— У меня рабочие задачи в Нью-Йорке. Свои дела. Очень важные дела. Мы выходим в суд в ближайшие три недели. Все вдруг замолчали. Они оба смотрели на нее. — Что? — Сэм, присядь, — тихо сказала Чарли. — Я не хочу садиться. — Ты глотаешь слова. Сэм знала, что она права. Она также знала, что черта лысого она будет садиться из-за какой-то дизартрии, вызванной усталостью. Надо просто немного передохнуть. Она сняла очки. Взяла салфетку из коробки около кровати Расти. Протерла линзы, словно проблема лишь в пятнышке, которое можно легко убрать. — Детка, может, спустишься с сестрой вниз, перекусишь чего-нибудь, и мы поговорим, когда тебе будет получше? Сэм замотала головой. — Я… — Не-а, — прервала их Чарли. — Это не моя работа, мистер. Сам рассказывай ей про своего единорога. — Не надо, — шикнул он. — Ей сейчас необязательно это знать. — Она не дура, Расти. Она рано или поздно об этом спросит, и я не хочу, чтобы мне пришлось отвечать. — Я вас слышу. — Сэм надела очки. — Может, перестанете разговаривать так, будто меня здесь нет? Чарли прислонилась к стене. Снова скрестила руки на груди. — Если ты пойдешь на предъявление обвинения, тебе придется сделать заявление о невиновности. — И что? — спросила Сэм. На обвинении редко делают заявления о виновности. — Я имею в виду не формальности. Папа действительно думает, что Келли Уилсон не виновна. — Не виновна? — Теперь и слуховое восприятие подвело Сэм. Им таки удалось вызвать короткое замыкание в последних работающих частях ее мозга. — Конечно, она виновна. — Все вопросы вот к этому Фоггорну Леггорну, доктору юридических наук. Он считает, что Келли не виновна. — Но… Чарли подняла руки в знак капитуляции. — Блаженны верующие. Сэм повернулась к Расти. Она не смогла задать напрашивающийся вопрос, но не из-за своей травмы. Очевидно, отец все-таки сошел с ума. — Поговори сама с Келли Уилсон. Поешь и езжай в полицию. Скажи им, что ты ее второй адвокат, работаешь со мной. Поговори с Келли наедине. Пять минут максимум. Ты поймешь, о чем я. — Вот видишь? — сказала Чарли. — Она убила взрослого мужчину и маленькую девочку в трезвом уме и твердой памяти. Что тут еще понимать? Я была там меньше чем через минуту. Я видела в руках у Келли дымящийся — в буквальном смысле! — пистолет. Я видела, как умирала девочка. Но наш мистер Айронсайд считает, что она не виновна. Сэм понадобилось время, чтобы осознать слова Чарли и спросить: — Что ты там делала? На месте преступления? Как ты… — Неважно. — Чарли переключилась обратно на Расти: — Подумай, о чем ты просишь, пап. Каково ей будет этим заниматься? Ты хочешь, чтобы на Сэм тоже напал какой-нибудь маньяк-мститель? — Она саркастически усмехнулась. — Еще раз? Расти не боялся таких ударов ниже пояса. — Сэмми-Сэм, смотри, просто поговори с девчонкой. Мне в любом случае пригодится альтернативное мнение. Даже такой великий адвокат, как я, может ошибаться. Мне важна твоя помощь как профессионала. Его лесть только рассердила ее. — Массовая стрельба относится к вопросам интеллектуальной собственности? — спросила она. — Или ты забыл, в какой сфере я работаю? Расти подмигнул ей. — Управление окружного прокурора Портленда только и занималось что патентными делами, да? — Портленд был давным-давно. — А теперь ты слишком занята, потому что помогаешь «Херне Инкорпорейтед» засудить «Херню Лимитед» из-за какой-то херни? — Каждый имеет право на свою херню. — Сэм не дала ему сбить себя с толку. — Я не такой адвокат, какой нужен Келли. Больше нет. Да и никогда не была. Я бы больше пригодилась обвинению, потому что всегда выступаю на этой стороне. — Неважно, обвинение или защита: надо только чувствовать баланс сил в зале суда, а это у тебя в крови. — Расти снова попытался сесть. Откашлялся, прикрывшись