Первое, что привлекает моё внимание на главной городской площади, – две фигуры на звоннице ратуши: мужчина и женщина. Мужчина одет точно в такой же костюм, как и Хосе-Умберто. Женщина – в похожем тёмном одеянии, оживлённом лишь ярким платком, белым передником и таким же, как у партнёра, расшитым серебряными украшениями поясом. Когда витые стрелки курантов останавливаются на двух, механические фигуры приходят в движение, исполняя то ли танец, то ли поклон. Бом-бом! – и марагато замирают друг против друга ровно на час. Аналогичную чёрную пару мы встречаем на фасадах зданий, на мозаичном панно, в витринах и сувенирных лавках. Хосе-Умберто говорит, что во время праздников так одеваются почти все горожане – у каждого есть дома национальный костюм, доставшийся от далёких предков и бережно хранимый для потомков. Движемся дальше. Кафедральный собор Асторги, носящий по традиции имя Девы Марии, представляет собой вольную фантазию архитектурных форм и стилей, характерную для многих испанских храмов на «смешанных землях». Строился и достраивался он в несколько заходов: возведённый в XV веке на романском фундаменте готический собор – в XVI веке дополнился ренессансным южным порталом и капеллами, в XVII–XVIII – обзавёлся башней и фасадом в стиле барокко, в XIX – увенчался фигуркой марагато Педро Мато – храброго погонщика скота, по легенде помогавшего осаждённому Наполеоном городу. Внутри собора – такое же пышное разнообразие форм и сюжетов: короли, пророки, ангелы, апостолы, священные животные и сложные цветочные орнаменты… от строгой готики до вычурного барокко. Главная реликвия соборного музея – частица Креста, на котором был распят Христос, в инкрустированном драгоценными камнями ковчеге. Скромная на вид щепочка едва заметна в бархатном зеве роскошного реликвария. Так же и учение Христа зачастую теряется в пышном блеске обрядов, сложных ритуалах и церковных формальностях. Обходим собор с южной стороны. Хосе показывает на квадратные ниши в стене часовни. Что это? Старинные почтовые ящики? Насесты для голубей? Оказывается, углубления существуют ровно столько, сколько пересекающий город Путь Сантьяго, а предназначены они для паломников – чтобы те могли оставить пищу и подаяние нищим Асторги. – Оставляют ли сейчас пилигримы здесь что-нибудь? – спрашиваю я. Вместо ответа Хосе подводит нас ближе, и я вижу насыпанные в нишах горстки монет, румяные яблоки, свёртки с хлебом и даже… почти новые спортивные ботинки. Рядом с собором – епископский дворец Гауди. Светло-серый гранит резко контрастирует с терракотовым фоном остальных строений. Вызывающе-выразительный облик замка написан характерным и неподражаемым архитектурным почерком автора. История его строительства так же драматична, как и всё, чего бы ни касалась рука гениального каталонца. Долгие согласования с Королевской академией изящных искусств, пререкания с церковным советом, курирующим проект, упрёки в чрезмерных расходах, наконец, уход в отставку после смерти заказчика, друга, земляка и покровителя – епископа Асторги Жоана Грау-ди-Вальеспиноса. Более двадцати лет ушло на завершение строительства. К счастью, епископский дворец Асторги не постигла печальная участь Саграда Фамилия в Барселоне. Но некоторые задумки Гауди так и остались нереализованными. Например, фигуры ангелов, которые автор планировал разместить на крыше дворца, довольствуются скромным местом в парке. Тем не менее детище Гауди невозможно спутать ни с чем другим: конусные арки, наклонные опоры, кукольные башенки, непропорциональные печные трубы… Словно искажённая реальность отражает необъяснимые и неуправляемые фокусы подсознания гения. Любопытная деталь: в епископском дворце так никогда и не жили епископы. Сегодня в нём расположен Музей дорог, бо́льшая часть которого посвящена Пути Сантьяго. Но нам не хочется тратить солнечный день на