– Добрый день, – поздоровался Стас, для пущей убедительности придав голосу мягкую интонацию. – Интересно, я ошибся номером или попал туда, куда мне нужно? – Понятия не имею, – ледяным тоном ответила невидимая собеседница. «Ух ты, как холодно, – отметил про себя Крячко. – Что ж, будем растапливать вековой лед». – Меня зовут Стас Крячко, я журналист. Собираю материал для будущей книги. – А чем я могу помочь? – Газета существует аж с начала двадцатого века. Материалов у вас масса, наверняка есть архив. Мне бы с кем-нибудь оттуда поговорить, – попросил Стас. – Ну, просто так вас туда не пустят. – А что для этого нужно сделать? – Появиться тут лично. Как минимум. – По некоторым причинам это невозможно, – объяснил Стас. – А как же вы собрались работать с архивом? – насмешливо спросила девушка. – Мне нужны определенные материалы, которые я мог бы получить заочно. Это в порядке вещей, насколько я в курсе. Конечно, я готов спросить разрешения, но с кем мне в таком случае связаться? Девушка чем-то зашелестела. – Вот телефон. Попробуйте. Стас записал номер. Положил трубку и поморщился. Спина все еще болела, несмотря на сильное обезболивающее. Сидеть дома и знать, что Гуров там рвется на части, чтобы успеть везде? Так себе удовольствие. Он тут же набрал номер, который ему дала секретарь. Трубку сняла женщина, судя по голосу, немолодая. – Абельянц у телефона, – грубо представилась она и внезапно сильно закашлялась. Стас вежливо подождал, пока Абельянц придет в себя. – Здравствуйте. Уголовный розыск беспокоит. Крячко чувствовал, когда нужно назваться человеком с улицы, а когда представиться по полной. Секретарши сейчас пошли шибко надменные. Услышав казенное приветствие, сразу расставляют все точки, показывая, кто тут главный. А если поздороваться без упоминания звания, то у девушек включается женское любопытство, и Стас успевает этим воспользоваться. Но то касалось только девушек. Женщины более зрелого возраста, как правило, на такие дешевые уловки не велись, поэтому Стас предпочитал докладывать о себе исключительно в профессиональной плоскости. – Уголовный розыск, – прокряхтела Абельянц. – Вам архив понадобился? Стас понял, что не промахнулся. В архиве большинства организаций зачастую работали люди преклонного возраста. Когда-то они полноценно исполняли свои обязанности в должности сотрудников той же конторы, но и после пенсии предпочитали оставаться в родных пенатах. В советские времена такая практика была широко распространена. Сейчас это можно встретить гораздо реже. Стас очень надеялся, что Абельянц вспомнит Громова. Если очень повезет, то окажется, что знала его лично. – Меня интересует бывший сотрудник редакции вашей газеты, – сказал Стас. – Простите, не могу точно назвать должность. Фотокор, скорее всего. – У нас этих фотокорреспондентов – как травы в поле, – выдала Абельянц. – Вы имя назовите. – Виктор Громов. Он числился в штате в восьмидесятых. Много раз выезжал за рубеж в составе делегаций. На том конце провода повисло молчание. Стас ждал. Судя по меткому замечанию про поле, она действительно давно живет на этом свете и уже не тратит силы на бесполезные расшаркивания. – Знала я Громова, – наконец прозвучал голос. – Помню такого. – Да неужели? – Вот вам и «неужели». – Как мне к вам обращаться? – Софья Петровна. А вы? – Станислав. – Стасик, – припечатала Абельянц. – И почему я должна вам о нем рассказывать? И где гарантия, что вы из уголовного розыска? Стас замялся. А ведь она права. Удостоверение свое он ей показать не сможет. Не верить ему она имеет полное право, так как работает в архиве всемирно известной организации. А вдруг он мошенник? – Вы можете позвонить на Петровку, тридцать восемь и попросить