Глава 16 Старший лейтенант Хасбулатов сидел на камне напротив командира взвода спецназа военной разведки и посматривал на него косо, исподлобья, словно чего-то не одобрял. — Рассказывай! — потребовал, а не попросил он, едва Семипалатин закончил разговор с начальником штаба сводного отряда и переключился на внутреннюю связь. Командир взвода военной разведки снял с головы шлем, положил его перед собой и выключил микрофон, чтобы разговор между двумя старшими лейтенантами не был слышен всему взводу спецназа. — Что именно тебе рассказывать? — О чем ты договорился со своим командованием? — Договорился, что отведу подальше и спрячу заложников, освобожденных тобой, — ответил Семипалатин и посмотрел в сторону костра, где сидели недавние пленники и тянули руки к огню, пытались вобрать в ладони тепло маленького костерка. Как раз в этот момент вернулся из грота эмира подполковник Темиров с целым мешком каких-то бумаг. Исрафил Надирович сел на камень и стал поочередно просматривать эти листы. Некоторые из них он откладывал, другие бросал в костер, где они сразу вспыхивали и стремительно сгорали. — Потом я запущу банду в горный цирк и запру ее там пулеметами, — продолжал Семипалатин. — После этого прилетят два вертолета и начнут просто уничтожать боевиков с воздуха. Весь вопрос в том, как тебя оттуда выпустить, если ты все же в банду захочешь пойти. Может, все-таки передумаешь? — Ты, Игорь, еще многого не знаешь. Да и я сам разбираюсь в этом плохо, хотя кое-что слышал, кое-что видел, а кое о чем просто догадываюсь. Однако тебе тоже необходимо быть в курсе. — Говори конкретнее, если можно. — В том-то и беда, что невозможно конкретнее, именно из-за недостатка знания. Эмир не отчитывается перед бандой за свои действия. Я не самый близкий его помощник, чтобы он мне полностью доверял и каждый день со мной советовался. — Тогда рассказывай о своих предположениях. Я же вижу, что ты на них как раз и опираешься. — Это я могу. Семипалатин не стал подгонять Хасбулатова. Он хотел дать ему время сосредоточиться, подобрать нужные слова, поэтому ждал. Рагим понимал это, сидел на камне, сосредоточенно глядел перед собой в землю и только через минуту спросил: — Как ты думаешь, стал бы эмир расстреливать два десятка своих людей, если бы ему нечего было скрывать? Они, я полагаю, знали то, что он желал скрыть. Поэтому он и приказал их казнить. — Что за люди? — осведомился Семипалатин. — Прежде всего двенадцать человек, бригада землекопов, вывезенная из Сирии. Эмир их особенно берег. Он еще в Сирии никого к ним не подпускал, чтобы они не завели в банде друзей, похоже, специально подбирал тех людей, которые не знали арабского языка. Все землекопы были уйгурами из Синьцзяна. Что они делали и там, и здесь, никто не знал. Сюда, в Россию, эмир отправил их в сопровождении восьми охранников на две недели раньше, чем сам перешел границу. Охранники эти тоже были расстреляны. Сначала они казнили землекопов, потом другие бандиты перебили их самих. Я точно знаю это, потому что сам командовал этим расстрелом. После прибытия всей банды землекопы работали только ночью и закончили свое дело позавчера. Я сам однажды видел, как они выносили в мешках землю и ссыпали ее в озеро. Сегодня я зашел в грот эмира за банковскими карточками и сперва никак не мог их найти. Потом в дополнительном, втором гроте, прямо под кроватью эмира, заметил лаз, ведущий в подземный ход. Именно там, в небольшой нише выше уровня человеческого роста, и находились пластиковые карточки. Лаз узкий. Все это сделано совсем не для банды, откровенно не для массового ухода из этого горного цирка. Я видел в Сирии множество подземных ходов и понимаю разницу. Эмир желает уйти в критический момент, захватив с собой только несколько помощников. Наверное, и меня в том числе. Но это только надежды. Честно говоря, я точнее сказать не могу. Вывод мой основывается на том, что Сиражутдинов приказал мне расстрелять охранников землекопов, а меня самого после этого не тронул, оставил в живых. — В последнее время вместе с бандами часто приходят уйгуры-землекопы. Но это боевиков не спасает. А где находится выход из подземного хода? — Я не проверял, некогда было. Он может быть где угодно. Пока этого никто не знает. Кроме, наверное, самого