– Итак, зачем же вам в Мурано? А он настойчивый. – Я встречаюсь там со своим мужем, он там работает, – отвечаю я с закрытыми глазами. – Мгм. Некоторое время он молчит, и слышится только равномерный плеск весла и визг чаек. Мимо нас проплывают многочисленные барки и корабли, но журчание воды заглушает все голоса, прокатывающиеся над водой. Пока Консальво везет меня в Мурано я позволяю себе расслабиться и погрузиться в полудрему… – Ха! – пронзительный вскрик гондольера заставляет меня подскочить так, что я чуть не вываливаюсь из лодки и гневно стреляю в него взглядом. – Что? Он смотрит на меня широко распахнутыми глазами, а улыбка обнажает щербинку на месте отсутствующего резца. Возможно, от кулака очередного пассажира, пытающегося уберечь свою частную жизнь, и в данный момент я его очень хорошо понимаю. – Я понял, откуда я вас знаю! Вчера вечером перед Миммос Бакаро! Вы – та самая сумасшедшая, которая прыгнула через канал, чтобы преследовать Орланди. От гнева мои глаза сужаются до щелочек. – Сумасшедшая?! Он недоуменно пожимает плечами и, кажется, даже не замечает моего раздражения. – Вам надо было себя видеть, – продолжает Консальво, и в его темных глазах загораются шаловливые огоньки. – Вы кинулись через канал, как акробатка. Когда я понял, что вы задумали, готов был поспорить, что вы свалитесь в воду в своем шикарном платье. – Он присвистывает через щель от недостающего зуба. – Итак, вы знакомы с Лео? – спрашиваю я, вместо того чтобы и дальше обсуждать свои спонтанные решения. – Да, я частенько возил его в город, а потом помог раздобыть квартиру. Сын Балларинов, у которых он работает, мой хороший друг, и вчера мы направлялись по домам. Ну, пока не появились вы. – Как тесен мир, – бормочу себе под нос. – Это да. Орланди несколько недель приседал нам на уши разговорами о вас, а сегодня я везу вас к нему в Мурано. Я бы сказал, что это судьба. – Он многозначительно постукивает пальцем по лбу. Я отворачиваюсь, чтобы скрыть растроганную улыбку. Лео «приседал им на уши»? Да, это одна из тех деталей, о которых я хотела бы разузнать побольше. Глава 15 Маэстро Обиззи Консальво настаивает на том, чтобы довести меня до мастерской семьи Балларин. На самом деле он мог бы просто высадить меня у главного причала на юге города, но он не слушает моих возражений и продолжает грести по прямому каналу Рио-деи-Ветрай. Я с любопытством озираюсь, рассматривая мастерские, выстроившиеся вдоль воды. Дым бесчисленных печей витает в воздухе, и повсюду суетятся румяные рабочие, которые тащат мешки с материалами. Консальво привязывает лодку к причалу, вплотную к плоскому мостику, который описывал в записке Лео. Прежде чем вылезти, я вынимаю несколько монет, взвешивая их в руке в раздумьях, сколько должна заплатить за поездку. Консальво мне никак в этом не помогает – он занят тем, что привязывает трос к шесту. А я не совсем уверена, что составляет точную стоимость сольди и зехина. Когда я решительно вкладываю в ладонь Консальво несколько монет, он только округляет глаза и качает головой. – Не глупите! Вот, больше я не возьму. – Он поспешно возвращает мне бо́льшую часть денег, оставляя себе пару монет, тут же исчезающих в его сумке. – Мне нужно идти, – говорит он после, потирая обожженную солнцем шею. – Мы обязательно еще увидимся. Я спускаюсь с борта, а он снова принимается отвязывать гондолу. Улыбнувшись, я машу ему вслед и наблюдаю, как Консальво направляет лодку в сторону города. Еще мгновение стою на причале, прежде чем развернуться к мастерской, перед которой меня высадили. Передняя дверь слегка приоткрыта, и изнутри доносится шум, но я не решаюсь войти. Может, мне стоит подождать, пока кто-нибудь не выйдет, и спросить его о Лео? Скорее всего, он скоро закончит работу и выйдет наружу сам, так что я прислоняюсь к столбу у причала и решаю немножко подождать. Не проходит и пяти минут, как я слышу чей-то окликающий меня голос и, обернувшись, вижу Лео, направляющегося на плоской, набитой деревом барже через канал. Прежде чем рулевой успевает причалить, Лео спрыгивает ко мне на берег, а я в изумлении осматриваю его сверху донизу. Он одет совершенно нетипично даже для его образа в прошлом: грубая мятая льняная рубаха, темные брюки… Его лицо в нескольких местах испачкано сажей, но глаза сияют ярче, чем ослепительно-голубая вода у наших ног. – Привет… – бормочу я, когда