Роуз засекла. Билли начал сопротивляться, но благодаря карате я умела крепко держать захват. Я потратила месяцы, чтобы развить силу в пальцах и предплечьях, так что у него не было шансов высвободиться. Но он стал выкручиваться и бить ногами по воде. Мне стало не по себе. – Сколько прошло времени? – Осталось совсем чуть-чуть, – смотрела на часы Роуз. – А теперь? Роуз покачала головой. Прошло совсем немного времени, и Билли перестал сопротивляться. Роуз следила за временем, и меня это обнадеживало. Она бы не допустила, чтобы с Билли что-то случилось. И все же мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она кивнула мне отпустить его. Как только он поднялся на поверхность воды, я поняла, что что-то не так. Я обхватила его за плечи и подняла голову из воды. – Билли? – Я легонько шлепнула его по лицу. – Ну же, Билли, очнись. Но он не отзывался. Не повернул голову, чтобы сделать вдох или откашляться, не выплюнул воду из легких. Ничего. Я вытащила его из воды. Он был тяжелым, но я дотащила его до берега и повернула на бок. Когда он так и не начал дышать, я попыталась сделать ему искусственное дыхание. Я читала о том, как это делать, и в школе мы практиковались на манекенах, но на настоящем человеке это было куда сложнее. Роуз просто стояла рядом, в шоке. Я вдыхала в Билли воздух, снова и снова. Через несколько минут, так и не дождавшись от него реакции, я села на пятки и смотрела на него. Он был необычайно неестественного цвета – бледный, бело-голубой. Глаза его были открыты, но безжизненны. В этот момент мы услышали маму. – Девочки? – Она искала нас и, завидев на берегу, вздохнула с облегчением. А затем опустила глаза на Билли. На мгновение она замерла, а затем побежала. И это было зрелищно, потому что раньше мама никогда никуда не спешила. – Билли! – закричала она, упав рядом с ним на колени. Она шарила пальцами по его шее, наверное пытаясь нащупать пульс. – Билли, очнись, ну же! Билли! Что случилось? Мы с Роуз молчали, пока мама пыталась вдохнуть в Билли жизнь. Она продолжала это делать, казалось, целую вечность, останавливаясь только чтобы сыпать проклятьями себе под нос, а однажды даже подняла голову к небу и произнесла что-то похожее на молитву, что было странно, поскольку я никогда не видела, чтобы мама молилась. – Что произошло? Кто-нибудь, расскажите мне! – Я… я пыталась помочь ему побыть под водой дольше меня, – пробормотала я. – Наверное, я держала его слишком долго. – Ты держала его под водой? – мама уставилась на меня. – Но почему, Ферн?! Я посмотрела на Роуз, мама проследила за моим взглядом. Ее глаза странно блеснули. – Роуз сказала тебе так сделать? Каким-то образом я поняла, как опасно было отвечать на этот вопрос. Поэтому я не ответила. – О, конечно, это моя вина! – воскликнула Роуз. – Твоя драгоценная Ферн никогда ни в чем не виновата. Мама встала и схватила Роуз за руку так крепко, что приподняла ее над землей. – Роуз, Билли мертв! Ты это понимаешь? – Да, – спокойно ответила Роуз, – понимаю. – И ты вовлекла в это свою сестру! – Ты всегда меня ненавидела! – крикнула Роуз, расплакавшись. – Ты всегда любила только Ферн. Все любят Ферн! Мама опустила Роуз и замахнулась, но, поколебавшись, опустила руку. – Я тебя не ненавижу, Роуз. Но, мне кажется, ты всю жизнь пыталась заставить меня доказать, что я тебя люблю. А теперь этот мальчик умер! Мама посмотрела вниз на безжизненное тело Билли, затем поймала взгляд Роуз. – Если хочешь доказать, что любишь меня, – сказала Роуз, – это твой шанс. После обеда Роуз отправляется в магазин, чтобы купить малышке одежду поменьше. Как только она ушла, я действую быстро. В больнице тихо, не считая хныканья новорожденных. Я с трудом влезаю в свое радужное платье – один из многих сувениров причудливой любви Роуз ко мне, – и беру малышку на руки из кроватки. Она теплая и легкая. Закинув сумку через плечо, прижимаю малышку к груди. Я испытываю такое приятное чувство, будто именно здесь ей и место, в моих объятиях. Может, так и