блуждание в музейных потёмках. По этой же причине мы отказываемся и от Музея шоколада. Вместо этого располагаемся на террасе кафе «Гауди», что напротив дворца, и заказываем по чашке фирменного горячего шоколада, а к нему – сдобные булочки мантекадас с карамельной корочкой – гордость Асторги. Это наша маленькая благодарность Хосе-Умберто за чудесную прогулку и сказочную атмосферу давно ушедших эпох. Польщённый старик достаёт из рукава тросточку-флейту и наигрывает старую берберскую мелодию, которую выдували его предки, гоняя мулов от пастбища к пастбищу. Потом степенно встаёт, с достоинством отвешивает витиеватый поклон, как и в начале знакомства, и растворяется среди людского потока в терракотовых лабиринтах Асторги… Фонсебадонский крест …Муриас, Санта-Каталина, Эль Ганзо, Рабанал… Всё выше, и выше, и выше… Восхождение к железному кресту Фонсебадона – одной из культовых точек Пути – не так изнурительно, как переход через Пиренеи, и не так таинственно, как шествие по отрогам Сьерра-де-Анкарес в Галисии. Ещё один знаковый перевал, ещё одни Ворота Прощения. Но прежде чем увидеть сам крест, необходимо пройти по заброшенной деревне с дюжиной разрушенных домов, стены которых продолжают отчаянную борьбу за выживание. Помимо пасторальных городков и пряничных домиков, в Испании полно развалин, ветхих лачуг и вымерших деревень. Причина не в упадке сельского хозяйства или экологических катаклизмах, а элементарно в опасной убыли населения. Европа вымирает тревожащими темпами, Испания не исключение. В домах попросту некому жить. Сгнившие ставни, замшелые стены, голые остовы балконов, чёрные дыры проваленных крыш… Заросли одичалых роз и покрытые паутиной башни обращают нас к сюжету сказки, имеющей у народов Европы разные названия, но суть её в одном – летаргический сон красавицы-принцессы. Она – пленница злых чар и остановившегося времени. Время в Фонсебадоне и впрямь замерло ещё несколько веков назад, лишь в одном доме теплится жизнь. Протиснувшись сквозь узкий проход, заставленный древками копий и знамён, входим в тамплиерское кафе. Только мы появляемся на пороге, раздаётся удар гонга – так хозяин приветствует каждого вошедшего пилигрима. На стенах – рыцарские доспехи, гербы, штандарты с красными крестами, фотографии замков и журнальные вырезки. На одном из снимков изображён встречающий нас госпитальер в белом рыцарском плаще с крестом среди таких же, как и он, костюмированных людей. Подпись: «Понферрада, 2007». Как и во многих других заброшенных и малообитаемых местах, в этом кафе работают волонтёры, разделяя вместе с пилигримами тяготы и неудобства походной жизни. Одно из таких неудобств – «удобства» на улице, точно как в родных российских деревнях: дырка в дощатом полу и стойкий хлорный запах. О родине напоминает и старая худая собака, вышедшая, словно тень, из развалин. Она доверчиво берёт из рук кусок хлеба и, помахивая метёлкой хвоста, уходит прочь. Российский флажок гордо реет в шеренге знамён у одряхлевшей стены. Фонсебадонский крест (Cruz de Ferro) – странное сооружение на вершине горы Ираго, соединяющее в себе языческие черты и символы христианства. Из груды камней возносится десятиметровая стела, возведённая Юлием Цезарем в честь бога Меркурия. Вверху столб венчает скромный железный крест, давший название всему сооружению. Рукотворная груда – результат «разгрузки» паломников, несущих камушки и булыжники от самого дома, то есть со всего мира. Сюда, к подножию креста, складывают «камни грехов» самые выносливые пилигримы – те, кто нёс их с самого начала Пути. Здесь снимают бремя с души самые непробиваемые, прощают обидчиков самые злопамятные, оставляют лишний багаж, от которого не решались освободиться раньше, самые жадные и бережливые. Столб отдалённо напоминает пёструю рождественскую ёлку: весь увешан записками, флажками, цветными ленточками, дорогими