– В каком смысле? – Она… добрая? Делает что-то приятное? – Иногда. – Но не всегда? Я вскидываю руки. – Не знаю. Роуз это Роуз, ясно? Меня расстраивает этот разговор. Я просто хочу увидеть свою малышку. Я не понимаю, какое значение сейчас имеет, хорошая Роуз сестра или нет. Детектив кивает. – Насколько я понимаю, ваша мать скончалась совсем недавно, – говорит она, переводя разговор в другое, странное, русло. – Мне очень жаль. Сотрудники больницы сообщили, что вы навещали ее каждую неделю. – Вы были в «Сан-Мидоуз»? Зачем? – В рамках расследования. Причина смерти вашей матери неясна, поэтому мы просто хотели кое-что уточнить. Как мы поняли, ваша сестра очень долго ее не навещала, но пришла к ней вечером перед тем, как она скончалась. Почему? Она плохо с ней ладила? – Роуз? – я смеюсь. – Она вообще с ней не ладила. – Они не общались друг с другом? – С мамой никто не разговаривал. После передозировки она не могла сказать и двух слов. За последний год ей стало лучше, она начала говорить короткими предложениями. – Я вспоминаю, что она сказала мне о ребенке. «Не отдавай его Роуз». – Как-то она сказала мне не отдавать ребенка Роуз. Если бы я только послушала ее! Детектив Брукс делает еще пару заметок в своем блокноте, затем задумчиво хмурится. – Довольно смелое заявление. Почему, по-вашему, она так сказала? Я поднимаю на нее глаза. – Не понимаю. Почему вы спрашиваете меня о Роуз и маме? Разве вы пришли не за тем, чтобы предъявить мне обвинение в похищении? Детектив улыбается. – Не в данный момент. – Она постукивает по моему браслету своей ручкой. – Дайте угадаю, у вашей сестры такой же, да? – Да, – отвечаю я, – но на нем роза. – Потому что ее имя Роуз. Я киваю. Она встает. – Вы нам очень помогли. Больше мне пока ничего не нужно. – Постойте! – зову я хриплым голосом. Детектив удивленно поднимает брови. – Я смогу вернуть своего ребенка? Больше всего на свете мне хотелось бы уметь читать по выражению лица. Потому что, прищурившись, детектив Брукс отвечает: – Предоставьте это мне. И я понятия не имею, что это значит. Проходит час, второй. Когда пошел третий, я краем глаза замечаю в дверях человека. – Оуэн? – Привет, Ферни. Я удивленно смотрю на него. Это и правда он. – Что ты здесь делаешь? Держа руки в карманах, он пожимает плечами. Кажется, таким нерешительным и скромным я его еще никогда не видела. – А что, нельзя навестить свою невестку в психушке? Он постригся. И наверное, это нельзя назвать неожиданностью, поскольку его не было целый год. Ему такая стрижка идет. Очевидно, он сбросил вес и подкачался. Оуэн всегда был хорошо сложен, но последнюю пару лет немного сдулся. – Как ты узнал, что я здесь? – Роуз позвонила мне. Она всегда звонит, когда у нее проблемы. – И ты приехал аж из Лондона? Оуэн удивлен. – Лондона? Нет, я приехал из Брансуика. – О, а когда ты вернулся из Лондона? – Ферн, я никогда не уезжал в Лондон. – Конечно, уезжал. Ты жил там весь последний год. Теперь Оуэн смотрит на меня многозначительно. – Я хотел спросить, что ты здесь забыла, но, очевидно, ты сошла с ума, – усмехается он. – С чего ты взяла, что я был в Лондоне? – То есть ты не жил там все это время? – Нет. С чего бы… Стой, это Роуз тебе так сказала? – Да. Сказала, ты работаешь там над каким-то проектом. В прошлом году она ездила к тебе. Оуэн нервно смеется. – Ферн, весь этот год я жил на другом конце города. Вообще-то пару месяцев назад я несколько раз приходил к тебе в библиотеку. Не хотел заявляться к тебе домой, чтобы не создать проблем с Роуз. Когда ты не вышла со мной на связь, я предположил, что Роуз настроила тебя против меня, и я сдался. – Я помню, в библиотеку приходил какой-то незнакомец. Так это был ты? Он кивает. Все слишком странно. Оуэн оглядывается, словно опасаясь, что Роуз вот-вот ворвется к нам. Я тоже этого боюсь. – Что Роуз тебе сказала, когда позвонила? – Что у тебя родился ребенок, – отвечает Оуэн, присаживаясь на край кровати. – И что искренне хотела бы, чтобы мы вырастили его с ней вместе. Инстинкты кричали держаться подальше от ее безумия, но речь о тебе, так что я должен был приехать и узнать, что происходит. – Но зачем она сказала, что ты в Лондоне? Оуэн вздыхает. – Зачем она делает и все остальное. Чтобы выглядеть в лучшем свете. Оуэн вздыхает и проводит рукой по своим волосам. – Я ушел от нее. У нас уже много лет все не ладилось, Ферн. Она была такой переменчивой: сейчас она счастливая, а через минуту просто в ярости. Я не могу так жить. Я предложил ей сходить к семейному психологу, но она не поддержала. Во всем был виноват я. В конце концов я больше не мог это выносить. – И ты переехал в Браунсуик? Оуэн кивает. – Поверить не могу, что она сказала тебе, что я уехал в Лондон. Хотя нет, могу. У нее всегда был свой сценарий. Она ни за что бы не признала, что кто-то ее бросил. Я раздумываю с минуту над его словами. – Оуэн, что, по-твоему, с ней происходит? – Весь год я искал ответ на этот вопрос на сеансах психотерапии. И должен признать, она обладает всеми классическими чертами нарцисса. Возможно даже, у нее пограничное расстройство личности. – Какие именно черты? – Эти ее игры разума. В один момент она была милой и доброй, а через минуту высмеивала меня перед нашими друзьями. Если я сердился на нее, она говорила, что я слишком чувствительный, что это была просто шутка. Если я высказывал мнение, которое отличалось от ее, она не разговаривала со мной несколько дней. А эта ее мания величия! Она тратила так много денег, больше, чем мы могли позволить. Она вечно уходила с работы – а может, ее увольняли, – но это не мешало ей тратить больше и больше. За все время, что я ее знаю, она ни на одной работе не продержалась больше года. Поначалу я думал, что ей просто не везло, но этому не было конца. Стоило мне поднять эту тему, как она приходила в ярость, так что со временем я перестал спрашивать. Я вспоминаю, как весь год она говорила, что идет на работу, но далеко не всегда на ней был рабочий костюм.