— Ты правда на нее очень похожа. — Чарли сложила листы вместе и положила на скамейку. — У папы на столе все еще стоит та самая фотография. Та самая фотография. Сэм всегда хотелось иметь ее копию, но она была слишком гордой, чтобы доставить Расти удовольствие сделать ей такое одолжение. — Он правда думает, что я пойду защищать кого-то, кто застрелил двух человек? — спросила она. — Да, но Расти считает, что может уговорить кого угодно на что угодно. — А ты как считаешь, мне стоит это сделать? Чарли задумалась. — Стала бы этим заниматься та Сэм, с которой я росла? Возможно, хотя и не ради Расти. Она бы разозлилась точно так же, как я злюсь из-за любой несправедливости. А здесь явная несправедливость, потому что на сотню миль вокруг любой адвокат будет видеть в Келли Уилсон не человека, а обузу. Но что сделала бы та Сэм, которой ты стала сейчас? — Она пожала плечами. — Правда в том, что я совсем тебя не знаю. Так же, как и ты меня. Сэм почувствовала в этих словах упрек, хотя они были вполне справедливы. — Ты права. — Права ли я была, когда попросила тебя приехать? Сэм не сразу нашлась что ответить, и это оказалось непривычно для нее. — Почему — на самом деле — ты хотела, чтобы я приехала? Чарли покачала головой. Помедлила с ответом. Поковыряла ниточку на джинсах. Со свистом выдохнула своим сломанным носом. — Вчера ночью Мелисса спросила, хочу ли я, чтобы она принимала экстренные меры. Фактически это означает: «Дать ему умереть? Или не дать? Ответь прямо сейчас». Я запаниковала, но не от испуга или нерешительности, а потому что подумала, что не имею права самостоятельно принимать такое решение. — Она подняла глаза на Сэм. — Когда у него были сердечные приступы, мне казалось, что я должна бороться. Я знаю, что он сам этого добился своим курением и выпивкой, но в той ситуации я чувствовала, что это внутренняя борьба, что-то природное, и я должна помочь ему победить. Сэм проходила через это с Антоном. — Кажется, я понимаю, о чем ты. Чарли недоверчиво улыбнулась. — Я думаю, если снова придется принимать решение об отключении аппаратуры, я закрою тебя с ним в палате, и ты просто забьешь его своей сумочкой. Тут Сэм нечем было гордиться. — Раньше я хотя бы оправдывала себя тем, что, несмотря на свой характер, ни разу никого не ударила. — Да ладно, это же папа. Я его все время поколачиваю. Потерпит. — Я серьезно. — Ты и меня один раз чуть не побила. — Чарли повысила голос, словно заглушая плохие воспоминания. Она имела в виду тот последний раз, когда они виделись. Сэм помнила испуганные глаза Бена, которому пришлось буквально собой отгородить их друг от друга. — Прости меня, — сказала она. — Я была вне себя. Я могла бы тебя ударить, если бы ты не ушла. Допускаю, что такое и правда могло бы произойти, и очень об этом жалею. — Я знаю, что ты жалеешь, — ответила Чарли без всякой язвительности, и от этого Сэм почему-то было только больнее. — Я теперь не такая. Знаю, в это трудно поверить, учитывая, как я только что повела себя, но, когда я приезжаю сюда, во мне просыпается какая-то злоба. — Значит, тебе надо вернуться в Нью-Йорк. Сэм понимала, что сестра права, но сейчас, именно сейчас, в это короткое мгновение наедине с Чарли, она не хотела уходить. Она сделала глоток чая. Вода совсем остыла. Она вылила ее на траву за скамейкой. — Расскажи, зачем ты приходила в школу вчера утром, когда там началась стрельба. Чарли сжала губы. — Ты остаешься или уезжаешь? — Твой ответ не может от этого зависеть. Правда есть правда. — В этом деле нет сторон. Есть только добро и зло. — Какая изящная логика. — Да. — Так ты мне расскажешь, почему у тебя лицо в синяках? — Расскажу ли я? — Чарли поставила вопрос так, будто это был философский диспут. Она снова скрестила руки. Оглянулась на деревья. Сжала зубы. Сэм видела, как на ее шее натянулись жилы. В Чарли сквозила такая невыносимая грусть, что Сэм хотелось пересесть к ней на скамейку и обнимать сестру, пока она не расскажет, что случилось. Но Чарли, скорее всего, оттолкнула бы ее. Сэм повторила свой вопрос: — Что ты делала в школе вчера утром? Детей у нее нет. Ей незачем было туда приходить, особенно до восьми утра. — Чарли? Чарли пожала одним плечом. — Большая часть моих судебных процессов идет по делам несовершеннолетних. Я ходила в среднюю школу за рекомендательным письмом от одного из учителей. Это было очень похоже на то, что Чарли действительно сделала бы для своего подзащитного, но в ее тоне слышалась фальшь. — Мы были в его классе, когда раздались выстрелы, — продолжила Чарли, — а потом услышали, как какая-то женщина зовет на помощь, и я побежала к ней. — Кто была эта женщина? — Не поверишь, мисс Хеллер. Когда я прибежала туда, она была рядом с девочкой. Мы смотрели, как она умирала. Люси Александер. Я держала ее руку. Она была холодной. Не когда я прибежала, а когда она умерла. Ты знаешь, как быстро они остывают. Сэм знала. — Ну вот. — Чарли набрала в легкие воздуха и на мгновение задержала дыхание. — Гек забрал у Келли пистолет — это был револьвер. Он уговорил ее отдать ему оружие. У Сэм вдруг волосы на затылке встали дыбом. — Какой Гек? — Мистер Гекльби. Тот учитель, с которым я встречалась. Для одного из подзащитных. А еще он раньше был учителем у Келли… — Мейсон Гекльби? — Я только фамилию запомнила. А что? Сэм затрясло. — Как он выглядит? Чарли непонимающе мотнула головой. — А какая разница? — Примерно твоего роста, светло-коричневые волосы, чуть старше меня, вырос в Пайквилле? — По реакции сестры Сэм поняла, что все именно так. — Ох, Чарли. Держись от него подальше. Ты что, не знала? — Не знала чего? — Сестру Мейсона звали Мери-Линн Гекльби. Ее изнасиловал тот парень — как его звали? — Сэм напрягла память. — Какой-то Митчелл из Бридж Гэпа. Кевин Митчелл, что ли? Чарли продолжала качать головой. — Почему все это знают, кроме меня? — Он ее изнасиловал, а потом она повесилась в амбаре, а наш отец помог ему избежать наказания. Чарли внезапно озарило.