– Она нездорова, Ферни. Ты не можешь отдать ей ребенка. – Я знаю. Мы сидим какое-то время в тишине. Я осознаю, что у меня ком в горле. Никогда не видела Оуэна таким мрачным. Наклонившись, он кладет руку на мою. Она теплая и сильная. Ощущение не просто терпимое, но по-настоящему приятное. – Спасибо, что навестил. Он пожимает плечами. – Хотел бы я сделать больше. Я улыбаюсь, хоть мне и грустно – и впервые понимаю, почему люди так делают. – Да, и я тоже. Через двадцать минут после того, как Оуэн ушел, в дверях появляется детектив Брукс. – Можно войти? Если она пришла арестовать меня за похищение Уиллоу, то скоро ей не придется спрашивать таких разрешений. В тюрьме, как я представляю, полицейские могут приходить и уходить, когда им вздумается. Они не будут спрашивать, что я хочу на ужин – тушеное мясо или спагетти, а просто передадут мне еду. Я понимаю, что, возможно, меня отправят не в тюрьму, а в одно из тех мест для умственно отсталых, как в фильме «Пролетая над гнездом кукушки». Очевидно, там сейчас не так все ужасно, как было когда-то. Я читала недавно статью об этом. Электрошоковая терапия используется лишь в редких случаях, учреждения в основном нацелены на реабилитацию. Тем не менее я сомневаюсь, что туда пускают с детьми. И это самое страшное – не тюрьма, не нарушение моего распорядка, не запахи, свет или сигнализация, – а то, что я не смогу увидеть Уиллоу еще очень долго. Я обхватываю себя руками. – Ферн? – зовет меня детектив Брукс. – Вы в порядке? Я качаю головой и начинаю раскачиваться. В этот раз детектив Брукс пришла не одна, рядом с ней офицер в форме. Он остается у входа, в то время как детектив медленно входит в палату. – Извините, я не хотела вас расстраивать. Мне лишь нужно поговорить с вами кое о чем. – О похищении? – Ферн, Уиллоу ваша дочь. Я не могу арестовать вас за то, что вы увезли ее в библиотеку. Я хмурюсь. – Не можете? – Нет. Я в недоумении. – Тогда… почему за мной приехала полиция? Почему забрали Уиллоу? – Насколько я понимаю, ваша сестра позвонила и сообщила о том, что вы с ребенком внезапно уехали из больницы. Полиция обязана была проверить этот вызов. Поскольку вы были сильно расстроены, когда вас нашли, был сделан запрос на психиатрическую экспертизу, мне точно не известно. Но в похищении ребенка вас никто не подозревает, Ферн. – Правда? – Правда. Я размышляю над сказанным ею. – Тогда почему вы здесь? Детектив Брукс садится на стул у кровати. – Речь идет о вашей матери. – О маме? А что с ней? – Мы получили отчет о вскрытии. Были обнаружены две подкожные инъекции в волосистой части головы, а это указывает на преступление. – Преступление? – Это говорит о том, что вашу мать могли отравить. Но в ее крови следов яда не обнаружили. – Странно. – Да, мы тоже были несколько озадачены, пока вы не упомянули, что ваша сестра диабетик. Видите ли, мы стали часто сталкиваться со случаями передозировки инсулином в домах престарелых. Такое происходит нередко, потому что инсулин в организме быстро распадается. А поскольку ваша сестра – диабетик, у нее, очевидно, есть доступ к инсулину и опыт делать инъекции. В дополнение к этому мы нашли браслет, идентичный вашему, но с розой на нем, в палате вашей матери. И учитывая тот факт, что у них были непростые отношения, а мать пыталась убедить вас не отдавать ей вашего ребенка… это мотив. Я смотрю на нее удивленно. – Думаете, Роуз убила маму? – Мой коллега в данный момент зачитывает ей права. – Нет, не могу в это поверить. Или могу? Я думаю о том, как Роуз относилась к маме. Стоило упомянуть ее имя, как она приходила в ярость. И она сделала столько всего, чего я никогда от нее не ожидала. За моей спиной говорила с Уолли. Обвиняла меня в том, что я опасна. Забрала у меня ребенка. – Убедительных доказательств много. Достаточно, чтобы признать смерть вашей матери убийством и предъявить вашей сестре обвинение. Я смотрю не моргая. Хочется