соединить вас с отделом уголовного розыска. Спросите там генерал-майора Орлова Петра Николаевича или полковника Гурова Льва Ивановича. Вас соединят, обещаю. Кто-то из них наверняка подтвердит мою личность. Абельянц засопела прямо в трубку. – Громов им нужен… – услышал Стас недоброе ворчание. – Явились. Поздновато начинаете! – Ну почему же поздновато? – удивился Стас. – Раньше не было необходимости, а сейчас появилась. – А вы в курсе, что Громов исчез в восемьдесят четвертом? – раздраженно спросила Софья Петровна. – Именно по этому поводу я и хотел с вами поговорить, – признался Стас. – А где вы были раньше? Крячко почувствовал легкое раздражение. Разговор, если он и состоится, будет нелегким. Он уже знал, что Громова милиция не искала. Значит, в редакции тоже обратили на это внимание, иначе бы его коллег, как минимум, вызвали как свидетелей. Но этого не случилось, и люди наверняка задались резонным вопросом: «А почему милиция не интересуется Виктором Громовым?» Ведь им наверняка было что рассказать. – Софья Петровна, я предлагаю сразу оговорить одно условие, – спокойно заявил Стас. – То, что было тогда, это одно. Сейчас другое время. Ко мне лично и к уголовному розыску в целом не должно быть никаких претензий. Мы занимаемся выяснением обстоятельств. А за то, что было в прошлом, могу извиниться, если хотите. Даже не имея к этому никакого отношения. Абельянц снова закашлялась. Очевидно, она давно и много курила и теперь боролась с последствиями вредной привычки. – Вам крупно повезло, – отдышавшись, сказала она. – Повезло наткнуться именно на меня. Я сидела в одном кабинете с Громовым. Это после меня «подвинули» и перевели в архив. Ну хотя бы не попросили освободить помещение. «Угадал, значит, – успокоился Крячко. – Ох, Громов, знал бы ты, собака, что тебя будут помнить так долго…» – Задавайте свои вопросы, – разрешила Абельянц. – Вечно торчать у телефона я не могу. Что вам нужно в архиве? Чем могу помочь? – Мне нужны именно вы, – честно ответил Стас. * * * Лев Иванович аккуратно разматывал пищевую пленку над листком бумаги. Внутри пленки покоилась вожделенная слойка с яблочным повидлом, приобретенная им в столовой. Погода снова была жаркой, основательно питаться не моглось и не хотелось, а вот пирожок с прохладным чаем – самое то. Единственным минусом в процессе была распаковка. Крошки, которые Гуров ненавидел всей душой, могли рассыпаться по столу и прилипнуть к одежде. Веник Гуров тоже ненавидел. Он просто хотел нормально поесть, без предварительной уборки и последующего – уже второго за последние десять минут – мытья рук. Поэтому он разворачивал пленку медленно и очень осторожно. Телефон, лежавший тут же, зазвонил так резко, что Гуров вздрогнул. Лев Иванович вытянул шею и взглянул на экран. Отложив обед в сторону, тут же взял мобильник в руки. – Не отвлекаю? – поинтересовался Крячко. – Если бы отвлекал, я бы не снял трубку, – резонно заметил Гуров. – Что у тебя? – Я дозвонился, Лева. И нашел человека, который работал с Громовым бок о бок. Софья Абельянц, переводчик. Сейчас числится в архиве. По большей части он оцифрован, но есть и «живые» материалы. Вот ими она и заведует. Она прекрасно помнит Громова. Балагур, весельчак. Очень легкий в общении. Нравился женщинам, но романов на рабочем месте не крутил. Вместе с Громовым они были в Венгрии, в Чехословакии, даже в Египте. Он там брал интервью, а Абельянц сидела рядом и стенографировала беседы. Общались близко, но только на работе. Интима в командировках между ними не было. Оба знали, что в каждой поездке за ними неотступно следуют сотрудники КГБ. Абельянц постоянно боялась, что в очередном номере их ждет «прослушка». Громов как-то в шутку предложил