вещицами, фотографиями, монетками, талисманами… Вместо Деда Мороза – очередной позирующий перед камерой пилигрим с красным от ледяного ветра носом. Спуск с горы в долину Эль-Бьерсо похож на возвращение потрёпанного штормом парусника в мягкую уютную колыбель лагуны. Манхарин, Эль Асебо, Риего де Амброс, Молинасека… Безлюдные, окутанные солёным туманом деревни сливаются в петляющий маршрут, очерченный лишь бакенами дорожных столбиков. Маяки жёлтых стрелок указывают правильный курс. Карлос идёт уверенно, как шкипер, знающий наизусть рельеф дна. Я же с готовностью исполняю роль юнги, услужливо подающего шкиперу то подзорную трубу, то курительную трубку. Периодически мы бросаем якорь в крошечных тавернах, где подкрепляемся глотком рома и солониной (чашкой кофе и сэндвичем), и снова ловим попутный ветер. Вскоре парусник бросает якорь в гавани Понферрады, и мы шаткой походкой моряков ступаем на землю… Кельты, римляне, вестготы обозначили своё присутствие на этой земле, оставив после себя многочисленные крепости, храмы и монастыри. Самый знаменитый среди них – замок тамплиеров в Понферраде (Castillo de Ponferrada). Его архитектурная гармония, ритмичная соразмерность – лишь безупречная форма, скрывающая под собой полную драматизма историю ордена рыцарей-храмовников. Отголоски её до сих пор волнуют умы и сердца людей, деля их на два полярных лагеря. Одни наделяют тамплиеров нимбом мучеников, пострадавших за свои передовые взгляды, романтическим ореолом недооценённых героев, другие – демонизируют «зарвавшихся монахов», погрязших в страстях и пороках. Не так давно католический мир взбудоражило известие о том, что испанские наследники ордена рыцарей Храма Христова (тамплиеров) подали в суд на папу римского Бенедикта XVI. Суть иска – требование пересмотреть и признать несправедливым решение его дальнего предшественника – папы Климента V – в отношении ордена. Печально известная «чёрная пятница» 13 октября 1307 года положила начало преследованию рыцарей-тамплиеров, обвинённых в ереси, физическому истреблению его магистров и конфискации имущества ордена. В 1312 году эдиктом папы орден тамплиеров был официально упразднён, просуществовав чуть менее двух веков. Научные дискуссии и околонаучные споры, фантастические гипотезы и художественные вымыслы, противоречивые факты и бесспорные доказательства всегда окружали орден рыцарей-храмовников плотным кольцом легенд, слухов, официальных версий и частных догадок. На мой взгляд, интерес к тамплиерам вызван прежде всего их парадоксальной способностью соединять несоединимое, совмещать (но не смешивать!) земное и небесное. Во времена, когда главной мечтой знати было обогащение и расширение владений, рыцари ордена тамплиеров провозгласили своей миссией защиту паломников и стяжание мудрости. Крест и меч, религиозное служение и воинская доблесть совмещались в них, наделяя добродетель силой, а силу – добродетелью. Несметные богатства ордена не мешали его рыцарям оставаться образцом кристальной честности: и короли, и вельможи, и отцы церкви доверяли им свои сокровища. Занимаясь активной финансовой деятельностью – орден ссужал деньги и ввёл в обиход чеки и векселя, заложив таким образом основы безналичного расчёта, – тамплиеры тратили колоссальные средства на благотворительность, поддержку нищих, больных и обездоленных. Рыцари-храмовники развивали инфраструктуру своих стран: строили дороги, мосты, странноприимные дома и придорожные церкви. Вдобавок обеспечивали безопасность передвижения по трактам, не взимая за это никаких дорожных пошлин, что по тем временам было большой редкостью. А главное – они пытались примирить враждующие религии: христианство, иудаизм и ислам, объединив их под знаменем единобожия. Тамплиеры мечтали создать общество нового типа на основе смешения кровей, рас и религий. Даже в строительстве своих