есть? Странно, но, на мой взгляд, имя Элис ей совсем не подходит. Она скорее Дейзи, или Лилли, или Поппи. А может, Уиллоу? Сильное имя, мне нравится. Да, это оно. Выбраться из больницы так легко, что и нет ощущения, будто я сбегаю. Я проскальзываю мимо регистратуры и выхожу на улицу. Проходя мимо курящих в стороне людей, я прикрываю лицо малышки одеяльцем. Неподалеку стоит такси, из которого только что вышла пожилая пара – весьма удачно. Может, я и не лучшая мать для своего ребенка. Но с каждым мгновением я все больше убеждаюсь, что Роуз не лучше. В такси я кормлю Уиллоу грудью, и она засыпает с открытым ротиком. С собой у меня только сумка. Ни подгузников, ни детской одежды. Есть хотя бы молоко, и, судя по тому, как набухают груди, его будет еще больше. В общем, могло быть и хуже. Когда мы подъезжаем, я практически ожидаю, что на улице меня будет ждать Роуз, с напускным беспокойством на лице, готовая зачитать мне лекцию, что именно из-за такого поведения я не могу быть матерью этому ребенку. Может, она и права. Тем не менее я рада обнаружить, что ее здесь нет. Кажется, в кои-то веки я наконец на шаг впереди нее. Я прошу водителя остановиться у заднего входа в библиотеку. План у меня ужасный, если это можно назвать планом. Знаю только, что должна позвонить Уолли. Я должна сказать ему, что он отец моего ребенка. Даже если он разозлится, что я не рассказала ему раньше, он наверняка поможет мне понять, как правильно поступить. Теперь я точно знаю, что неправильным будет оставить малышку на воспитание Роуз. Я захожу в библиотеку через заднюю дверь. Внутри тихо, поэтому я стараюсь идти по коридору осторожно, ступая по ковру, приглушающему звуки моих шагов. За матовым стеклом в комнате для персонала видны люди и слышен раздражающий, визгливый смех Тревора. Мне нужно пройти в свой потайной чулан, но рисковать и идти через библиотеку нельзя, поэтому я прохожу через вестибюль и вхожу в уборную. Оказавшись внутри, я захожу в одну из кабинок, сажусь на закрытый унитаз и, опустив Уиллоу на колени, достаю телефон. Заряда батареи осталось пятнадцать процентов, что удивительно – обычно я не позволяю ему разряжаться ниже девяноста процентов, но в больнице у меня не было с собой зарядного устройства. Все же пятнадцати процентов должно хватить. Я набираю номер Уолли и только потом замечаю – сигнала нет. – Черт! – срываюсь я. Уиллоу издает легкий звук, больше похожий на кваканье. – Ферн? Это вы? Я замираю. Голос принадлежит Кармель. – Это вы! – говорит она спустя минуту. – Узнаю ваши ботинки. Я опускаю глаза – серебристые кроссовки с блестками. У кого еще тут такие увидишь? – Вы одна? – спрашиваю я. – Да, здесь только я. Я открываю дверь. Кармель хочет что-то сказать, но видит Уиллоу и громко вздыхает: – Вы родили! – Да. – я улыбаюсь малышке, ворочающейся у меня на руках. Кармель шагает ближе. – Это девочка? Я киваю, и Кармель прижимает руки к груди. – Она прекрасна, Ферн! Просто красавица, – улыбается она, но неожиданно выражение ее лица становится озабоченным. – Но почему вы не в больнице? Улыбка спадает с моего лица. – В чем дело, Ферн? Все хорошо? – Роуз хочет отобрать у меня ребенка. – Не может быть! – отвечает Кармель. – Это же смешно. Она не станет. – Дело в том… я согласилась на это. Я думала, что так будет лучше для ребенка. Но… передумала. Кармель, обеспокоенная, слушает меня внимательно. Впервые за долгое время кто-то ко мне прислушивается. Я чувствую, что готова расплакаться. – Вы сказали сестре об этом? Я качаю головой. – Она умеет добиваться своего. – Да уж, понимаю, – отвечает она. – У меня тоже есть сестра. Мы смотрим друг на друга, и у меня возникает странное чувство. Будто между нами возникло некое взаимопонимание. Это очень приятно. – Итак, какой у вас план? – Мне нужно позвонить Уолли. Думаю, он может помочь. Но телефон здесь не ловит. – Так пойдем поищем, где есть связь, – решительно предлагает Кармель. – В библиотеке сейчас тихо. Старайтесь не шуметь, и никто не обратит на нас внимания.