Рамазана Ахмедовича. — Надо искать, пока время есть. Следует отправить туда несколько человек. — Такие подземные ходы обычно минируются очень хитро. Взорваться будет легче, чем найти выход. Еще там наверняка есть лабиринт, чтобы незнающий человек в нем поплутал. Так всегда уйгуры в Сирии делали. У самих сирийцев подземные переходы бывают попроще. Чтобы найти выход, я думаю, потребуется несколько суток. Не помешает и целая рота саперов со спецтехникой. — Да, постарались землекопы. — Это обычная работа уйгуров. Они учились у себя дома, умеют копать подземные сооружения даже лучше самих сирийцев. А те в этом деле признанные мастера еще со времен крестовых походов. Султан Салах ад-Дин часто через подземные коммуникации заходил в тыл крестоносцам и бил их. Но я слышал, что под Синьцзяном существует другой город, подземный, который китайские спецслужбы никак не могут захватить. Все их агенты, которые под землю спускаются, исчезают бесследно. Пропадают самые большие отряды, оснащенные современной техникой. Никакая аппаратура не помогает их найти. — Я понял, — сказал Семипалатин и спросил: — Что ты предлагаешь? — Сам не знаю. Для строительства полноценных подземных коммуникаций у землекопов просто времени было мало. Но кто знает, что они сумели построить. Это первое. Теперь второе. Ты спрячешь заложников. Но где гарантия, что эмир не выйдет прямо на них, просто по закону подлости, нечаянно? Третье. Нет никакой гарантии, что эмир пожелает взять с собой и меня. Как только начнется бомбардировка, он обязательно попытается уйти отсюда через подземный ход. Если ему удастся это сделать, то мы потеряем его из вида. — Значит, нужно что-то такое придумать, чтобы он не ушел далеко. — Придумай! — Придумал! Банковские карточки. Насколько эмир жаден? Может он упустить из своих рук значительную сумму? — Что касается его жадности, я не могу судить. Мне кажется, что он обычный человек, в меру жадный, в меру бережливый. Но без этих денег эмир не сумеет выполнить то, что задумал. Поэтому он не пожелает упустить карточки из рук. — Тогда ты сможешь эмиру рассказать, как появился на базе, увидел, что все люди перебиты, спрятался, наблюдал и заметил, как из грота выхожу я. Он будет думать, что это я похитил банковские карточки, и не уйдет отсюда, пока не встретится со мной. — То есть ты, Игорь Витальевич, желаешь вызвать огонь на себя? — Я желаю захватить эмира. — Желание благое. Я сам хочу точно того же. Только в мои планы входил захват Сиражутдинова в момент перехода границы. Он ведь желает пересекать ее легально, по своим документам, чтобы потом так же спокойно, официально вернуться. — Мне кажется, это слишком долгая история. Вообще лучше не терять Сиражутдинова из вида. — Но я же буду с ним. — А если он не пожелает тебя взять? Ты же сам сомневался в этом. — Да, — согласился Хасбулатов. — Но тогда получается, что мне вообще незачем идти снова в банду. — А кто расскажет эмиру, что видел меня, выходящего из его грота? — Понял. Значит, я пойду. В подтверждение своих слов сошлюсь на то, что видел, как ты сжигал в костре какие-то бумаги, целый мешок которых вынес из его грота. Заодно скажи, как вы сняли бы внешнего часового у грота? Пока тело не остыло, надо оставить пулю прямо в его сердце. Вы его застрелили, а потом для полной гарантии добили ударом ножа. А бумаги, стало быть, сжигал ты самолично. — Рагим кивнул в сторону подполковника Темирова, который закончил разбор документов. Те, которые отложил, он засунул под свою рубаху, все остальные уже сгорели. Сам мешок офицер полиции тоже бросил в костер. Но тот был из стеклоткани, поэтому гореть не желал, только оплавлялся. — Вот все это и расскажу, — сказал Хасбулатов, комментируя происходящее. — Только в своей собственной интерпретации. — Ладно. А заложников я, может быть, буду даже при себе держать, хотя они могут и мешать. Или выделю им какую-то охрану. А то и правда эмир на них выйти сможет. Мы уходим. А ты отправляйся навстречу эмиру. Посмотри на карту. Там его маршрут отмечен. Вот что еще важно. Когда начнется бомбардировка, держись поближе к эмиру, чтобы тебя авиация случайно не накрыла. — У меня есть карта с маршрутом. Надеюсь, мы не разминемся. Но ты должен выйти раньше. Вдруг взвод с бандой столкнется? А я обязан