие-то отметины на лице и руках, будто мы действительно боролись. Люсьен обнажил зубы в полуулыбке-полуоскале. – Так какой у нас план? – спросила Тана. Люсьен раздраженно посмотрел на нее, но тут же успокоился. Наверное, понял, что ей будет непросто помогать Габриэлю придерживаться плана, если она ничего о нем не знает. Или вспомнил о своем желании ей понравиться. – План очень простой, – сказал он, махнув рукой в сторону Габриэля. – Паук приедет за своей добычей. Мы свяжем Габриэля, а когда Паук подойдет поближе – а он подойдет, – Габриэль разорвет цепи и убьет его. Габриэль кивнул: – Люди Люсьена накинутся на его охрану. – И новый мир восторжествует над старым, – закончил Люсьен. – Неплохо, – сказала Тана. Ее снова охватило странное чувство нереальности. Вампиры собираются убивать вампиров. Люсьен и Габриэль, друзья-враги, собираются убивать других вампиров. Она прикрыла рот рукой, пряча улыбку. Однажды они с Полиной поссорились из-за кожаной куртки, которую Тана взяла у нее поносить, а потом на нее вырвало их общую подругу Ану. Они поскандалили, неделю не разговаривали и расстраивали общих друзей тем, что огрызались и обедали за разными столами. Но потом Полину взяли на главную роль в пьесе, и она прибежала к Тане учить слова. Тем ссора и закончилась. Неужели Габриэль точно так же относится к Люсьену? Смог ли он простить того, кто виноват в смерти его сестры, чье ожерелье он хранил больше века? Смог ли простить того, по чьей вине оказался в клетке и лишился рассудка? Люсьен встал и пошел к двери. – Еще кое-что, – тихо проговорил Габриэль с едва заметной улыбкой. Люсьен обернулся, и что-то во взгляде Габриэля заставило его застыть на месте. – Ты не предашь меня, – сказал Габриэль. – Знаешь почему? – Потому что ты можешь убить Паука, – нахмурился Люсьен, медленно произнося слова, как если бы говорил с ребенком. – Ты специалист по убийству себе подобных. А мне нужна его смерть. Он ненавидит вампиров, которые открыли себя смертным, которые, как и я, стали знаменитостями. Ты дашь мне то, чего я хочу, и это недорого мне обойдется. Кроме того, ты мне почти как сын, и я очень этим горжусь. Габриэль улыбнулся: – Нет, ты не предашь меня, потому что иначе я выдам Пауку твой секрет. Я знаю, почему ты тогда так спешил отдать ему меня. Сначала я не понимал, но у меня было много времени на раздумья. Люсьен кинул быстрый взгляд на стену над картиной; проследив за ним, Тана увидела блеск объектива камеры. Он следил за Габриэлем. Ну, разумеется. Это, конечно, не было частью трансляции, если только Люсьен не выставлял свои секреты на всеобщее обозрение. Или если он хотел предать Габриэля самым простым способом – напрямую раскрыв их план Пауку. Но даже если этой записи суждено навеки остаться в каком-нибудь тайнике, Люсьен явно нервничал. Будто не хотел, чтобы слова Габриэля сохранились. Габриэль повернулся к Тане и дальше обращался к ней. Он выглядел удивительно нормальным. – Давным-давно ни одного вампира нельзя было обратить без одобрения небольшой группы древних. Они притворялись, что их беспокоит распространение вампиризма, но на самом деле боялись, что новые вампиры соберут армию и свергнут их. Я был Клыком и охотился на тех, кто нарушал закон. Но в основном моими жертвами были те, кто стал вампиром по ошибке. Среди вампиров попадаются и глупые, и неловкие. Иногда солнечный свет прерывает нападение, иногда жертве удается спастись. Тогда она заболевает, обращается, а затем питается, не убивая своих жертв. То есть старается не убивать. Но в процессе она создает новых вампиров, и в скором времени начинается эпидемия. Воображение Таны тут же нарисовало ей картину: Габриэль стоит перед испуганным вампиром, который, бурно жестикулируя, рассказывает, какую страшную ошибку только что совершил. Она изо всех сил старалась не засмеяться. – Каспар Моралес был другим, – сказал Габриэль. Услышав это имя, Люсьен напрягся. – Он не помнил, кто его обратил. Ему показалось, что кто-то за ним идет, а потом на него напали в темном переулке. Очнулся он дома. Окна были занавешены, а на стене кровью написано: «Передавай смерти привет». Как будто его обратили, чтобы пошутить. Люсьен не двигался. – И кто же мог это сделать? – спросил он безразличным тоном. Габриэль снова повернулся к Тане, и она вдруг поняла, что выступает сейчас в роли судьи. – За месяц до обращения Моралеса я убил пять черноволосых и темноглазых вампиров. Всех издали можно было принять за моих родственников. Трое женщин, двое мужчин, похожих на моего брата или сестру. Они рассказывали странные истории о том, как их обратили. На всех, когда они очнулись, была нелепая старомодная одежда и украшения, как будто кто-то специально их так одел. У одного из мужчин даже оказался при себе старый дуэльный пистолет. Скука – худший враг того, кто живет вечно. Все мы ищем способ развлечься. Люсьен предпочитает… как бы это сказать… Мелкие пакости. Тана вздрогнула. Вызванный инфекцией озноб вернулся, но пока ей удавалось не обращать на него внимания. – Ладно, – сказал Люсьен. – Хватит. – Мне