храмов они использовали архитектурные детали всех трёх религий: круглые иудейские купола, восьмиугольные стены мусульманских мечетей и традиционные нефы христианских соборов. Сейчас в мире набирают силу идея надрелигиозного объединения людей, появляются храмы всех религий, но тогда это был прямой вызов католической церкви, рьяно борющейся с малейшими проявлениями религиозных вольностей. Экономическое могущество тамплиеров не давало покоя европейским монархам, многие из которых сами были крупными должниками ордена. Нет ничего проще списания долгов посредством физического устранения кредитора. Так и поступил король Франции Филипп IV Красивый, уговорив папу Климента V объявить тамплиеров еретиками и отобрать у них имущество. Ватикан, напуганный свободой трактовки веры и религиозной лояльностью ордена, недолго думая, согласился с французским королём. Вместе они совершили страшную и жестокую историческую несправедливость, подкосившую доверие к католической церкви и приведшую к угасанию династии французских монархов. Что касается Испании, здесь тамплиеры встретили не только понимание и сочувствие со стороны местного населения, но и деятельную защиту. Жители Понферрады с оружием в руках выходили на оборону рыцарского замка, возле которого мы сейчас находимся. Несмотря на окончание «легальной» деятельности ордена храмовников, все его члены смогли беспрепятственно скрыться и избежать горькой участи своих французских братьев. Португалии и вовсе удалось сохранить орден от нападок инквизиции, отделавшись лишь переименованием его в орден Христа. Сюда, на север Пиренейского полуострова, стекались рыцари-беженцы из других стран Европы. Прошло время, и бывшие тамплиеры пополнили собой ряды других рыцарских орденов, таких как орден святого Иакова и орден госпитальеров (святого Иоанна). Испанская ассоциация суверенного храма Христова – не единственная наследница ордена тамплиеров: в других странах Европы существует по меньшей мере пять аналогичных организаций, и все они готовы подписаться под выдвинутым иском. Поэтому те, кто считает это происшествие забавным курьёзом, рекламной шумихой или реакцией на всколыхнувший общественность роман Дэна Брауна «Код да Винчи», ошибаются. Дело гораздо серьёзнее. Речь идёт о кредите доверия католической церкви, об оплате ею своих «исторических счетов», о возможном банкротстве Ватикана, не столько финансовом, сколько фигуральном. Ночь тамплиеров В голове моей ещё скачут кони, звенят мечи, трубят трубы и гремят удары копья о латы… а снаружи уже прорываются урбанистические шумы современного города. – Эй, Элена! Ты где? – Голос Карлоса возвращает меня в реальность. – Ты что-то спросил? – Я поворачиваю голову и встречаю насмешливый взгляд профессора. – Смотри сюда! – Он указывает на большую афишу, из которой следует, что сегодняшним вечером в городе ожидается грандиозный праздник. – Ух ты! И что здесь будет? – То, что происходит каждое первое полнолуние июля. Ночь тамплиеров. Это никак нельзя пропустить! Остаток дня тянется медленно и сонно. Мы бесцельно слоняемся от железного моста Pons Ferrata через реку Сил к центральной площади и обратно. Часы на башне лениво отбивают каждые полчаса. Кажется, стрелки одряхлевшего механизма застревают в смоле и требуются недюжинные усилия старых пружин и шестерёнок, чтобы передвинуть время хотя бы на один зубец вперёд. Базилика Богоматери каменного дуба (Basílica de La Encina) напоминает об истории статуи Девы Марии, привезённой сюда в 450 году из Иерусалима. Во времена халифата реликвия была спрятана от мусульман в дупле старого дуба, а после Реконкисты найдена местными тамплиерами. На площади Рыцарей в брызгах фонтана скачет железный всадник – Великий магистр ордена тамплиеров Фрей Гвидо де Гарда. Именно он девять веков назад принимал от короля Леона Фернандо II в дар крепость и присягал