– Я переоденусь, и мы можем идти, – говорю я уже на пути к своей каморке. По этому случаю я выбираю праздничное платье, цвет которого так напоминает морскую бирюзу глаз Лео, и наношу легкий макияж, уделяя особое внимание волосам после этого спонтанного утреннего разговора с Альбрехтом. И пусть я не умею создавать даже малейшее подобие тех впечатляющих сложных причесок, которые так мастерски сооружала Пеппина во Флоренции, я по крайней мере достаточно внимательно наблюдала за служанками, которые меня причесывали, чтобы заплести простейший венок вокруг головы. Что ж, результат, конечно, больше подходит под категорию небрежных пучков, но я все равно остаюсь довольна. В последний раз удостоверившись, аккуратно и правильно ли зашнуровала лиф, я возвращаюсь к Дюреру, который тоже зря время не терял. При виде нарядного Альбрехта я одобрительно присвистываю. Судя по стандартам моды эпохи Возрождения, он выглядит просто шикарно: тонкие гетры цвета слоновой кости, темно-синий бархатный камзол, расшитый серебряными нитями поверх белой рубашки в цветочек. Темная ткань оттеняет его светлые локоны, и я лишний раз убеждаюсь, как ему идет этот наряд. – Мне кажется, мы неплохо сочетаемся, – улыбается Дюрер, поворачиваясь по часовой стрелке, чтобы я могла оценить его великолепный наряд. Для нас стало привычным в последние дни выходить из дома по очереди. Дюрер идет первым, а я жду пять минут, прежде чем последовать за ним. Возможно, кто-то уже заметил, что я ежедневно вхожу в этот дом и выхожу из него, но никто не должен проследить прямую связь между Альбрехтом и мной. Дюрер ждет меня в нескольких сотнях метров от входа, и я уверенно направляюсь к нему, словно мы договорились встретиться в этом месте. Его глаза озорно блестят, и мы погружаемся в суматоху всеобщего веселья. Глава 13 Праздник святого Марка Весь город вышел на улицы, чтобы отпраздновать День святого Марка, и эпицентром праздника, конечно же, стала площадь Сан-Марко. Большую прямоугольную площадь, с собором Святого Марка и Дворцом дожей во главе, заполнили карнавалы танцующих людей, двигающихся в такт бодрым мотивам музыкантов. Таверны, мимо которых мы проходим, шумят голосами, отовсюду доносятся смех и звон стаканов с выпивкой. В некотором смысле город празднует сам себя, думаю я, глядя на две колонны по обеим сторонам площади, которые создают впечатление, что площадь обращена к воде и является воротами в город. На одной из колонн возвышается знаменитая фигура крылатого льва Марка, который в любой момент, кажется, расправит крылья и улетит, оттолкнувшись от постамента. Дюрер замечает в толпе своих знакомых, и меня приветствуют со всех сторон. У меня даже не получается запомнить все имена, которые выкрикиваются на ходу. Через несколько минут у меня в руках появляется кружка с вином, которое продают многочисленные торговцы в уличных лавках. Люди вокруг отмечают так шумно, что сложно не заразиться их хорошим настроением. Я снова окидываю взглядом площадь, наблюдая за взметающейся толпой, как море у их ног. Над головами визжат чайки, кидающиеся к земле, когда пьяные горожане небрежно бросают им еду. Лео я нигде не замечаю, ни намека на его присутствие, ни привычного ощущения, что он находится где-то поблизости. Тяжелая рука, опустившаяся мне на плечо, вырывает меня из мыслей. – У вас еще нет ее, милая? Нахмурившись, я всматриваюсь в лицо молодого человека, которого мне представили раньше, но я не расслышала имя. – Извините? Он наклоняется ко мне, обдавая запахом алкоголя. – Вам еще не подарили красную розу, – дико жестикулирует он, указывая на вырез моего платья. – Значит ли это, что ваше сердце свободно? Или ваш возлюбленный пал в битве, как когда-то бедный Транкреди? – Что? – Я понятия не имею, чего он от меня хочет. Что за красные розы и при чем здесь бедный Транкреди? Внезапно меня охватывает ледяной ужас, его слова отзываются во мне темными страхами, тлеющими во мне с тех пор, как я последний раз видела Лео, залитого кровью в гроте. Мысли, которые настойчиво отгоняла от себя в последние дни, неудержимо наполняют разум. Что, если никто из художников не знает Лео, потому что на тех рисунках вовсе не он? Что, если он мертв, и все сходство – не что иное, как совпадение и игра моего воображения? Ты