Она никак не могла его отпустить. И даже тогда, когда это действительно было нужно. И даже тогда, когда он просил ее, упрашивал, умолял положить конец невыносимости его существования. Изначально они боролись вместе. Они ездили в центр Андерсона в Хьюстон, в клинику Майо в Рочестер и обратно в Нью-Йорк, в центр Слоан Кеттеринг. Каждый специалист, каждый всемирно известный эксперт оценивал шансы Антона на выживание от семнадцати до двадцати процентов. Сэм не сомневалась, что он сможет превысить эти прогнозы. Фотодинамическая терапия. Химиотерапия. Лучевая терапия. Эндоскопия с дилатацией. Эндоскопическое стентирование. Электрокоагуляция. Антиангиогенная терапия. Ему удалили пищевод, подняв желудок и прикрепив его к ротоглотке. Ему удалили лимфоузлы. Провели еще несколько реконструктивных операций. Установили гастростому. Калоприемник. Провели клинические исследования. Применили экспериментальное лечение. Парентеральное питание. Паллиативную хирургию. Снова экспериментальное лечение. В какой момент Антон решил сдаться? Когда потерял голос и больше не мог говорить? Когда почти полностью потерял способность двигаться и не мог даже пошевелить тощими ногами в больничной кровати? Сэм не помнила точного момента, когда он признал поражение, не заметила этого изменения. Когда-то он говорил, что влюбился в нее, потому что она настоящий борец, но в конце концов ее неспособность сдаться продлила его страдания. Сэм открыла глаза. Надела очки. Что-то сине-белое появилось с краю ее слепой зоны справа. — Не надо так, — сказала она Чарли. Чарли вошла в поле зрения. Она опять скрестила руки на груди. — Что ты тут делаешь? — А что мне там делать? — Хороший вопрос. — Чарли села на скамейку напротив. Кроны деревьев зашуршали от ветерка, и она посмотрела наверх. Сэм всегда знала, что унаследовала резкие черты Гаммы: холодное равнодушие ее лица многих отталкивало. Миловидный же вид Чарли явно был унаследован не по материнской линии. Даже в синяках ее лицо оставалось несомненно красивым. Своим остроумием она умела рассмешить, а не оттолкнуть. «Неутомимо радостная, — говорила о ней Гамма. — Все вокруг ее любят». Правда, не сегодня. Что-то с Чарли было не так, в ней появилась какая-то почти осязаемая грусть, и, похоже, дело не в состоянии Расти. Почему же она попросила Бена написать Сэм? Чарли отклонилась на спинку скамейки. — Ты очень пристально на меня смотришь. — Помнишь, как мама привозила тебя сюда? Ты тогда сломала руку, спасая кошку. — На самом деле, — призналась Чарли, — я пыталась достать с крыши свой пневматический пистолет. — Который Гамма закинула туда, чтобы ты прекратила с ним играть. — Именно так. — Чарли закатила глаза, развалившись на скамейке. Ей сорок один, а будто снова тринадцать. — Не дай ему уговорить тебя остаться. — Я и не собиралась. — Сэм поискала свой стаканчик. Она купила в столовой стакан кипятка и сэндвич, который не смогла доесть. Достала из сумочки пакет с зиплоком. В нем она привезла пакетики чая. — У нас тут есть чай, — заметила Чарли. — Я люблю именно такой. Сэм опустила пакетик в воду. На секунду запаниковала, посмотрев на свой безымянный палец. Но тут же вспомнила, что оставила обручальное кольцо дома. Чарли заметила ее тревогу. — Что случилось? Сэм покачала головой. — У тебя есть дети? — Нет. — Чарли не стала задавать встречный вопрос. — Я позвала тебя не для того, чтобы убить Расти. Он сам это сделает рано или поздно. У него слабое сердце. Кардиолог сказал, что фактически от смерти его отделяет один кишечный запор. Он никак не бросит курить. Не желает меньше пить. Ты знаешь, какой он упрямый осел. Никого не хочет слушать. — Поверить не могу, что он не написал завещания: мог бы сделать это ради тебя. — Ты счастлива? Этот странный вопрос застал Сэм врасплох. — Когда как. Чарли легонько постукивала ногой по земле. — Иногда я думаю, как ты сидишь там одна, в этой ободранной квартирке, и мне становится грустно. Сэм не стала говорить ей, что продала ободранную