на верность жителям Понферрады. Вернувшись к главным воротам, встречаем знакомых пилигримов. Многие из них специально ждали эту ночь, чтобы не пропустить зрелища. Среди возбуждённой толпы вижу и усатого француза вместе с супругой. Его усы претерпевали в дороге разные метаморфозы: я видела их пыльными и поникшими, спутанными от грязи и пота, мокрыми от дождя, распушёнными ветром… Но сегодня они представляют собой эталон красоты и лоска в мире усов: шелковистые, холёные, тщательно постриженные. Да и сам их обладатель – мсье Пьер Бернард – сегодня совсем не похож на утомлённого дорогой пилигрима, скорее – на достопочтимого рыцаря в отставке. …Смеркается. Башни замка мрачно чернеют на фоне лилового неба. В окнах-бойницах мерцает свет, словно залы освещены пламенем факелов. Толпа прибывает, напирая на непрочное верёвочное заграждение. Когда граница между ночным небом и тёмными зубцами замка почти стирается, сотни прожекторов разом вспарывают темноту. Вместе с залпом света раздаётся восхищённый вздох тысяч людей и замирает. В наступившем безмолвии слышится – сначала совсем тихо, но с каждой минутой всё громче и громче – давно забытый цивилизацией звук – цоканье лошадиных копыт по булыжной мостовой. Звук нарастает, обогащаясь новыми оттенками и обертонами: храпом взмыленных коней, позвякиванием сбруи, короткими командами всадников. Взору предстаёт необычайное зрелище: отряд конных рыцарей-тамплиеров в шеренгу по двое движется по улице к замку. Белые плащи с красными крестами на плечах у всадников, такие же попоны на спинах лошадей. Развёрнутые знамёна, факелы в руках, блеск кольчуг и бряцание мечей. Сошедшие с закатного неба картины Средневековья завораживают. У ворот конницу встречает процессия в длинных накидках. Магистр ордена Фрей Гвидо де Гарда снова присягает на верность городу и обращается к собравшимся: «Я, Фрей Гвидо де Гарда, Магистр крепости Понферрада, обещаю всем жителям города, что каждый год здесь будут снова и снова вспоминать исторические события, предшествующие этому празднику и ставшие легендой, которая будет жить до тех пор, пока время не сотрёт линию горизонта…» Всеобщее ликование. Люди верят словам Великого магистра, ибо твёрже слова нет! Ведь тогда, в те далёкие смутные времена, Понферрада так ни разу и не была покорена маврами. Кавалькада рыцарей скрывается за воротами замка, небо раскалывается от грохота петард. Праздник выплёскивается на городские улицы, где уже накрыты столы с вяленым мясом, берсианскими пирожками, иберийской ветчиной и местным, конечно же, «самым лучшим в Испании» вином «менсия»[91]. Что в это время происходит внутри замка? Возможно, участники реконструкции снимают театральные костюмы, складывают музейные флаги и мечи, распрягают коней, чтобы вернуть их в конюшни… Или… Или орден тамплиеров всё ещё жив? И кто-то сейчас, в это самое мгновение, принимает под сводами замка посвящение в рыцари, пройдя суровые проверки и испытания? Сохранились ли в наше время рыцарские традиции, проводятся ли древние ритуалы? И нужны ли рыцари сегодня? Вопросы могут показаться наивными. Но романтический образ «благородного рыцаря на белом коне», переживший смену веков, по-прежнему занимает воображение юных девушек и зрелых дам. Тоска по благородству, по красивым, достойным поступкам мужчин неизбывна, как и извечное женское стремление припасть к сильному плечу, спрятаться за широкой спиной, опереться на твёрдую руку. Какой бы сильной и независимой ни была женщина, каких бы высот в бизнесе и карьере ни достигла, она подсознательно ищет мужчину, который сильнее. Но не для того, чтобы тот подавил её, а для того, чтобы позволил ей быть слабой… Если взглянуть шире – рыцарские идеалы, благородные устремления, категории чести, увы, незаметно покидают мир бизнеса и политики. В современном обществе уже давно наблюдается перманентный