Чарли посмотрела в глаза женщины. Зрачки сужены, но это можно объяснить ярким солнцем. — Вы, случайно, не под чем-то? — Нет, мэм. У нас раньше был навес во дворе, но он развалился, так что от солнца спрятаться негде. Чарли ждала, что будет неуместная улыбка, но Эва говорила серьезно. — Вы принимали какие-то препараты? Или, может, вы покурили, чтобы снять напряжение? — Да что вы, мэм. Я вожу автобус. Наркотики мне нельзя. Я же за детей отвечаю. Чарли еще раз заглянула ей в глаза, пытаясь увидеть какие-то признаки понимания. — Мой отец объяснял вам, что происходит с Келли? — Он сказал, что работает на нее, но я не знаю. — Она перешла на шепот. — Мне мой брат двоюродный говорил, что Расти Куинн — плохой человек, что он, мол, адвокат для всяких неблагополучных, насильников, убийц. У Чарли пересохло во рту. Эта женщина, очевидно, не понимает, что ее дочери сейчас нужен именно такой человек, как Расти Куинн. — Келли показывают. — Эва снова смотрела в телевизор. Лицо Келли Уилсон занимало весь экран. Видимо, кто-то слил журналистам школьные фотографии. Вместо темного готичного макияжа и черной одежды на Келли была одна из ее футболок с радужными пони. Фото исчезло, и на экране появилось видео: Расти выходит из Деррикской окружной больницы. Он мрачно посмотрел на журналиста, совавшего микрофон ему в лицо, но Расти не просто так вышел из здания через центральный вход. Он с напускной неохотой остановился и стал давать интервью. Чарли не надо было слышать звук телевизора, чтобы прочесть по губам отца поток его фирменных реплик, произнесенных с южным акцентом, которые будут снова и снова показывать по национальным телеканалам. Так всегда бывает с громкими делами. Расти надо было выступать перед журналистами и рассказывать, что Келли Уилсон — несчастный подросток под угрозой высшей меры наказания, а не чудовище, расстрелявшее ребенка и директора школы. Эва прошептала: — Револьвер — это оружие? У Чарли все внутри перевернулось. Она отвела Эву подальше от дома и встала вместе с ней посреди дороги. — У вас есть револьвер? Эва кивнула. — Илай держит его в бардачке в машине. — Той машине, на которой он сегодня поехал на работу? Она снова кивнула. — Он законно владеет оружием? — Мы не крадем вещи, мэм. Мы честно зарабатываем. — Простите, я имею в виду, был ли ваш муж судим за тяжкие преступления? — Нет, мэм. Он честный человек. — Вы знаете, сколько в вашем револьвере патронов? — Шесть, — Эва сказала это довольно уверенно, но добавила: — Думаю, шесть. Я его сто раз видела, но никогда внимания особо не обращала. Простите, не могу вспомнить. — Все нормально. Чарли сейчас почувствовала себя точно так же, как на допросе у Дилии Уофорд. «Сколько выстрелов вы слышали? В какой последовательности? Мистер Гекльби был с вами? Куда делся револьвер?» Чарли была там, в гуще событий, но страх помешал ей запомнить все подробности. — Когда вы видели револьвер в последний раз? — спросила она. — Я не… Ох. — В кармане пижамы у нее зазвонил мобильный. Она вытащила дешевый раскладной телефон, из тех, что продаются вместе с предоплатным поминутным тарифом. — Какой-то незнакомый номер. Чарли узнала номер. Это номер ее айфона, который, очевидно, все еще был у Гека. — Садитесь в машину, — сказала она Эве, жестом попросив Ленор помочь. — Я отвечу на звонок. Эва недоверчиво посмотрела на Ленор. — Я не знаю… — Садитесь в машину. — Чарли почти оттолкнула ее. Она взяла трубку после пятого звонка. — Алло? — Миссис Уилсон, это