видела его, потому что хотела, чтобы это оказался он. Потому что не хотела верить в его смерть, а Рубины позволили это путешествие из-за того отчаяния, в котором ты прибывала, отказываясь с ними сотрудничать. Они просто отправили тебя сюда, чтобы ты смогла принять его смерть. Дрожа всем телом, я пытаюсь отстраниться от мужчины, но его рука продолжает удерживать меня за плечо железной хваткой. Остатки вина выплескиваются из моей кружки на его белую рубаху, а его взгляд так и ощупывает мое декольте. – Отпустите меня! – шиплю я. Где, черт возьми, Альбрехт?! Разве он не видит, что мне нужна помощь? Я замечаю Дюрера на некотором расстоянии, его золотистые волосы блестят на полуденном солнце, пока он ведет возбужденную беседу с двумя мужчинами. Грубиян, удерживающий меня, криво усмехается, придвигаясь все ближе и ближе, в то время как я отчаянно пытаюсь его оттолкнуть. – Могу я подарить тебе розу, дорогая? А потом я возложу тебя в… Он так и не заканчивает свое предложение. Две сильные руки опускаются на его плечи и грубо оттаскивают от меня. Я с открытым ртом таращусь на здоровенного мужика, появившегося позади этого незадачливого ухажера и схватившего его за воротник, как нашкодившего мальчишку. – Мне кажется, даме не очень приятно твое общество, Мариотто. Мариотто мотает головой, пытаясь понять, кто так бесцеремонно его схватил. – Ты! – гневно вопит он. – Не мешай мне, Зорзо! Найди себе другую барышню, выбери из тех, что бегают за тобой хвостиком! Не думаю, что со стороны Мариотто разумно так обращаться с этим Зорзо. Тот все еще держит его, обхватив мускулистыми, большими, как стволы деревьев, руками. Если бы он захотел, мог бы раздавить Мариотто как надоедливую муху. Но необъяснимые темные глаза Зорзо остаются спокойными, и в конце концов он небрежно откидывает Мариотто на площадь. – Иди-иди! И не смей больше приставать к девушкам со своими боколо! Глубокий грозный голос действительно заставляет Мариотто подняться и, чертыхаясь, нырнуть в толпу, запихивая полы рубашки в штаны. Еще мгновение я смотрю ему вслед с открытым ртом, а затем оборачиваюсь к своему спасителю. – Спасибо. – Я делаю небольшой реверанс, и уже хочу рассыпаться в благодарностях, но мужчина отмахивается. – Мне следовало вмешаться раньше. Этот мальчишка не ведает о манерах и слишком много на себя берет. Онемев от изумления, я таращусь на него во все глаза. Несмотря на свою внушительную мускулатуру и глубокий низкий голос, ему явно не больше тридцати. К тому же он единственный здесь, кто заметил, что ко мне пристают, и заступился. Остальные вообще никак не отреагировали на то, что происходит у них под носом, ну, или просто решили не вмешиваться. Зорзо заправляет темные пряди длиной до плеч за ухо и одаривает меня небольшой улыбкой. – С вами все в порядке, Мадонна? Вы отбились от своей компании? Его искреннее участие трогает меня, и я поспешно машу рукой в сторону Альбрехта. – Я здесь с Альбрехтом Дюрером, он просто… отвлекся. Шумная толпа относит нас все дальше друг от друга, и мне нужно поскорее добраться до него, чтобы насовсем не потерять из виду. Зорзо понимающе кивает. – Ах, немецкий художник, который так озабочен картиной для Братства розового венка. Постарайтесь оставаться рядом с ним, чтобы он мог приглядывать за вами! Откланявшись, в следующее мгновение он пропадет в толпе, а я остаюсь смотреть ему вслед, продолжая прокручивать в голове его слова. Так и не разглядев в толпе его высокую фигуру, я со вздохом разворачиваюсь и принимаюсь локтями пробивать себе путь к Альбрехту. Мы целый день гуляем с его друзьями, переходя из таверны в таверну, и никто из них, к счастью, больше ко мне не пристает. По пути я узнаю, что означают эти загадочные красные розы. День святого Марка в Венеции – не только городской праздник, но и день влюбленных. Согласно древней легенде, мужчины в знак своих чувств дарят возлюбленным красные розы. Что объясняет множество небольших цветочных киосков, разбросанных по всему городу. Еще я узнаю, что венецианцы называют цветочные бутоны «боколо» в честь другого названия праздника – «Феста дель Боколо». Теперь я понимаю, что имел в виду Зорзо, когда приказал Мариотто «не приставать к девушкам со своими боколо». Кстати, о Мариотто. Его нахальные прикосновения