кризис, не только экономический, но и нравственный. Выражения «ничего личного – только бизнес», «победителей не судят» стали оправданием беспринципных поступков, сделок с совестью. «Волчьи законы» переместились из области тактической – схватка в поединке до победного конца – в область стратегическую – для победы все средства хороши. Наличие денег и власти автоматически ставят их обладателя в особый ряд «избранных», для которых действуют другие правила. У рыцарей всё было по-другому. Богатство никогда не превращало их в заложников золотого тельца. Слово, данное рыцарем, имело вес и гарантии, недоступные большинству нынешних бизнесменов и политиков. Независимость и могущество храмовников не выливалось в пренебрежение к простому люду. Вот почему их любили и уважали и низы, и верхи – и бедняки, и знать. Много ли таких рыцарей сегодня?.. Замок тамплиеров купается в ярких всполохах праздничного салюта. Но Карлос уже тянет меня за рукав, потому что пора в альберг, ведь завтра нам придётся встать чуть свет, чтобы навсегда покинуть этот рыцарский город, где и поныне живут легенды, озаряя жизнь людей отблесками недостижимых идеалов. Все дни, что идём до границы с Галисией, воспоминания о тамплиерском празднике, грёзы о романтике рыцарских времён постепенно вытесняются простыми и будничными впечатлениями дороги. Возле Какабелоса начинается территория инжира, черешни и грецкого ореха. Этого изобилия достаточно, чтобы продержаться на природных запасах и паломнику, и странствующему рыцарю. Фруктово-ореховый стол идеально сочетается с местным вином «менсия». О традициях виноделия Эль-Бьерсо напоминает старинный пресс для отжима винограда, выставленный напоказ под деревянным навесом. Водяная мельница на реке Куа продолжает вращать лопастями, но больше для антуража, нежели для практической надобности. Графитовые пластинчатые крыши из местного сланца похожи на рыбью чешую. Это отличительный знак долины Эль-Бьерсо, как и руины «переходящих» замков. Один из них, называемый «сарацинским», хмурится на неприступной горе, обветшалый и забытый, ненужный сегодня никому – разве что дотошному историку или эксцентричному любителю развалин. Некоторые из крепостей, скромные по размерам и расположенные в более доступных местах, переходят в частные руки, что обещает им ещё пару-тройку веков жизни. В «городе франков» – Виллафранко-дель-Бьерсо – в Средние века селились французские рыцари-беженцы и пилигримы, пожелавшие по завершении Пути остаться в Испании. Последние Врата Прощения в церкви Святого Иакова даруют умирающим паломникам последний шанс получить отпущение грехов. Альберг под чешуйчатой крышей, через стенку от кладбища холоден, как склеп, в любое время дня и ночи. Леденящую близость смерти не скрашивают ни аутентичная сельская утварь, заботливо развешанная по стенам, ни увесистый свиной окорок под потолком кухни, ни колючие шерстяные одеяла. Всё равно холодно и страшно. Река Валкарсе несколько раз пересекает дорогу к Галисии, неистово вгрызаясь в твердь Сьерра-де-Анкарес. Мы вместе с ней спускаемся всё ниже и ниже в узкую долину, оставляя высоко вверху гигантскую петлю автомагистрали, громыхающую оттуда как небесные литавры. Приютившись в Вега-де-Валкарсе в частном пансионе над руслом реки, слышим ровный и мощный рокот воды, протекающей прямо под полом. А начало настоящей грозы на слух пропускаем – только видим крупные глицериновые капли, замолотившие вдруг по стеклу. Шум реки, перекрываемый раскатами грома, грохотом струй по водостоку и далёким гулом заоблачного шоссе, действует как снотворное. Сон глубок и безмятежен до самого утра. Часть 6. Галисия Затерянные в тумане …Бледный анемичный рассвет никак не пробьётся сквозь вязкую толщу перламутровых туч, закупоривших небо. Клубы тумана рваными шапками оседают на мокрых крышах, прячутся в дремотных расселинах, стелются