квартирку за три миллиона двести тысяч долларов. Вместо этого она процитировала: — «Представьте себе, как я, сжав зубы, гонюсь за радостью». — Фланнери О’Коннор. — Чарли всегда помнила кучу цитат. — Гамма ведь читала «Навык существования», да? Я уже и забыла об этом. Сэм не забыла. Она до сих пор помнила, как удивилась, когда мама принесла этот сборник из библиотеки. Гамма всегда открыто презирала религиозный символизм, то есть большую часть классической англоязычной литературы. — Папа рассказал, что она пыталась стать счастливой перед смертью, — сказала Чарли. — Может, потому что она знала, что больна. Сэм опустила глаза, глядя в свой стакан. Когда Гамме делали вскрытие, патологоанатом обнаружил, что ее легкие изъедены раком. Если бы ее не убили, она все равно не прожила бы больше года. Захария Кулпеппер использовал этот аргумент в свою защиту, будто несколько драгоценных месяцев с живой Гаммой ничего не значили. — Она говорила, что я должна позаботиться о тебе, — произнесла Сэм. — Тогда в ванной. Она говорила очень настойчиво. — Она всегда говорила настойчиво. — Ну да. — Сэм перекинула нитку чайного пакетика через край стакана. — Я помню, как вы с ней спорили, — сказала Чарли. — Я с трудом понимала, о чем вы говорите. — Она ладонями изобразила разговор. — Папа утверждал, что вы как два магнита, которые подзаряжаются друг от друга. — Магниты не заряжаются: они либо притягиваются, либо отталкиваются в зависимости от расположения их северных и южных полюсов. Север и юг притягиваются, юг и север тоже, а север с севером или юг с югом отталкиваются, — объяснила Сэм. — Если магниты заряжать — видимо, он имел в виду электрическим током, — то полярность только усилится. — Ого, как ты мне все по полочкам разложила. — Хватит умничать. — Хватит тупить. Сэм поймала ее взгляд. Они обе улыбнулись. — «Фермилаб» занимается разработкой нейтронной терапии для лечения рака, — сообщила Чарли. Сэм удивилась, что сестра следит за такими новостями. — У меня есть кое-какие ее бумаги. Статьи, я имею в виду. Опубликованные. — Ее статьи? — Очень старые, еще из шестидесятых. Я видела ссылки на ее работы в примечаниях, а оригинальные статьи не встречала. Мне удалось скачать только две штуки из Международной базы данных по современной физике. Сэм открыла сумочку и достала толстую стопку листов, которые распечатала утром в аэропорту Тетерборо. — Не знаю, зачем я их привезла. — Это было самое откровенное, что она сказала сестре с момента своего приезда. — Я подумала, ты захочешь получить их, потому что… Сэм замолчала. Они обе знали, что все остальное сгорело в пожаре. Старые домашние видеозаписи. Школьные дневники. Альбомы. Молочные зубы. Отпускные фотографии. У них сохранился один-единственный случайно сделанный снимок Гаммы. Она стоит посреди поля. Смотрит через плечо назад, но не в камеру, а на кого-то за кадром. Ее лицо видно вполоборота. Поднятая темная бровь. Разомкнутые губы. Эта фотография стояла на столе в офисе Расти, когда дом из красного кирпича поглотило пламя. Чарли прочла заголовок первой статьи: — «Фототрансмутирующее обогащение межзвездной среды: исследование по данным наблюдения за туманностью Тарантул». — Она изобразила похрапывание и пролистала до следующей статьи. — «Доминантные пути p-процессов в оболочках сверхновых». Сэм осознала свою ошибку. — Может, ты их не поймешь, но приятно же иметь их у себя. — Да, приятно. Спасибо. — Чарли бегала глазами по строчкам, пытаясь уловить хоть какой-то смысл. — Чувствую себя полной дурой, когда понимаю, насколько же она была умная. Сэм только сейчас вспомнила, что точно так же чувствовала себя в детстве. Может, они и были магнитами, но разной мощности. Обо всем, что знала Сэм, Гамма знала больше. — Ха, — засмеялась Чарли. Видимо, прочла особенно заковыристую строчку. Сэм тоже засмеялась. Вот то, чего ей не хватало все эти годы? Этих воспоминаний? Этих историй? Этого непринужденного общения с Чарли, которое, как Сэм думала, умерло вместе с Гаммой?