ощущаются на коже даже спустя несколько часов, но мысли, которые он во мне пробудил, оказываются гораздо хуже. Страх, что я навсегда потеряла Лео, засевший в самом темном уголке моей души. Дюрер то и дело бросает на меня озабоченные взгляды. Похоже, он замечает мои моральные терзания, но я не хочу портить ему праздничное настроение. Кроме того, мне нравится находиться среди людей, и я ни за что бы не променяла этот праздник на валяние в тихой гардеробной наедине со своими тревожными мыслями. Поэтому я улыбаюсь Альбрехту, когда кто-то предлагает продолжить праздник в ближайшем гостевом доме. Когда мы выходим из душного помещения на улицу, я вздыхаю. Солнце уже садится, и я не заметила, как пролетело время. На улицах по-прежнему царит всеобщая активность, и что-то мне подсказывает, что самые буйные и неудержимые весельчаки начнут по-настоящему праздновать только сейчас. Наша компания проталкивается через извилистые калли (улицы, которые не проходят по каналу) мимо других гуляк, которые, как и мы, кочуют из одного места в другое. Воздух вибрирует в закатном мареве, а небо принимает глубокий фиолетовый оттенок. После следующей развилки нам открывается канал, и этим поздним вечером я предпочитаю держаться на почтительном расстоянии от причала, никак не огороженного перилами, которые могли бы хоть как-то воспрепятствовать моему неминуемому падению в воду. Я сильно сомневалась, что все подвыпившие горожане вернутся домой этим вечером с сухими ногами. И тем не менее вода притягивает мой взгляд, и я рассеянно разглядываю переливающиеся волны. Последние солнечные лучи и факелы на стенах домов на другом берегу наполняют воду призрачным блеском. Несколько лодок стоят у причала. Все это создает романтичную атмосферу, и мое сердце сжимается, вспомнив все те бесчисленные красные розы, которые я видела сегодня в руках сияющих от счастья девушек. Я невольно замедляю шаг и отстаю от компании. Они все равно идут довольно медленно, встречая на каждом углу знакомых, каждого из которых непременно горячо приветствуют. Догнать их не составит труда, а пока я позволяю себе ненадолго остановиться и перевести дух, впервые за день ошалело не оглядываясь по сторонам и никого не выглядывая в толпе. Шумная орда молодежи на другом берегу приковывает к себе мое внимание. Они бегут по улице, смеясь и перешучиваясь, и их звенящие голоса доносятся до меня даже через канал. Некоторое время я наблюдаю за ними, а затем отворачиваюсь и отступаю вперед. А после останавливаюсь. Не могу точно определить, что привлекает мое внимание, но тихий шепот подсознания, словно отголосок старого чувства, которое, как мне казалось, давно утеряно, заставляет меня напрячься. Но этого не может быть, не так ли? Отмечающая молодежь проходит мимо, открывая вид на таверну на другом берегу, где вокруг деревянных винных бочек столпились гости, словно за столиками в бистро. Странная дрожь пробегает у меня по позвоночнику, и все разумные мысли стирает прибойной волной. Это едва ли заметное ощущение разрастается во что-то более мощное, будто в грудной клетке обнаружился магнит, реагирующий на свою противоположность. И этот магнит – мое сердце. Мое внимание привлекла, оказывается, вовсе не шумная молодежь, а что-то другое, очутившееся на их пути. Затаив дыхание, я стою на причале и изо всех сил всматриваюсь в опускающуюся на город темноту, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Сердце тянет и дергает меня вперед, бунтует в тесной грудной клетке – хочет вырваться наружу и вести меня как навигатор. Мне кажется, что Альбрехт зовет меня, но его голос доносится словно издалека: а я слишком сосредоточена на таверне за каналом, чтобы воспринимать что-то еще. «Он может быть здесь, совсем рядом, и, скорее всего, я так и не смогу его разглядеть, – проносятся в моей голове вчерашние невеселые мысли. – Потому что в решающий момент кто-то преградит путь моему взгляду или я отвлекусь и буду смотреть совсем в другую сторону». Но сейчас я смотрю в правильном направлении. Я чувствую это за несколько секунд до того, как мой взгляд находит его. Сердце пропускает удар. Потом второй. Третий. Пять ударов, прежде чем замирает где-то в горле, перекрывая мне кислород, а после пускается грохотать с мощностью авиационной