он обхватывает меня за талию и прижимается к губам быстрым поцелуем. – Ты пришла! – В его голосе звучит такое ликование, что меня бросает в жар. – Ну конечно, – с запинкой отвечаю я, все еще ошеломленная той радостью, которую он излучает своим видом. От Лео пахнет потом, пеплом и солью, но, как ни странно, мне это даже нравится. Особенно после того, как проснулась одна в постели и испугалась, что наше воссоединение мне приснилось. Чтобы доказать себе, что Лео действительно здесь, рядом со мной, я обнимаю его за плечи, и… Вау! Лео никогда не был таким подкачанным. Очевидно, работа на Мурано пошла на пользу его мускулатуре. Он смотрит на меня из-под опущенных ресниц, сквозь которые просвечивает зелень его морских глаз, и я совершенно забываю, где мы находимся. Только когда доски под моими ногами начинают вибрировать от того, что кто-то спрыгивает на причал, я наконец отрываюсь от Лео и встречаю взгляд молодого человека, чьи дикие черные кудри подвязаны платком. Он смотрит на меня задумчивыми темными глазами. – Эдо! – окликает его Лео, немного задыхаясь. – Это Розали. Молодой человек вскидывает кустистые брови, и взгляд его светлеет. Очевидно, мое имя ему о чем-то говорит. – Розали, это Эдуардо Балларин, сын стекольщика и мастер выдувки. Это его семья нашла меня и помогла восстановиться. О, так это они позаботились о Лео, когда я раненым зашвырнула его сюда. Благодаря Эдуардо и его семье Лео был в целости и сохранности. – Огромное спасибо, что помогли Лео, я не знаю… Эдуардо только отмахивается, прежде чем я успеваю продолжить свои благодарности. Вместо этого он оборачивается к Лео: – Давай перенесем это полено внутрь, и на сегодня можешь быть свободен. – Голос Эдо звучит довольно грубо, словно он мало разговаривал, но совсем не показался мне недоброжелательным. Видимо, он просто молчун по натуре, а я редко имела возможность пообщаться с подобными людьми. – Хм… тогда я подожду тебя здесь. – Я отступаю в сторону, чтобы не стоять у них на пути. – Я быстро, хорошо? – Лео вытирает пот со лба рукавом. – Не торопись! Я немного прогуляюсь. – Я машу им обоим рукой и направляюсь на Фондаменте. Мурано состоит из нескольких небольших островов, соединенных между собой мостами, словно весь этот район тоже создали стеклодувы. Хотелось бы мне случайно заглянуть в какую-нибудь мастерскую, но большинство дверей уже плотно заперты или запираются прямо перед моим носом. Что ж, пожалуй, лучше не отходить от мастерской Лео. Колокольня неподалеку бьет час дня, и я возвращаюсь в мастерскую Балларина. Вернувшись с Фондаменте-деи-Ветрай, я останавливаюсь, пока двое мужчин вытаскивают что-то большое из дверей соседней мастерской так осторожно, словно жонглируют сырыми яйцами. С сосредоточенным видом они добираются до ожидающей лодки у причала. Наверняка это какое-то хрупкое стекло, возможно, даже оконное. Пока они заняты погрузкой, преграждая мне путь, я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы посмотреть, не закончили ли Лео с Эдо разгрузку древесины, но нигде их не нахожу. Ожидание быстро становится невыносимым, и я решаю направиться к следующему мосту и пройти по другой стороне. Ворча, пересекаю каменный мост, как вдруг раздается пронзительный крик. Я сразу же направляюсь в сторону рабочих, продолжающих загружать лодку и, по всей видимости, настолько сосредоточившихся, что не замечают ничего вокруг. Крик раздается снова, но уже тише, и теперь я с уверенностью могу сказать, что кричит женщина, причем совсем с другой стороны. Без раздумий я срываюсь на бег, огибая ближайший угол дома, и едва успеваю затормозить, когда передо мной резко распахивается деревянная дверь, из которой выбегает женщина с известково-бледным лицом. По щекам ее катятся слезы, а взгляд беспорядочно обшаривает пространство, пока не натыкается на меня, и она устремляется в мою сторону. – Мадонна! – задыхается она, ее голос срывается почти на визг. Женщина явно вне себя, крепко и больно хватая меня за плечи. – Помогите мне, пожалуйста, кто-нибудь! Альвизе… Рыдая, она тянет меня за собой, и спотыкаясь, я захожу вслед за ней в дом. Бессвязные обрывки мыслей роятся в моей голове. Возможно, это несчастный случай… пожар… расплавленное горячее стекло… Мы проходим по мрачному подъезду, а затем погружаемся в жар печи. Женщина тащит меня за собой в мастерскую. С первого взгляда я узнаю