спросить, где Роуз, но в какой-то момент понимаю, что это неправильный вопрос. Теперь у меня новый приоритет. И есть более важный вопрос. – Уиллоу, – спрашиваю я, – где Уиллоу? Я лежу на больничной койке и смотрю на закрытую дверь. Все это чересчур для меня. Детектив Брукс сказала, что Роуз будет предъявлено обвинение, после чего ее, скорее всего, заключат под стражу до суда. При мысли об этом я начинаю нервничать. Роуз все это не понравится. Уходя, детектив Брукс сказала, что найдет Уиллоу, но прошло уже двадцать минут, а ее все нет. Она велела оставаться в палате, чтобы им не пришлось меня искать, но это настоящая пытка. Еще она подчеркнула, что проблем с законом из-за того, что я забрала Уиллоу, у меня нет. Это мой ребенок, и я вольна брать ее с собой куда угодно. Мне нравится, как это звучит, хоть пока и не уверена, что это правда. Наконец, раздается стук в дверь. Я резко поднимаюсь на ноги, когда дверь открывается. Уиллоу там нет. – Уолли? Он водружает очки на нос и улыбается. На нем та же одежда, что в первую нашу встречу, – джинсы, фланелевая рубашка, шапка с помпоном. – Как ты меня нашел? – спрашиваю я, когда он входит. Он закрывает за собой дверь и садится рядом с кроватью. – Кармель позвонила, сказала, что найду тебя здесь. Я был в роддоме, но тебя там уже не было, и никто не мог ничего рассказать. Я потратил немало времени, чтобы найти тебя. Я удивлена. Уолли искал меня по всей больнице. – Уолли, я должна тебе кое-что сказать, – говорю я, понимая, что больше не могу ждать ни минуты. Его взгляд, обычно направленный через мое левое плечо, ловит мои глаза. – Что такое? – Это твой ребенок, – говорю я ему. Уолли закрывает глаза и опускает голову. Он молчит так долго, что я невольно задумываюсь, услышал ли он меня. Но когда он поднимает голову, лицо его влажное от слез. – Почему ты не сказала мне? – Я хотела. Должна была. Но не думала, что смогу вырастить ребенка… ну, понимаешь, после того, что произошло с Билли. А ты… ты сказал, что не хочешь детей. – Я правда это сказал. Даже не знаю почему. Наверное, подумал, что это гипотетический вопрос. Я люблю отвечать на теоретические вопросы. Но если бы ты сказала мне, что хочешь ребенка… или что беременна… клянусь, ты получила бы другой ответ. – Правда? Уолли кивает. Я чувствую, как в душе моей что-то перевернулось, по-настоящему. Я хотела спросить: и какой бы я получила ответ? Но тут кто-то подходит к двери. – Тук-тук? На пороге стоит женщина в черных брюках, бледно-голубой блузке и черных ортопедических кроссовках. – Извините, что прерываю. Меня зовут Надин Райли, я администратор. Как я понимаю, ваша дочь находилась в нашем педиатрическом отделении под присмотром вашей сестры, но ее неожиданно… отозвали? – Все верно, – отвечаю я. – Понятно. Поскольку документы на удочерение еще не оформлены, по правилам больницы ребенок должен находиться здесь, в палате с вами. Мне сказали, что скоро вас переведут обратно в родильное отделение, а пока одна из медсестер принесет вашу дочь к вам… А вот и они! Мое сердце останавливается. Надин Райли отходит в сторону, и в комнату входит молодая медсестра, толкая перед собой кроватку на колесиках. У меня трясутся руки. Сквозь прозрачный пластик кроватки видна крохотная макушка. Кто-то снял с малышки ее шапочку. – У меня тут девочка, которая хочет видеть свою маму, – говорит медсестра, широко улыбаясь, и заходит в палату. Она такая задорная: молодая, светлые волосы собраны высоко в хвост, с белоснежной улыбкой и свежей, чистой кожей. Она подвозит кроватку к моей кушетке, нажимает на лапку тормоза и только потом тянется к ребенку. Ни я, ни Уолли не смеем говорить или двигаться. Сердце мое бьется так быстро, что я думаю, не случится ли у меня сердечный приступ. – О-о, а это наш папа? – спрашивает медсестра, указывая на Уолли. – Ну конечно, какая же я глупая, у нее ваши волосы! Она просто прелесть! Кто хочет взять ее?