– Корман сказал, что у него был ребенок. Но Громов не сказал, какого пола. Да и сам труп Громова нашли именно в квартире Трифоновых. Я пытаюсь найти связь, но то, что получается в итоге, смахивает на фантастику. – Я тебя понял, Лева. Мать Елены. Ты ведь про это. Это она могла быть любовницей Громова. – Екатерина Андреевна Трифонова, – вспомнил Гуров ее имя. – Да, она вполне могла быть той самой таинственной любовницей. – Вот только доказать это будет очень трудно, – с досадой цокнул языком Стас. – Очень, – кивнул Гуров. – Но, возможно, я что-нибудь придумаю. Мы знаем, что Громов тщательно скрывал свою любовную связь. Поделился только с американцем. Но мы не знаем, как вела себя в этой ситуации Екатерина Трифонова. – Она вполне могла растрепать кому-нибудь, – понял друга Стас. – Правда, это тоже маловероятно. – Почему это? – удивился Гуров. – Восьмидесятые, Лева. Секса в Союзе нет. Гражданские браки не поощряются. Измены порицаются. Это сейчас любой может выложить историю своей неверности в интернет, и мир после этого не рухнет. А тогда такой свободы не было. А теперь представь ситуацию: замужняя женщина не только изменяет мужу, но и рожает после этого ребенка от своего любовника. Но мужу об этом не говорит, и тот растит ребенка как своего. А любовник между тем постоянно ошивается рядом. Вот он, здесь. Задаривает свое кровное дитя подарками, благо заработок позволяет. Как думаешь, в то нелегкое для страны время могла Елена кому-то раскрыть свою постыдную тайну? – Не знаю, Стас. Могла. Или нет. Все зависит от того, кому именно она бы доверилась. – А для этого нужно изучить ее личное дело, – заключил Стас. – Только вот где его взять? Гуров посмотрел на Стаса: – Ее муж работал на закрытом предприятии. Так сказала дочь Трифонова, Елена. Был ведущим инженером, начальником отдела. Найду по имени и должности. Не думаю, что Трифоновых Иванов Алексеевичей, занимающих в восьмидесятые пост ведущего инженера на закрытом предприятии, найдется слишком много. Наш в списке как-нибудь да отыщется. * * * Ведущий инженер по имени Иван Алексеевич Трифонов отыскался в штате широко известного концерна радиостроения «Фотон-М». Правда, его кабинет занимал другой сотрудник, потому что Трифонов давно покинул свой пост. Оформив временный пропуск, Гуров для начала обратился в отдел кадров, чтобы выяснить, остались ли в концерне старейшие сотрудники. И получил довольно внятный ответ: генеральный директор Соболев Игорь Валентинович работает на предприятии как раз с конца семидесятых. А начинал он свою карьеру как раз вместе с Трифоновым. Генерального директора на месте не было. Вместо него нашлась симпатичная пухленькая секретарша, которую Гуров до появления ее шефа развлекал разными историями с тонким привкусом уголовщины. Игорь Валентинович Соболев оказался мощным высоким мужчиной в костюме, который ему определенно был мал в области живота. Абсолютно седой, но почему-то с черными усами. Гуров встал навстречу, протянул удостоверение. Соболев хмыкнул и обернулся в сторону кучки сотрудников, ввалившейся вслед за ним в приемную. – Тань, раскидай, – приказал он секретарше. – Если кому-то по срочному делу, пусть подождут. Вы ведь ненадолго? – озабоченно взглянул он на Гурова. – Это как пойдет, – честно ответил Лев Иванович, убирая удостоверение в карман. – Может быть, вы сначала людей отпустите? Потому что у меня время есть. Я подожду. Соболев молча ушел в кабинет. Сотрудники, искоса поглядывая на Гурова, обступили стол секретарши. Через пять минут в приемной, кроме нее и Гурова, никого не осталось. – Видать, не срочные у них были дела, – улыбнулся Гуров и постучал в дверь кабинета генерального директора. Соболев к этому моменту уже успел избавиться от тесного пиджака, пристроив его на «плечики», висящие на двери шкафа-купе. Белая рубашка делала торс