казалось, что я убиваю призраков. Снова и снова, – продолжал Габриэль. – И в последний раз я не смог этого сделать. Я отпустил Каспара. Я его отпустил, но не я его обратил. Это сделал ты, Люсьен. Ты обратил их всех, чтобы посмотреть, что я стану делать. Потому что тебя развлекает жестокость. И ты не предашь меня потому, что тогда я расскажу свою историю Пауку, и следующие десять лет ты проведешь в клетке рядом со мной. Тана молча смотрела на них, потрясенная тем, что сказал Габриэль. Значит, конец света наступил просто потому, что кто-то развлекался? – У тебя нет доказательств, – сказал Люсьен. – Только слова. Габриэль пожал плечами. – Если ты действительно так думаешь, почему же ты так долго молчал? – снова спросил Люсьен. Его трясло от гнева, готового вырваться наружу. Его высокомерные губы подрагивали. Он боится, поняла Тана. Боится того, что сделает с ним Паук, если узнает. А может быть, и не только Паук. Может быть, все древние вампиры соберутся вместе и разорвут его на части, как сделали это с Каспаром Моралесом. Может быть, он боится даже людей, которые наконец получат виновного в том, что произошло. Неудивительно, что Люсьен благодарил Габриэля за то, что тот изменил мир. Каждый раз он на самом деле благодарил себя. Но страх делал его опасным. Тана видела на лице Люсьена с трудом удерживаемую жестокость, видела ненависть, вспыхнувшую в красных глазах. Если Габриэль хотел быть уверенным в Люсьене, показав ему власть, которую имеет над ним, то он ошибся. – Я молчал, потому что мне нравилось видеть тебя свободным, – сказал Габриэль. Люсьен резко пересек комнату, как будто не мог больше его слушать. Он открыл дверь: – После сегодняшней ночи мы оба будем свободны. Освободимся навсегда. Если ты, конечно, не облажаешься. Он хлопнул дверью так, что стена затряслась. Габриэль упал на кушетку и закрыл лицо руками. Потом посмотрел на Тану со странным выражением лица: – Ты, должно быть, презираешь меня. Она соскользнула с кровати и покачала головой. – Теперь мне лучше, – сказал он. – По крайней мере, иногда я чувствую себя лучше. Раньше все было как во сне. Картина не складывалась. А теперь… Теперь я представляю, как все это было страшно. Как все это должно быть страшно. – Как ты тогда сказал? «Понадобится река крови, чтобы все это смыть»? Я смотрела трансляцию одной из твоих ночей. Кажется, ты принял все лекарство за один раз. И кажется, оно тебе помогло. Тана вспомнила, как он склонился над горлом той девушки, опираясь коленом на край стула, как накрыл ее тело своим. Она вздрогнула, но не от страха. – Я действительно это сказал? – спросил он. – Звучит, как бред сумасшедшего. Тана рассмеялась и села на подлокотник кушетки. Он обнял ее холодной рукой и удивительно человеческим жестом притянул к себе. Тана соскользнула на подушки и опустила голову ему на плечо. – Как ты? – тихо спросил он. – Ну, – сказала Тана, – ни один из моих новых нарядов не живет дольше нескольких часов. Он улыбнулся, посмотрел на ее платье и отвел глаза: – Кожу можно вытереть. В его объятиях Тана чувствовала себя так, будто оказалась на очень опасном свидании. Она вспомнила его поцелуй, когда ее рот был полон крови, а за спиной вставало солнце, и задумалась, захочет ли он поцеловать ее еще раз. – Думаешь, ваш план сработает? – неожиданно спросила она, не в силах выносить молчание. – Ты доверяешь Люсьену? – Как заставить кошку ловить веревочку? – шепнул Габриэль, уткнувшись лицом в ее волосы. – Не знаю, – ответила она, слегка дрожа. – Очень медленно протащить приманку мимо нее? – Именно, – Габриэль провел прохладными пальцами по ее щеке, а потом посмотрел на свою руку, будто удивляясь тому, что делает. – Нельзя сразу трясти веревочкой под носом у кошки. Это следующий шаг. Сначала нужно позволить кошке ее поймать. Поймав один раз, она захочет ловить веревочку снова. – Ты хочешь заставить Паука думать, что он поймал тебя, – проговорила Тана, слегка задыхаясь. Габриэль пожал плечами: – Забавно смотреть на кошек, когда веревочка поднимается в воздух и они повисают, вцепившись в нее. Забавно смотреть, как они прыгают, а иногда даже врезаются головой в стену. Тана на мгновение отстранилась и посмотрела на него. Да, он был очаровательным чудовищем с чувственным ртом и глазами, в которых можно утонуть, и сейчас он непринужденно раскинулся на кожаных подушках, но она видела выражение его лица за секунду до того, как Люсьен вышел. – Он долго копался у тебя в голове. Габриэль, ты не боишься, что он тобой манипулирует? Она подняла глаза на блестящую точку видеокамеры, которая находилась прямо над ними. Их не видно, но ее голос точно будет на пленке. Если Люсьен услышит их разговор, то поймет, что она не собирается ему помогать. – Не уверен, что теперь это имеет значение. Но могу я попросить тебя кое-что для меня сделать? Запри вечером дверь и не выходи до рассвета. Не выходи, что бы ты ни услышала, хорошо? Тана судорожно вдохнула. Как раз этого она не могла обещать. Ведь она хочет освободить Валентину. И собирается воспользоваться помощью Джеймсона.