– Чертово дерьмо, – бормочет он, прежде чем мы успеваем спросить, что ему удалось разузнать. Лео поднимает брови, а Эдо подходит ближе и понижает голос. – Они обыскали всю мастерскую в поисках улик и обнаружили, что секретные записи Обиззи украдены. Все, что он узнал о создании зеркал за последние двадцать лет, исчезло. Все… Лео задыхается, а я застываю, не в силах пошевелиться. – Стража не уверена, был ли это конкурент из Мурано или вообще какой-то иностранец. – Они этого и не узнают, пока не прочешут место преступления вдоль и поперек в течение по крайней мере часа, – ворчит Лео. – Или было оставлено какое- то сообщение? Эдо качает головой. – В любом случае я советую вам как можно скорее исчезнуть. Наша мастерская сунет руку в огонь за тебя, но ты же знаешь, что такое Верховный Суд. Каждого незнакомца подозревают в шпионаже. Завтра все, конечно, успокоится, но вас больше не должны видеть на месте преступления. Первое мое желание – запротестовать. Это же чушь собачья! В конце концов, мы с легкостью можем доказать, что не имеем ни малейшего отношения к убийству. И не могут же они просто так поставить нас под подозрение только потому, что мы не местные! Но Лео уже обнимает меня за плечи и быстрым шагом уводит прочь. Через десять минут, когда он находит нам место на грузовой барже, которая направляется в город и соглашается подвезти нас за небольшое вознаграждение, я опираюсь на перила и смотрю в бурлящую воду. Брызги, отскакивающие от борта, покрывают мое лицо мелкой водяной пылью, но я не отворачиваюсь. Влажное дыхание моря хоть немного поможет мне смыть с себя ужас этого происшествия, однако раскачивание корабля не помогает справиться со взбунтовавшимся желудком. Лео опирается о борт рядом со мной, и его слишком длинные волосы, растрепанные ветром, свешиваются на лицо. «Может, вообще не стоит его подстригать?» – рассеянно размышляю я. Если он продолжит обрастать, волосы вскоре дойдут до ключиц и он сможет заплетать их в косу. Хотя ему будет сложно не выглядеть как пират. – Это убийство поднимет большие волнения, – мрачно предсказывает Лео. – Еще и кража записей… Синьория впадет в панику, опасаясь, что драгоценные знания могут быть переправлены за границу. Зеркала такого высокого качества… Это было бы катастрофой. Он взъерошивает волосы, и я невольно поражаюсь, с каким неравнодушием он отзывается о стеклодувном деле. Он семь недель был частью ремесленного цеха и, кажется, действительно стал одним из них. – Могу я рассчитывать, что ты откроешь собственную мастерскую, когда мы вернемся в настоящее? – пытаюсь разрядить обстановку я, отвлекая нас обоих от невеселых мыслей. Лео поднимает голову, и на его лице на мгновение появляется болезненное выражение лица, словно он совсем не разделяет моей уверенности в том, что когда-либо сможет вернуться в настоящее. Я твердо встречаю его взгляд. Моей веры хватит на нас обоих. У меня получится забрать его в двадцать первый век хотя бы на основании того, что сказано в пророчестве. О, черт возьми! Я так ничего и не сказала Лео о пророчестве. Но он так задумчиво смотрит на воду, и я решаю выждать более подходящий момент, чтобы рассказать о том, что на самом деле приготовила ему судьба, а не ложь Виктора. Он все еще погружен в свои мысли, и я не могу не кинуть ему спасательный круг. – Значит, у тебя есть работа, – невзначай продолжаю я. – Верно, – бормочет Лео. – Я служу помощником у Балларинов. Делаю все, что мне скажут. Искусство стеклодувов и их секреты подчиняются строгим требованиям республики. Меня, как беглого незнакомца, никогда бы не посвятили в эту тайну, но я вполне гожусь в роли посыльного и подручного в мастерской. – Если честно, я слегка удивлена, – признаюсь я. Лео и работа, где ему приходится марать свои руки… эта картинка не сходится в моей голове. – Я хотел отплатить Балларинам за то, что они приютили и выходили меня. И мне нужна была эта работа. Просто сидеть и ждать, пока что-то изменится… Наверное, это свело бы меня с ума. К тому же, поправь меня, если я ошибаюсь, но, кажется, ты была в восторге от моих новых мышц? – Он игриво демонстрирует бицепс и шевелит бровями. – Мечтай! – восклицаю я, отворачивая лицо, чтобы скрыть свои пунцовые щеки. Площадь Сан-Марко вырастает перед нами, и, глядя на эту прекрасную панораму, я невольно замираю. Величественный Дворец дожей, чей аккуратный фасад украшен инкрустированными мраморными узорами, напоминающими издалека глазурь на торте… Филигранно и впечатляюще одновременно. Рядом с ним возвышается колокольня