Соболева еще объемнее. – Присаживайтесь, – пригласил он Гурова. – Спасибо. В кожаном кресле, которое выбрал Гуров, можно было разместить семью из трех человек – такое оно было огромное. Удобным его можно было назвать с большой натяжкой. Соболев привычно устроился за своим столом – огромным и практически пустым. – Вы без предварительной записи, – нахмурился Соболев. – Я из уголовного розыска, – напомнил Гуров. – Что-то срочное? Что-то не так с моими людьми? Он не спросил: «Что-то не так у меня на работе?» Нет, он сразу спросил про людей. Лев Иванович понял, что имеет дело с человеком, воспитанным в строгости и умеющим помнить про своих. Руководители такого рода, как правило, делились на два лагеря. Одни присасывались к власти и быстро теряли память. Другие до конца своих дней помнили, как начинали. Соболев был из вторых. – С вашими людьми, надеюсь, все в порядке, – ответил Лев Иванович. – Я вас о прошлом хотел спросить. – О прошлом? – удивленно пробасил Соболев. – Слушайте, да я совсем запутался. Уголовный розыск? Ничего не понимаю. – К вам лично никаких претензий. К тому, чем вы здесь занимаетесь, тоже. Трифонов Иван Алексеевич. Вам ничего не говорит это имя? – Как же, помню, – тут же ответил Соболев. – Иван Алексеевич. Работали вместе. Он потом ведущим инженером стал, а я подался по профсоюзной линии. А что такое? Почему вы о нем спрашиваете? Он что, преступил закон? – Насколько мне известно – нет. На данный момент его нет в живых. Скончался в Париже в две тысячи двадцатом. Онкология. Соболев нахлобучил на глаза свои седые брови, повозил пальцами по столешнице. – Вот как, – произнес он. – Нет, значит, больше Вани… Жаль. Предупреждая его дальнейшие вопросы, Гуров решил не делать паузу: – Игорь Валентинович, сейчас мы расследуем одно запутанное дело. Возможно, Трифонов сыграл там свою роль. Мне бы хотелось узнать о нем как можно больше. – А вы с его дочерью разговаривали? – поднял голову Соболев. – Она-то, наверное, еще жива. – Жива и здорова. Она живет в Париже, связаться с ней крайне затруднительно. – Получается, забрала к себе папку, – улыбнулся Соболев. – Умница. Эх, Ваня, Ваня… Ну что же вам рассказать? – Да все, что помните, – разрешил Гуров. – Помню я действительно все, – произнес Соболев. – Слишком хорошая память, особенно на лица. Это ведь в молодости хорошо, если все помнишь. А в моем возрасте хотелось бы кое о чем и забыть. Начинали мы вместе, это правда. Я пришел сюда позже его на месяц или два. Ваня уже служил технологом. Подружились. Вместе в столовку бегали, вместе отчеты по ночам писали. Через год я ударился в общественную работу – и понеслась. Кем только я не был. И комсоргом, и парторгом, потом заведовал профкомом. Дослужился до генерального. А Ваня всей этой суеты не понимал. Работал как проклятый. Но все равно мы общались много лет. Конечно, такой легкости между нами уже не было, но я к нему хорошо относился. Помню, когда у него родилась дочь, мы пустили конверт по отделам, чтобы набрать ему на коляску и кроватку. Каждый хоть по рублю, но положил. – Вы были знакомы с его женой? – Видел ее на каком-то концерте. У нас большой актовый зал, до сих пор на праздники артистов приглашаем. Вот и тогда приезжали. Многие пришли на концерт с родственниками по пригласительным билетам. Ваня как раз пришел с женой. Познакомил нас, перебросились парой слов. Очень красивая женщина. И дочь, наверное, в маму. – Игорь Валентинович, а Трифонов когда-нибудь выезжал за рубеж? Соболев отрицательно покачал головой: – Ему было нельзя. Второй уровень допуска к секретным материалам. Делегации из социалистических стран приезжали, это да. Мы им экскурсии проводили. Могли они и к Ване заглянуть, но только не на производство. Ваня всегда просил меня: «Не тащи ты их ко мне! О чем нам говорить?» Стеснялся, злился. Но я все равно