еще все осмотреть после того, как здесь волкодавы похозяйничали. На это тоже время нужно. Тому, как надо вести себя под бомбежкой, я очень даже неплохо обучен. Нас российские самолеты и вертолеты еще в Сирии хорошо утюжили. Ничего, выжил. Семипалатин встал и громким голосом дал команду: — Заложники, идите за строем к выходу! Детей можете передать на руки солдатам. Они донесут. — Он добавил тихо, чтобы слышно было только по внутривзводной связи: — Еще вот что, бойцы. У кого-то из вас, может, найдется комплект одежды для товарища подполковника. Хотя бы штаны. Если нет, снимите с кого-то из убитых, чтобы почище были. Видите, какие у офицера полиции кальсоны белые, даже светятся в темноте. Вдруг они порвутся, и растеряет мент свои причиндалы? Жалко ведь мужика. Старший лейтенант замолчал, спустился к промежутку между двумя гротами и послал пулю в грудь часового с перерезанным горлом. Все должно быть похоже на то, что здесь работал спецназ. Потом он зашел за полог, в грот, где содержались заложники, и повторил одиночный выстрел, наградил пулей тело и второго часового. Хасбулатов наблюдал за этим и все запоминал. Взвод шел тем же самым маршрутом, которым выдвигался сюда, к горному цирку. Женщины, старики и дети без помощи солдат спецназа пройти этим путем попросту не смогли бы. Именно это обстоятельство оказалось решающим, когда старший лейтенант Семипалатин выбирал путь отхода. Бандиты, естественно, не будут нести детей на руках, поддерживать под локти стариков и старух. Они обязательно подумают, что точно так же поведут себя и бойцы спецназа военной разведки. А вот молодой отец семейства, сжимающий в руках трофейный автомат с глушителем, но без оптического прицела, шел бодро. Не уступал ему и подполковник полиции, которому старший сержант Колотушкин нашел штаны почти по его росту, стащенные с убитого бандита, и куртку, залитую кровью, снятую с другого боевика, голова которого раскололась на три части под ударами малых саперных лопаток. Эти мужчины, освобожденные из плена, держались гордо, как настоящие горцы, были готовы отомстить за все унижения и насилие над собой. К подполковнику полиции старший лейтенант присматривался особо. Он видел, как тот, едва переодевшись, вытащил из-за пазухи листы бумаги, свернул их вчетверо и переложил в накладной карман куртки, нового своего приобретения. — Что в бумагах, товарищ подполковник? — поинтересовался командир взвода. — Я знаю, что там, — последовал хмурый ответ. — Что в бумагах, товарищ подполковник? — Командир взвода повторил вопрос уже по-настоящему суровым голосом. Темиров ответил на это взглядом униженного и затравленного зверька, но ничего не сказал. — Акинфиев! — позвал старший лейтенант. — Я! — отозвался рядовой и выскользнул откуда-то из-за спины командира. — Забери из кармана товарища подполковника бумаги и дай мне посмотреть. — Командир взвода знал, кому поручает это дело. Рядовой шагнул к Темирову и протянул руку к карману. Ростом Акинфиев был чуть-чуть выше плеча подполковника, который пока ходил без погон. Ширину его собственных плеч Темиров учитывать вроде бы и не собирался. Он попытался перехватить руку спецназовца и вывернуть ее. Перехватить-то сумел, но вот вывернуть не получилось. Семипалатин хорошо знал, что у Акинфиева рука по толщине почти такая же, как нога нормального мужчины. Сила в ней заключена соответствующая, ой какая немалая. Темиров ухватился за руку спецназовца обеими своими и даже сумел произнести слова, которые ему самому показались, вероятно, достаточно грозными: — Знай свое место, рядовой! Но от сильной натуги голос его стал похож на писк. Эта фраза прозвучала так же смешно, как выглядел сам подполковник полиции. Акинфиев тем временем легонько сжал руку противника, и Темиров сразу ослабил хватку. Он мигом сообразил, что в этих железных пальцах скоро будут раздавлены мышцы его предплечья. — Там только списочный состав банды, — попытался оправдаться мент, но рядовой уже вытащил бумаги из его кармана и передал их командиру. Тот развернул листы, но при свете звезд прочитать что-то было сложно. Однако рядом с Семипалатиным тут же оказался старший сержант Колотушкин, подсветил слабым фонариком-зажигалкой и прикрыл на всякий случай жидкий луч света ладонью и своими плечами.