собора Святого Марка, такая высокая, что кружится голова. Хозяин дома – как называют это венецианцы. И на самом деле в башне сидит кто-то вроде охранника, следящего за приходящими и уходящими людьми. Чем ближе мы подходим к причалу, тем плотнее становится движение на воде. В какой-то момент мы буквально вклиниваемся между гондолами, барками и лодками, которые тоже пытаются пришвартоваться к пристани. Вероятно, было бы быстрее, если бы мы просто спрыгнули на берег. Капитаны и гондольеры дико кричат, выплевывая раздраженные ругательства и сражаясь за причалы. Барка, на которой мы шли, в конце концов продвигается вперед, расталкивая другие лодки своими огромными бортами. Радуясь, что удалось наконец-то пробраться к берегу, я вылезаю из лодки, и Лео следует за мной, не отставая ни на шаг. На Рива-дельи-Скьявони – набережной, которая простирается на восток от площади Сан-Марко, – царит безмятежная суматоха. Я хватаю Лео за руку, пока мы проталкиваемся сквозь толпу. На площади Сан-Марко громоздятся торговые лавки, к которым со всех сторон стекаются люди, нагруженные товарами и корзинами с покупками. – К Альбрехту Дюреру? – пытается перекричать оглушающий шум Лео. Я киваю, и мы вместе продолжаем пробираться сквозь эту шумную суету. Мы добираемся до Кампо-Сан-Бартоломео через пятнадцать минут, слегка запыхавшись. Пока я подхожу к дому Дюрера, Лео с любопытством оглядывается. «Надеюсь, Альбрехт дома», – думаю я, когда мы уже поднимаемся в квартиру. Эх, как бы сейчас пригодился телефон, чтобы созвониться и договориться о встрече! К счастью, уже после первого стука в дверь я слышу шаги, доносящиеся из глубины квартиры, и почти сразу же Дюрер нам открывает. Его белая льняная рубашка испачкана краской сверху донизу, а руки черные от угля, но улыбка на лице совершенно искренняя и приветливая. – Добро пожаловать! Проходите, проходите! – Приветственно машет он рукой. Проходя внутрь, я критически осматриваю квартиру на предмет мертвых животных. Вдруг он притащил домой еще кого-то, чтобы сделать наброски. Но мой взгляд на этот раз не обнаруживает ни змей, ни прочих трупов. Расслабленно вздохнув, я принимаюсь расстегивать куртку. Прислонившись к стене у окна и свободно скрестив руки на груди, Дюрер, в свою очередь, внимательно разглядывает нас. – Значит, вы действительно нашли друг друга. Вчера вечером я не хотел… Не хотел потревожить вашу радость воссоединения. – Он заправляет длинный локон за ухо и выглядит слегка смущенным. Лео, который, кажется, все еще недоверчиво относится к Дюреру, откашливается и делает шаг вперед. – Хочу поблагодарить вас за то, что помогли Розали с поисками. Они некоторое время молча смотрят друг на друга, а затем Альбрехт кивает. – Для меня это было честью. К тому же приятно знать, что наши усилия в итоге увенчались успехом. Причем… Вы ведь случайно наткнулись друг на друга, не так ли? – В глазах Альбрехта горит озорной огонек, когда он оборачивается ко мне. – Не хочу обсуждать это, – бурчу я, вспоминая свой безрассудный прыжок через канал. – Я хотела забрать свои вещи из гардероба. – Я ничего не трогал! – кричит мне вслед Дюрер, когда я направляюсь в свою каморку. Через несколько минут, упаковав пожитки в рюкзак, я возвращаюсь в комнату. Мне понадобилось совсем немного времени. У меня было не так много места, чтобы устроить настоящий беспорядок. Когда вхожу в гостиную, Лео и Альбрехт увлеченно беседуют. По всей видимости, Лео рассказывает Дюреру о происшествии в Мурано. Альбрехт с озабоченным видом качает головой. – Конечно я слышал о маэстро Обиззи. Его зеркала были несравненны. Лео качает головой. – Кто бы ни был убийцей, зеркала и стали причиной. Все записи мастера были украдены. Когда он произносит последнюю фразу, Дюрер вдруг затихает. Он был так потрясен рассказом Лео, а теперь на его лице проступает абсолютно другая эмоция… Чистый ужас. Альбрехт бледнеет на глазах, его глаза расширяются, а губы приоткрываются, чтобы что-то сказать, но он не произносит ни слова. Чуть погодя, запинаясь, он наконец говорит: – Я совсем забыл… Друзья мои, к сожалению, нам придется попрощаться… У меня назначена встреча… – Он нервно поглаживает себя по закрученным усам, а мыслями находится совершенно в другом месте. Я перевожу взгляд на Лео, который только поднимает брови, и в следующее мгновение Дюрер уже провожает нас на улицу и устремляется куда-то в сторону Кампо. – Мне одной кажется или это действительно было очень странно?.. – бормочу я. – Да уж, я не сказал бы лучше… – Лео замолкает. – Дюрер и