— Хорошо, ты права. Прости. Но Чарли еще не закончила. — Ты соврал насчет возраста Келли. — Шестнадцать, семнадцать. — Чарли представила, как Гек мотает головой. — Она в одиннадцатом классе. Какая разница? — Ей восемнадцать, и разница такая, что это смертный приговор. Он ахнул. Именно ахнул — резко вдохнул воздух, испытав шок. Чарли ждала, что он скажет. Она проверила индикатор сигнала на экране. — Алло? Он откашлялся. — Подожди минуту. Чарли тоже надо было подумать. Она упускает что-то важное. Почему Гека допрашивали четыре часа? Обычно допрос длится от получаса до двух. Разговор с Чарли завершился примерно на сорок пятой минуте. Их с Геком участие в сегодняшних событиях сводилось к менее чем десяти минутам. Почему Дилия Уофорд привела ФБР, чтобы поиграть с Геком в хорошего и плохого полицейского? Вряд ли он будет выступать против стороны, выставившей его свидетелем. Он был ранен в руку. Но он сказал, что допрашивали его до того, как он ездил в больницу. Дилия Уофорд не из тех копов, что нарушают процедуру. А ФБР уж точно не будет просто так сопли жевать. Так почему они удерживали своего важнейшего свидетеля в полицейском участке четыре часа? Так со свидетелями не обращаются. Так обращаются с подозреваемым, который отказывается сотрудничать. — Так, я вернулся, — сказал Гек. — Келли — она — как это сейчас называют? Учащийся с образовательными трудностями? С интеллектуальными особенностями? Она учится по самой простой программе. Не понимает никаких теорий. — По закону это называется «ограниченная дееспособность», то есть можно было бы сказать, что она не способна прийти в соответствующее умственное состояние для совершения преступления, но доказать это будет очень сложно, — объяснила Чарли. — У государственной системы образования и государственной системы расследования убийств очень разные цели. Одна пытается ей помочь, а другая пытается ее убить. Он молчал, и слышно было, как он дышит. — Те два агента, Уофорд и Эвери, говорили с тобой четыре часа подряд или был какой-то перерыв? — уточнила Чарли. — Что? — Его удивил этот вопрос. — Да, кто-то из них все время был в комнате. И иногда твой муж. И этот мужик, как его зовут? В таком блестящем костюме? — Кен Коин. Это окружной прокурор. — Чарли решила сменить тактику. — Келли дразнили в школе? — У меня в классе нет, — ответил он и добавил: — А за пределами школы, в соцсетях — это уже не в нашей власти. — То есть ее травили? — Она была не такая, как все, и когда ты ребенок, это всегда плохо. — Ты был у Келли учителем. Почему ты не знал, что она осталась на второй год? — У меня каждый год больше ста двадцати учеников. Я не смотрю их личные дела без особой причины. — А отставание — это не причина? — Многие мои дети отстают. Она была крепкой троечницей. Никаких особых проблем с ней не было. До Чарли донеслось легкое постукивание ручкой по краю стола. Гек продолжил: — Послушай, Келли — хорошая девочка. Не умная, но добрая. Она идет туда, куда ее ведут. Она не делает ничего подобного. На нее это совсем не похоже. — Вы были с ней близки? — То есть что ты имеешь… — Трах. Ебля. Ты знаешь, что я имею в виду. — Конечно нет, — в его голосе слышалось отвращение. — Она же ребенок, моя ученица. Боже мой. — Занималась ли она сексом с кем-то другим? — Нет, я бы сообщил о таком. — Мистер Пинкман? — Вот не надо… — Кто-то из учеников? — Откуда мне… — Куда делся револьвер? Если бы она не прислушивалась к его дыханию, она бы не заметила, как он на мгновение задержал его. И сказал: — Какой револьвер? Чарли покачала головой, ругая себя за то, что упустила очевидное. Давая показания Дилии Уофорд, она была слишком дезориентирована, чтобы сопоставить одно с другим, но теперь Чарли поняла, что агент практически нарисовала ей картинку. «Вы не видели, чтобы мистер Гекльби передавал кому-либо револьвер? Видели ли вы, что он оставил его на себе? Положил на землю?» — Куда ты его дел? — спросила Чарли. Он снова сделал паузу, как делал каждый раз, когда врал. — Я не знаю, о чем ты. — Тем двум агентам ты сказал то же самое? — Я сказал им то же, что и тебе. Я не знаю. Там слишком много всего происходило. Чарли только покачала головой от его глупости. — Келли говорила тебе что-нибудь там, в коридоре? — Я не слышал. — Он в сотый раз сделал паузу. — Я уже сказал, там слишком много всего происходило. Этот парень получил пулю и не поморщился. Вряд ли страх помешал ему запомнить все подробности. — Ты на чьей стороне? — спросила Чарли. — Нет никаких сторон. Есть только правильные поступки. — Прости, что лезу в твою философию, Горацио, но если есть правильные поступки, то есть и неправильные поступки, и, как человек с юридическим образованием, я могу сказать тебе, что кража орудия двойного убийства и дача ложных показаний агенту ФБР могут привести тебя на неправильную сторону тюремной решетки, и очень надолго. Он снова замолчал на пару секунд, после чего произнес: — Я не знаю, попали ли мы туда, но у камер видеонаблюдения есть слепая зона. — Не надо ничего говорить. — Но если… — Заткнись, — предупредила Чарли. — Я свидетель. Я не могу быть твоим адвокатом. То, что ты мне говоришь, не будет конфиденциально с юридической точки зрения. — Шарлотта, я… Она нажала «отбой», пока яма, которую Гек рыл себе, не стала еще глубже. Глава пятая Старого «Мерседеса» Расти вполне предсказуемо не оказалось на парковке, когда Ленор подъехала на свое место позади здания. Чарли видела по телевизору в прямом эфире, как отец выходит из больницы. Оттуда до офиса полчаса езды, примерно столько же до дома Уилсонов, то есть он, видимо, заехал куда-то еще. Ленор сказала Эве: — Расти уже едет сюда. Это было неправдой, но ей все время приходилось говорить это разным клиентам.