турбины. – Лео, – выкрикиваю я, но он не поднимает глаз. Свет факела окружает его силуэт ореолом, и я с жадностью впитываю каждую мелочь его образа, ловлю блеск глаз, прошибающий даже окружающий мрак. Прямой нос, который может показаться на ком-то другом слишком большим, но его лицо делает безупречным. Слегка приподнятые уголки губ, заинтересованное выражение лица, когда он прислушивается к разговорам окружающих… Я разглядываю даже едва различимый шрам на шее, который больше не скрывает повязка. Он поворачивает голову, улыбается, говорит что-то одному из своих спутников, а затем поднимает руку в прощальном жесте. – Нет! Лео, подожди! Мой зов чуть слышно разносится над каналом. Шумный ликующий город поглощает его без остатка, а я беспомощно остаюсь наблюдать за тем, как Лео прощается с компанией по ту сторону канала и исчезает в толпе. Неистово размахивая руками, я снова и снова выкрикиваю его имя, но мой голос затихает, так и не достигнув его. С бешено колотящимся сердцем я осматриваюсь по сторонам, но не вижу ни одного моста поблизости. В каком бы я ни находилась отчаянии и каким бы маленьким ни был этот канал, он все равно достаточно широк, чтобы переходить его вброд. Но я должна как-то связаться с Лео до того, как он окончательно исчезнет. Не сейчас, когда я снова нашла его! Тут мой взгляд падает на пустую лодку, мирно покачивающуюся на воде прямо передо мной, и в голове всплывает абсолютно бредовая мысль. Здесь и нет каменного моста, но по лодке я могла бы добраться до деревянного причала на том берегу. Прежде чем рациональная часть моего мозга возразит, я делаю шаг и прыгаю в лодку, тут же присаживаясь на корточки, чтобы не перевернуться в раскачивающейся на воде лодке, но после ежедневных поездок на гондоле быстро восстанавливаю равновесие и снова вглядываюсь в причал. Он на расстоянии вытянутой руки, и если мне удастся выпрямиться, я смогу добраться до него одним большим прыжком. Встать – задача не из легких: лодка раскачивается подо мной как сумасшедшая, но я отчаянно борюсь за равновесие, удерживая себя руками. Поймав наконец шаткое равновесие, я делаю глубокий вдох, задираю юбку и прыгаю. В моей голове план выглядел идеально: я элегантно приземляюсь на причал. На деле же я грохаюсь животом на трухлявое дерево как выброшенная на берег рыба. Слава небу, что не барахтаюсь сейчас в грязной воде. Я никогда не делала что-то настолько идиотское, но об этом поразмыслю позже. Кое-как поднявшись, я спешу к той самой таверне, где только что у одной из бочек с вином стоял Лео. Но он уже ушел. Выбранившись, я оборачиваюсь к ребятам, с которыми он попрощался. Двое из них бросают на меня недоуменные взгляды. – Вы действительно только что перепрыгнули через канал? – спрашивает меня один из них. Что ж, по всей видимости, моя бездумная выходка не осталась без зрителей. Ну и черт с ним. – Молодой человек, который был с вами… Лео. В каком направлении он ушел? Мой голос срывается, а двое парней, не растерявшись, молча указывают направо, в сторону темного переулка. Без лишних слов я срываюсь на бег и сворачиваю за угол. После ярко освещенной факелами таверны темнота окутывает меня словно черное одеяло, но я не останавливаюсь, продолжая вслепую нестись по неровному тротуару. Пересечение канала задержало меня всего на несколько минут, так что, если потороплюсь, смогу его догнать. Мое сбившееся дыхание неестественно громким эхом отражается от стен узкого переулка, приглушая бешено бьющий по ушам пульс. Дорога описывает поворот, и я наконец различаю впереди себя силуэт, маячащий во мраке. Снова ускоряюсь и пытаюсь догнать фигуру впереди меня, но длинные полы юбки мешают двигаться, а грудная клетка так вздымается, что на каждом вздохе грозится разорвать лиф. Черт возьми, я не могу дышать! – Лео! – выдавливаю я, выплевывая последний комок воздуха, прежде чем остановиться, задыхаясь. Слезы застилают глаза, но я каким-то непостижимым образом замечаю, что силуэт передо мной остановился. Я моргаю, и в следующее мгновение мир вокруг тоже замирает. Сквозь темноту я вижу, как застыл передо мной человек, сжав руки в кулаки, как напряжена каждая его мышцы. Несколько невыносимых вздохов он так и стоит, замерев в этой позе, и я тоже прирастаю ногами к асфальту, как вдруг…