мистер Гекльби, учитель Келли из средней школы. — Как ты разблокировал мой телефон? Гек надолго замолчал. — Надо придумывать пароль посложнее, чем один-два-три-четыре. Чарли много раз слышала подобное от Бена. Она отошла, чтобы ее никто не слышал. — Почему ты звонишь Эве Уилсон? Он опять поколебался. — Я два года был учителем Келли. Я несколько месяцев занимался с ней индивидуально, когда она перешла в старшую школу. — Это не ответ на вопрос. — Я четыре часа отвечал на вопросы двух говнюков из Бюро расследований Джорджии и еще час отвечал на вопросы в больнице. — Каких говнюков? — Эткинс. Или Эвери. Какой-то вихрастый пацан лет десяти с виду и пожилая негритянка — вот они до меня по очереди и докапывались. — Черт, — пробормотала Чарли. Видимо, он говорит о Луисе Эвери, агенте ФБР по Северной Джорджии. — Он оставил визитку? — Я ее выбросил, — сказал Гек. — С рукой, кстати, все в порядке. Пуля прошла навылет. — У меня сломанный нос и сотрясение мозга, — сообщила Чарли. — Зачем ты звонишь Эве? По его вздоху Чарли поняла, что он отвечает ей только из любезности. — Потому что я беспокоюсь о своих учениках. Я хотел ей помочь. Убедиться, что у нее есть адвокат. Что ей помогает кто-то, кто не будет ее использовать и не сделает все еще хуже. — Тут Гек резко изменил свой бодрый тон: — Келли не умная девочка, Шарлотта. Она не убийца. — Не надо быть умным, чтобы убить человека. На самом деле обычно бывает как раз наоборот. Она обернулась и посмотрела на дом Уилсонов. Капитан Айзек вытаскивала наружу большой пакет с одеждой Келли. — Если правда хочешь помочь Келли, держись подальше от журналистов, не попадайся на камеру, не позволяй им себя фотографировать и даже с друзьями не разговаривай о том, что случилось, потому что тогда они попадутся на камеру или поговорят с журналистами и ты не сможешь контролировать то, что они будут говорить. — Хороший совет. — Он выдохнул и сказал: — Слушай, я должен попросить у тебя прощения. — За что? — Б2. Бен Бернард. Твой муж звонил сегодня утром. Я же чуть не взял трубку. Чарли почувствовала, что покраснела. — Я не знал, пока один из копов мне не сказал, — продолжил он. — Это было уже после того, как я с ним поговорил и рассказал ему, чем мы занимались и почему ты пришла в школу. Чарли схватилась за голову. Она знала, как мужчины определенного типа говорят о женщинах, особенно о тех, кого они трахают в своем пикапе у бара. — Ты могла бы меня предупредить, — заметил Гек. — А так мы все оказались в идиотском положении. — То есть ты извиняешься, но говоришь, что я сама виновата? — Чарли не верила своим ушам. — Когда я должна была тебе об этом сказать? Перед тем, как Грег Бреннер мне врезал? Или после того, как ты удалил видео? А может, тогда, когда ты солгал в своих свидетельских показаниях, каким образом мой нос оказался сломан, а это, кстати, тяжкое преступление — я имею в виду врать, чтобы прикрыть задницу копу, а не стоять, засунув язык в жопу, когда рядом бьют женщину. Это как раз вполне законно. Гек выдавил еще один вздох. — Ты не знаешь, каково это — вдруг увидеть такое. Люди ошибаются. — Я не знаю, каково это? — Чарли затрясло от накатившей ярости. — А тебе не кажется, Гек, что я тоже там была? Тебе не кажется, что я прибежала туда раньше тебя, так что я прекрасно знаю, каково это — вдруг увидеть такое, и мало того, если ты реально вырос в Пайквилле, то знаешь, что со мной такое уже второй раз, поэтому пошел ты со своим «ты не знаешь, каково это».