ей заняться сексом и сделать это так громко, чтобы у всех следящих уши отвалились. Потом вместе с Абельянц они долго вспоминали этот случай. – Юморист, – заметил Гуров. – Это его не спасло. Дальше, – продолжил Стас. – Абельянц рассказала, что вербовали в то время действительно многих, но не каждый задерживался на тайной службе надолго, если не был специально этому обучен. В какой-то момент она стала подозревать, что Виктор только делает вид, что никак не связан с КГБ, но на самом деле иногда замечала за ним странности. Иногда он куда-то пропадал, уезжал по каким-то адресам – и это в той стране, в которой они были впервые. Он мог знать все маршруты, прекрасно ориентировался на местности, словно уже бывал там не раз. Ей казалось, что он заранее тщательно готовился именно к перемещению по городу. Но так как это ее никак не касалось, она не заостряла внимания. Вопросов, естессно, не задавала. Вспомнила и еще кое-что. Мне кажется, с этим можно связать кимоно и «Поляроид». Ты сам решай. Может быть, я не в ту степь полез. Однажды, когда они были в Лондоне, Громов приобрел во всемирно известном универмаге «Хэрродс» флакон духов и – внимание! – женскую помаду марки «Шанель». Кроме этого, набрал там всяких сладостей и купил игрушечную мини-кухню с посудкой и пластмассовыми продуктами – для ребенка. Но Абельянц точно знала, что у него не было детей. То есть вообще никаких, понимаешь? Ни племянников, ни крестников. – Откуда она это знала? – усомнился Гуров. – Ну, купил человек за границей бабе цветы, а детям – мороженое, какое ее дело? – Женская интуиция, Лев Иваныч. И немного наблюдательности. Он делал это на ее глазах, и, конечно, у нее возникли вопросы. Если ты станешь покупать женские духи, то я предположу, что это для Маши. Но ежели ты наберешь полную корзину детских игрушек явно не для младенца, то я тоже захочу расспросить, кому все это. – Ну… ладно, – сдался Гуров. – Логично. Продолжай. – Ну вот, про игрушки я уже сказал. Сам Громов ничего коллеге объяснять не стал. Она благоразумно решила, что это не ее дело. Этот случай был в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году, летом. Абельянц запомнила дату, потому что это была ее первая командировка за границу. Она тогда старалась подмечать все – настолько мощной оказалась разница между Лондоном и Москвой. Они не всегда вместе выезжали за рубеж. Иногда он отправлялся туда без нее, это было обычной практикой. В последнюю в своей жизни поездку за границу – в Японию – Громов отправился один. Пробыл там всего три дня. До этого поделился с Абельянц, что давно не был в отпуске. Поэтому когда в один прекрасный день восемьдесят четвертого года он не появился на работе, она решила, что он все же свалил на отдых. Правда, удивилась, что не предупредил ее. Все-таки столько лет в одной комнате просидели. Больше она его не видела. Поспрашивала о нем у коллег, они тоже ничего не знали. В курилке обсуждали его исчезновение и удивлялись, что редакцию не наводнила милиция. Абельянц же для себя сначала решила, что Громов уволился, не сказав никому ни слова. Даже ей – соседке по комнате. Но они за все годы работы так и не стали с Громовым друзьями, и он не обязан был предупреждать ее или отчитываться перед ней. А потом вспомнила его отлучки во время командировок и тем более прикусила язык. В скором времени ее прикрепили к другому журналисту, а потом она о Громове и думать забыла. Но все же вопросы у нее остались. Пропал человек – а его не ищут. Был – и нет. И вокруг всем словно наплевать. Я когда ей позвонил, она мне все высказала. Получил я за всех наших. На этом все. Больше ничего узнать не удалось. – Понятно. Одна «вода», – подытожил Гуров. – Снова ничего.