— Там была… О, Дональд, я больше не могу… — Она разрыдалась. — Поберегите слезы, сестрица, — сказал я. — Уж такие-то вещи я должен выяснить. — Там была… там была лужа крови и… и пулевое отверстие в заднем окне. Я подбежала, нагнулась над ним, коснулась руки и тотчас поняла: он мертв. Да и лицо у него было, как у покойника, — ошибиться невозможно. — Свет в номере горел? — Да. — Ничего больше не заметили? Что-нибудь, что указывало бы на предыдущих визитеров? — Ничего не заметила. Я испытала страшный шок, острейшее чувство потери… Как только я дотронулась до него, меня охватила паника. Я подумала о ребенке. Разве я имею право втягивать его в скандальную историю?! Я хочу, чтобы он рос хорошим, послушным мальчиком, чтобы у него были друзья и его принимали в приличных домах. Одно дело, когда парень потерял отца из-за автомобильной катастрофы… А если вдруг обнаружится, что он внебрачное дитя, что отца его убили… О, эта отметина останется на всю жизнь. Друзья отвернутся. Он станет жертвой одиночества, насмешек, презрения. О, дети умеют быть жестокими. — Вернемся пока к мотелю. Как вы поступили дальше? — Я не могла оставить его как есть. Я опустила штору. Чтобы все, кому не лень, не пялили на него глаза. Я задумчиво разглядывал ее. — И чтобы никто не увидел, как вы обыскиваете труп. — Я не обыскивала труп. — И можете это доказать? — Нет… Разве что дать честное слово. — Что дальше? — Я… я убежала в диком смятении. Развернула автомобиль и помчалась к воротам. — Вас кто-нибудь видел? — Когда я покидала мотель, навстречу выехала какая-то машина. На мгновение свет ее фар ослепил меня. Наверное, это были вы. — Да, — подтвердил я. — А вас чем привлек мотель? — Я следил за Даулингом. — О, — произнесла она слабеющим голосом, — значит, вас кто-то нанял следить за Даулингом? — Не совсем так. Меня подрядили проделать кое-какие операции, и я счел необходимым установить слежку за Даулингом. — И как долго вы за ним следили? — Один вечер — нынешний. — Тогда вам должно быть понятно, что он чрезвычайно… Ну, что он несчастен. Он зависит от женщины, которая буквально держит его на крючке. Он связался с ней, пока не было меня, и сейчас… сейчас он на крючке. — Откуда у нее такая власть над ним? — О, она демон. Соблазнительный, беспощадный, злобный. У нее сохранились копии гостиничных квитанций и его письма, магнитофонные записи — сделанные тайком, разумеется… Несколько раз он брал ее в Мексику, иногда они пересекали границу нелегально. — Шантаж, — заключил я. — Утонченнейшая его разновидность. Видите ли, он находится… находился в таком положении, что просто не мог поставить под удар свою репутацию в глазах компании. Известно ли вам, что его втянули в борьбу за контроль над компанией? Конкуренты все время пытаются подорвать доверие к нему акционеров и перехватить власть. — А в чем заключаются интересы конкурентов и кто они, эти конкуренты? — Он очень старательно избегал разговоров на эту тему, но мне кажется… — Ну-ка, ну-ка! — подстегнул я ее. — Я иногда спрашиваю себя, не Карсон ли это? — Карсон способен на такое? — Бизнес есть бизнес, — сказала она. — Но вы не уверены, что это Карсон? Нет. — Видимо, вы не раз встречались с Даулингом и обсуждали некоторые его личные проблемы в подробностях. — Он любил откровенничать со мной. Не сомневаюсь, необходимость расстаться со мной была трагедией его жизни. Он сказал однажды, что после моего отъезда неделями не мог смотреть на женщин, ну а потом… Он же настоящий мужчина… и, конечно, неизбежное случилось. Эта женщина оказалась весьма сообразительной. Он был так одинок. Она мигом оценила ситуацию и запустила в него свои когти… О таком человеке трудно рассказывать. Он постоянно испытывал эмоциональное беспокойство. Мы всегда были очень близки друг другу, и многие его беды происходили из-за того, что он попытался найти этой близости замену. — Что ж, — подытожил я, — он обрел эмоциональный покой. Эта женщина не дала ему уйти от ее когтей. Она кивнула. — Кто она? — Уместны ли здесь имена? Я не вправе злоупотреблять его доверием. — Не будьте ребенком, — возразил я, — человека ведь нет в живых. Моя сентенция буквально сразила ее наповал. Рассказывая о Даулинге, она так была поглощена излагаемыми фактами и их отношениями, что, казалось, забыла о самом непреложном факте: его больше нет в живых. У нее перехватило дыхание, на глазах выступили слезы. — Успокойтесь, — попросил я, — для слез нет времени… Кто эта женщина, которая запустила в Даулинга когти? — Ее зовут Бернис Клинтон. Я с минуту дегустировал информацию. — Не знаете, где она живет? — Нет. Он никогда об этом не говорил, но я знаю, он ее содержал. Он снимал для нее квартиру. А запросы и вкусы у нее отчаянные. — Потом он перестал оплачивать квартиру? — Продолжает и поныне, хотя страстно мечтает освободиться. — Почему? — А почему всякий мужчина сперва лезет в ярмо, а потом во сне видит, как бы ярмо сбросить? Даулинг видел в ней мое отражение, и она это заблуждение всячески поддерживала, совсем вскружила ему голову. Правда, потом… — Почему он не женился на ней в пылу увлечения, когда овдовел? — Потому что начал узнавать ее истинный характер. — И захотел возобновить прежние отношения с вами? — Он тянулся ко мне, — согласилась она. — Но я не могла вернуться на его условиях. Я уважала его как отца моего ребенка, а узнав, что он спутался с этой женщиной… Не знаю, как объяснить, Дональд, что-то во мне умерло. Я видела в нем только друга. Я сочувствовала ему, понимала, пожалуй, больше, чем любая другая женщина в его жизни. Он мне нравился. Но вновь запылать страстью… Нет, на такие чувства меня теперь не хватит. Ведь один раз я уже прошла этот круг до конца… Если бы он захотел жениться на мне, как только я вернулась, я пошла бы под венец в ту же минуту. Увы, он опять был несвободен. История начиналась сначала. Я не хотела опять свиданий украдкой, постоянной лжи, тайной связи, а потом… быть может, новой беременности… Трудно объяснить, как я воспринимала его теперь, не менее трудно — как воспринимал меня он. — Был он агрессивен, пытался вновь завязать близкие отношения? — А как же, конечно. — Не вполне понимаю ваше «конечно». — Он очень чувственный мужчина, и какой! Я ему нравилась, у нас интимные воспоминания, и было бы противоестественно, если бы он повел себя иначе. — Но вы не уступили. — Нет. Дружба, сочувствие, понимание — пожалуйста, но… тайными утехами я сыта по горло. Я не могла идти на такой риск — произвести на свет еще одного ребенка с отметкой безотцовщины. — Иными словами, вы предложили ему освободиться от Бернис и повести вас к алтарю? — В общих чертах что-то в этом роде. — Лучшего кандидата на лавры убийцы не придумаешь… — Полагаете, они предъявят…