рукой. — Дорогая, я понимаю, что ты приехала издалека, чтобы проводить меня в последний путь, и торжественно обещаю, рано или поздно мы к этому придем, но сейчас я скажу тебе что-то, чего ни разу не сказал за все твои сорок четыре прекрасных года на этой земле: я прошу тебя сделать это для меня. Сэм замотала головой, больше от раздражения, чем от несогласия. Она не хотела быть здесь. Ее мозг истощен. Она услышала, как из ее собственных губ исходит змеиное шипение: — Я уезжаю. — Конечно, только завтра, — подхватил Расти. — Детка, о Келли Уилсон некому больше позаботиться. Она одна в целом свете. Ее родители не в состоянии понять, в какую беду она попала. Сама она себе не поможет. Она не может выступать в свою защиту, и никому нет до этого дела. Ни полиции. Ни следователям. Ни Кену Коину. — Расти протянул руку Сэм. Коричневыми от никотина пальцами провел по рукаву ее блузки. — Они убьют ее. Они вставят ей в руку иглу и прервут жизнь этой восемнадцатилетней девушки. — Ее жизнь прервалась тогда, когда она решила принести в школу заряженный пистолет и убить двух человек, — парировала Сэм. — Саманта, я не буду с тобой спорить, — сказал Расти. — Но, пожалуйста, ты можешь просто поговорить с ней? Дай ей шанс быть услышанной. Стань ее голосом. Пока я лежу здесь, ты единственный человек, которому я могу доверить ее защиту. Сэм закрыла глаза. Сердце стучало в ее висках. Аппараты жужжали. Свет был слишком ярким. — Поговори с ней, — взмолился Расти. — Я серьезно, только ты можешь быть ее защитником. Если ты не согласна на заявление о невиновности, просто сходи на обвинение и попробуй разыграть карту ограниченной дееспособности. В этом, по крайней мере, мы все друг с другом согласны. — Это ситуация ложного выбора, Сэм. Так или иначе он хочет затащить тебя в суд. — Да, Чарли, я знаю, что такое псевдоаргументы. У Сэм заболел живот. Она не ела уже пятнадцать часов. А не спала еще дольше. Она глотала слова, если вообще могла построить предложение. Она не могла идти без трости. Она злилась, очень злилась, впервые так сильно за много лет. И она слушала Расти, будто это ее отец, а не человек, который сделает все что угодно и пожертвует кем угодно ради подзащитного. Даже своей семьей. Она подняла сумочку с пола. — Ты куда? — спросила Чарли. — Домой, — ответила Сэм. — Мне это дерьмо сдалось так же, как еще одна дырка в голове. Расти все еще хохотал, когда она выходила за дверь. Глава девятая Сэм сидела на деревянной скамейке в большом саду за больничным корпусом. Она сняла очки. Закрыла глаза. Она повернула лицо к солнцу. Вдохнула свежий воздух. Скамейка стояла на огороженной территории с питьевым фонтанчиком около калитки с надписью «САД БЕЗМЯТЕЖНОСТИ — ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ» прямо над табличкой с перечеркнутым мобильным телефоном. Видимо, из-за нее садик и пустовал. Сэм наслаждалась безмятежностью в одиночестве. Точнее, пыталась обрести хоть какую-то безмятежность. С момента, когда Станислав оставил ее у входа, до момента, когда она оставила Расти в его палате, прошло всего тридцать шесть минут. Еще тридцать минут прошло с тех пор, как она обнаружила Сад безмятежности. Сэм не постеснялась бы прервать обед своего водителя, но ей нужно было время прийти в себя. Ее руки тряслись. Она не могла нормально говорить. У нее давно так не раскалывалась голова. А свое лекарство от мигрени она оставила дома. Дома. Она подумала, как Фоско выгибает спину буквой «С», развалившись на полу. Как солнце льется в окна. Как тепло в бассейне. Как комфортно в ее постели. А еще об Антоне. Она позволила себе на какое-то мгновение задуматься о муже. О его больших сильных руках. О его смехе. О том, как он любил новые блюда, новые впечатления, новые страны.