зеркальных дел мастер… Между ними есть какая-то связь. Глава 16 Истина Странное поведение Дюрера, когда он услышал об украденных записях маэстро зеркал, не отпускало меня весь день. Лео прав: что-то здесь нечисто, и я никак не могу понять что. Дюрер реагировал совершенно нормально ровно до тех пор, пока не узнал об украденных записях мастера по зеркалам. Примерно на этом моменте он впал в панику и бросился прочь. Теперь я жалею, что мы не бросились вслед за ним. Интересно, куда он так торопился?.. – Он же не… – подаю голос я, пока мы с Лео бесцельно бродим по улочкам Венеции. – Он ведь не имеет к этому никакого отношения?.. Я имею в виду… Его ведь никто не подстрекал вывезти из Венеции в Нюрнберг знания об изготовлении зеркал? Он говорил, что уезжает. Произносить это вслух – сродни предательству старого друга, но мне необходимо поведать о тревожащих меня мыслях. Эта догадка не то чтобы не имеет оснований. Нюрнберг – мощный торговый город к северу от Альп, и местные патриции, безусловно, тоже заинтересованы в производстве зеркал. – Мне тоже пришла в голову эта мысль, – соглашается со мной Лео. – Я мало знаю об Альбрехте Дюрере, но Венецианский совет пообещал ему заоблачную сумму за то, что он поселится здесь в качестве местного художника. Но, как мы знаем из истории, в итоге он отказался от предложения и вернулся на родину. От волнения у меня сильнее сжимается желудок. Да, я тоже это знаю, но до сих пор никогда не задумывалась о биографии Альбрехта Дюрера. Он считается величайшим немецким художником, который перенес Ренессанс через Альпы на север и всю жизнь бредил Италией и Венецией. Он и сам говорил, что ему здесь комфортно, что он чувствует себя признанным, завоевав немалую популярность среди своих здешних коллег и создав себе имя. Зачем же тогда отказываться от столь щедрого предложения и возвращаться на свою холодную родину? Может быть, потому, что в его багаже сейчас находится нечто более драгоценное? Нечто, что он обязан был раздобыть ради своих сограждан… Мне совсем не нравится эта мысль. – Нам нужно еще раз с ним поговорить, – решаю я. – Завтра, когда он немного успокоится. Лео одобрительно кивает. – Утром я переезжаю в Мурано. Эдо, возможно, прав, и мы можем попасть под подозрение только потому, что не местные. Но, если я не появлюсь на работе на следующий день после убийства, мое отсутствие бросится в глаза куда сильнее. Жители Мурано знают меня, и я не хочу, чтобы они скверно обо мне думали. Я знаю, что он прав, но меня все равно начинает подташнивать от нервов. Не хватало еще, чтобы его, когда я его только нашла, сеньория заключила в тюрьму. Мы такое уже проходили, и мне бы не хотелось снова освобождать его из тюрьмы. Тем более если это печально известные венецианские свинцовые камеры… Господи, чертов бардак. – Будь осторожен, ладно? – прошу я. Позже вечером мы лежим бок о бок на алтане и смотрим на небо. Лео удивил меня, вызвавшись приготовить нам ужин. На обратном пути он остановился у торговых лавок и купил продуктов, а затем исчез на четверть часа на кухне. Он решил сделать сюрприз и взял с меня обещание, что я буду все время сидеть на крыше, чтобы у него была возможность меня поразить. Как только солнце склонилось к закату, он появился на крыше с двумя фаянсовыми чашами, бутылкой красного вина и двумя кружками под мышкой. – А вот и я. – Он ставит тарелку передо мной на пол и с напряженным выражением на лице принимается наблюдать за моей реакцией, когда я с любопытством наклоняюсь, принюхиваясь. Восхитительный аромат чеснока, трав и чего-то морского заполняет мои легкие. – Свежая паста с анчоусами, – с гордостью объявляет Лео. – Паста? Как ты так быстро это сделал? – Я попросил немного макарон у соседки снизу, – с усмешкой признается Лео. – Она каждый день готовит свежие и снабжает меня ими с тех самых пор, как я сюда переехал. Прислонившись спиной к деревянной балюстраде, я осторожно ставлю миску себе на колени и беру одну из ложек, которые Лео захватил с кухни. Он внимательно смотрит за тем, как я пробую первый кусочек, и широко ухмыляется, слушая мой удовлетворенный вздох. Черт возьми, как же это восхитительно! Только после этого Лео сам принимается за еду, и какое-то время слышны только мои стоны наслаждения и стук ложек по тарелкам. – Значит, ты хорошо ладишь с соседкой? – подаю голос я. – Приятно знать. – Она будет в восторге, когда узнает, что ты здесь. Скорее всего, она кормила меня пастой только потому, что я постоянно говорил о тебе и ей стало меня жалко. Я опускаю ложку.