таскал, потому что нам сверху приказывали непременно выгуливать иностранцев по главному корпусу. Ваня вообще был человеком непубличным. Однажды приказали ему присутствовать на каком-то съезде в Колонном зале Дома союзов. Он очень не хотел туда идти. Но пришлось. В итоге опозорился. Выпил на банкете, стал падать, да еще у всех на глазах. Нашелся кто-то, отвез его домой на такси. Историю можно было бы замять, но вместе с Ваней от нашего предприятия на съезд послали одного неприятного типа. Вроде бы передовик производства, а стучал на всех, как по расписанию. Вот он-то и шепнул кому-то. Ваню тут же на ковер. Никогда не забуду, как жалко он выглядел. Я был на его стороне, просил за него, ручался. В общем, выиграли мы. Лишили Ваню квартальной премии и влепили строгий выговор. Плохо, конечно, что деньгами наказали, ведь Ваня и без этого получал не так много. Это еще обошлось, а то могли бы и из партии исключить. – Это было до того, как Трифонов женился? – Кажется, сразу после свадьбы. А какое это имеет значение? «Огромное, – мысленно ответил ему Гуров. – Величайшее даже». – Так мы и работали, – продолжал Соболев. – Встречались, здоровались. Постоянно пересекались. Он для меня так и остался хорошим товарищем. Это сейчас слово «товарищ» стало ругательным, а раньше мы гордились, если нас так называли. Это было как звание. То-ва-рищ. Вслушайтесь. Сильное слово, твердое. Все будет, все получится! – Он помолчал и вздохнул. – М-да. Гуров был с ним согласен. Соболев был харизматичным, в нем чувствовались основательность, надежность. К тому же он легко делился своими воспоминаниями, не пинал нынешние реалии, не ругал свою страну, и, главное, его не уносило в политику. Все вместе создавало приятное впечатление о Соболеве как о человеке и, конечно, как о товарище. – Ну а потом развалилась наша страна на части, завод быстро переименовали в «Фотон-М», и я занимаю тут свой пост уже долгие годы. Пришли новые технологии, новые методы управления. Выдерживал не каждый. Ваня пришел с заявлением об увольнении по собственному желанию ко мне лично. Я уговаривал его остаться, но он сказал: «Игорь, я больше не могу. Набегался. Да и не нужен я здесь». А знаете? – повернулся Соболев к Гурову. – Он ведь мог заболеть из-за своей невостребованности. Коридоры наводнили молодые специалисты, а за стенами уже шла другая, непривычная жизнь. Вот Ваня и сломался. Ушел. А ведь ему и шестидесяти не было. Ох, жаль, дружище, что тебя больше нет. Ох, как жаль… Да уж, расстроили вы меня… Он на мгновение прикрыл глаза рукой, громко шмыгнул носом и отвернулся, неудобно вывернув шею. За стенкой хлопнула дверь, раздался голос секретарши. Жизнь шла своим чередом. Игорь Валентинович провел рукой по волосам, снова вздохнул и внимательно посмотрел на Гурова. – Могу ли я знать причину вашего визита? – строго спросил он. – Как Ваня мог быть связан с преступлением, которое вы расследуете? Гуров был готов к такому вопросу. – Несколько дней назад в одной из московских квартир был обнаружен труп Виктора Громова, бывшего сотрудника известной московской газеты. Нам стало известно, что Громов работал на КГБ. Есть все основания полагать, что он был связан с вашим другом. Мне нужно установить эту связь и найти убийцу Громова. – Постойте, постойте, – непонимающе затряс головой Соболев. – Вы полагаете, что Ваня Трифонов мог кого-то убить? – Мы разбираемся, – мягко произнес Лев Иванович. – Прямых доказательств у нас нет. – Ответьте прямо: да или нет? Соболев с вызовом посмотрел на Гурова, но Лев Иванович ответил ему спокойным и уверенным взглядом: – Я не могу сказать наверняка, Игорь Валентинович, потому что прямых доказательств нет. Мы отрабатываем каждую версию. – Вы сказали: «КГБ». Этой организации давным-давно не существует. Это же оговорка? Или вы ошиблись? – спросил Соболев.