тонким дымчатым полотном над руслом Валкарсе. Петля автомагистрали теряется где-то в туманных высях – трудно представить, как движутся по ней сейчас автомобили, пленённые непроницаемой мглой. Проще думать, что дороги там нет: слишком страшна и опасна разверзнутая под нею бездна. В этой точке Пути Сантьяго пешая тропа пилигримов и скоростные артерии цивилизации решительно расходятся в разные стороны. Дорога паломников, вырвавшись за пределы города, карабкается круто вверх по скользким камням, вьётся рыжей размокшей лентой меж густых зарослей папоротников. За каждым её изгибом – призрачные перевалы, силуэты укутанных влажным мхом деревьев, сочащиеся родниками камни… За каждым поворотом – неизвестность. За каждой тропинкой – тайна… Это Галисия. Древняя земля кельтов, облюбовавших северо-запад Пиренейского полуострова три тысячелетия назад, да так и оставшихся здесь, среди туманов, сумрачных болот, угрюмых лесов и вересковых пустошей – точь-в-точь как в далёкой Ирландии. Да и характер галисийцев схож с ирландским: вольнолюбивый и непокорный, упрямый, но рассудительный, с генетической тягой к перемене мест. Считается, что к эмиграции ирландца, равно как и галисийца, толкает бедность и скудость земли, но это только полпричины, а другая половина кроется глубже – в душе, охваченной необъяснимой тоской по дальним берегам. Неприкаянность сердца может накрепко привязать галисийца к его родной пустоши с белым круглым домиком у ручья, а может погнать далеко-далёко на край света и дальше – за океан. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в каждой третьей галисийской семье кто-то из родственников обретает новую родину вдали от родных холмов. Так за разговорами о галисийском характере неторопливо идём мы с Карлосом по разбухшей дороге, среди тумана и облаков. Время течёт незаметно. Густая мгла по-прежнему окутывает леса и горы, лишь изредка образуя косматую прореху, в которой виден осколок мира: кусок ромашковой поляны, страшное когтистое дерево или кромка обрыва. Мгновение – и туман снова латает дырку штопкой молочной взвеси. Неожиданно замечаем, что дорога вместо того, чтобы карабкаться вверх, упорно спускается в дол. Только сейчас соображаем, что давно уже не видели ни жёлтых стрелок, ни пилигримов. Меня охватывает тревога: похоже, мы сбились с дороги. Непроницаемая завеса отделяет нас от солнца, и трудно понять, сколько времени мы в пути. Впрочем, голод подсказывает, что уже немало. – Карлос, мы заблудились, – шёпотом объявляю я, хотя это и так понятно. – Здесь часто теряются люди, – зловеще сообщает Карлос. – Горы Галисии – особенное место, – продолжает он голосом недоброго сказочника, – считается, что здесь находится портал в параллельный мир. – Ну хватит уже! – трусливо протестую я. – Не мечись! – строго приказывает профессор. – Что толку паниковать? – Покопавшись в рюкзаке, он выуживает компас. Не представляю, что бы я делала, очутись здесь одна. Пока мой спутник гипнотизирует стрелку прибора, в воздухе разливается тихий, но настойчивый звук, похожий на звон колокольчиков. Поначалу мне кажется, что это звенит в ушах от напряжения. – Карлос, ты ничего не слышишь? – Слышу, – говорит он, отрываясь от компаса и прислушиваясь к звенящей ноте. Между тем звук нарастает, растекаясь мелодичными переливами в редеющей мгле. Из-за поворота появляется рогатая голова… Корова, а следом за ней человек в низко надвинутом капюшоне выходят нам навстречу. На шее животного вместо привычного бубенца болтается нечто, издающее характерный тонкий и протяжный звон, который я приняла за магическую музыку параллельного мира. Ноги погонщика обуты в грубые деревянные сабо невероятных размеров, прямо поверх обычной обуви. Завидев нас, человек останавливается. Корова тоже. – Мы сбились с пути, – обращается к нему Карлос. – Как нам вернуться на Камино Сантьяго?