две плавильные печи, которые и являются причиной этой адской духоты. Между ними расположились верстаки, инструменты и длинные стержни, прислоненные к стене. Воздух здесь такой спертый и горячий, что на каждом вздохе грозит обжечь горло. Но не это сбивает мое дыхание, заставляя закрыть рот руками, а тяжелый тошнотворный запах крови. Я чувствую его прежде, чем могу разглядеть обстановку, и понимаю, почему женщина кричит и рыдает, словно ее разрывают на куски. Она все еще цепляется за меня. А я не ощущаю, как ее ногти впиваются в кожу. Пол почти полностью покрыт битым стеклом, а между осколков в темной блестящей луже крови лежит человек. Его конечности вывернуты под неестественными углами, а горло… Горло разорвано так жестоко, словно ему пытались отгрызть голову. – Мой Альвизе… – всхлипывает женщина. – Его глаза… Внутри меня все напрягается, но я подхожу ближе к трупу, пытаясь понять, что она имеет в виду. Стекло хрустит под подошвами моих ботинок, а желудок бунтует так, что мне приходится прикладывать кучу усилий, чтобы сдержать тошноту. Кто бы это ни сделал, он вырвал у несчастного глаза и вставил в глазницы кусочки стекла. Я не выдерживаю. Не хочу больше ни на секунду задерживаться в этом помещении. – Нам нужно вернуться на улицу, – задыхаюсь я. – Позвать на помощь… Следователя… Женщина позволяет мне вывести ее наружу, а ее мужу уже ничего не поможет. Слишком поздно. Перед домом уже собрались местные жители с озабоченными лицами. Вероятно они, как и я, сбежались на крики женщины. – Монна Обиззи, что случилось? Женщина беспомощно смотрит по сторонам. Ее круглое лицо залито слезами, а губы дрожат. – Мой муж, – выдыхает она. – Его… убили. Она всем своим телом опирается на меня, и я изо всех сил стараюсь удерживать ее в вертикальном положении. До моих ушей доносится чей-то возбужденный вскрик. – Приведите следователя! – наконец кричит кто-то. – Нужно сообщить о криминальном происшествии! Пока двое мужчин отправляются обследовать дом, подробно оценить место преступления, кто-то спешит за стражами порядка. В тот же миг через толпу зевак кто-то пытается протиснуться. Это Эдо. И Лео, следующий за ним. Видимо, они заметили суматоху аж с другого берега канала. Лео округляет глаза, обнаружив меня рядом с дверью в мастерскую и с обезумевшей Монной Обиззи на руках. – Что здесь происходит? – спрашивает Эдо, и, хотя он едва ли повысил голос, все вокруг замолкают. Двое мужчин, отправившихся обследовать дом, выходят на улицу с бледными от ужаса лицами. – Кто-то убил мастера зеркал. Эти слова словно переключают рычаг. Толпа превращается в хаос: люди испуганно вскрикивают, кто-то рвется в дом, чтобы самим осмотреть место преступления, но их энергично расталкивают Эдо и те двое мужчин. Три подошедшие женщины принимают у меня Монну Обиззи, а мы с Лео решаем немного отойти от эпицентра трагедии. – И почему ты всегда оказываешься в самом жерле вулкана, когда происходит что-то подобное? – обеспокоенно бормочет Лео, успокаивающе поглаживая меня по спине. Я по-прежнему дрожу, прикладывая все силы на то, чтобы сдержать тошноту, и только беспомощно пожимаю плечами. – Я просто услышала женский крик и решила проверить, что происходит, а она выбежала из дома и потащила меня внутрь. Поверь, я бы предпочла никогда не видеть этого. – Я снова содрогаюсь, вспомнив об осколках зеркала в глазницах мертвеца. Кто вообще мог сотворить подобное?! Когда я рассказываю обо всем Лео, он тоже выглядит озадаченным. – Я видел этого человека несколько раз. Альвизе Обиззи считался знаменитейшим мастером зеркал в Венеции. Немного чудаковатый от того, что много работал со ртутью, но абсолютно гениальный по части зеркал. Тем временем стражи порядка прибывают на место преступления. Синьория, городское правительство Венеции и высший контрольный орган республики, строго следит за Мурано и его стеклодувами. Секреты производства стекла священны, и поэтому стекольщикам строго-настрого запрещено покидать город под страхом смертной казни. Органы власти опасаются, что ремесленники могут продать свои знания иностранцам и Венеция потеряет свою монополию на стеклянные изделия. Поэтому, если кто-то из мастеров погибает, особенно при таких чудовищных обстоятельствах, созывается Верховный Суд, Совет Сорока. Мы с Лео еще некоторое время стоим поодаль, пока Эдо не протискивается к нам с мрачным видом.