Если это его последние вздохи… Я с трудом могу формулировать свои мысли, страх полностью охватывает меня. Рядом с нами тяжело раненный, умирающий человек… Люций, забравший одно из его творений, чтобы использовать его для возвращения Селесты из безопасного для нее сейчас места… – Где вы спрятали зеркало Агниции? Пожалуйста, скажите нам, это невероятно важно! – И пусть я знаю, что его глаза сделаны из стекла и ртути, но понимаю, что он видит меня. Действительно видит меня. – Ты – нарисованная змея, – говорит вдруг Тирециос так тихо, что я едва разбираю его слова. – В тебе дремлет наследница Агниции. Она уже поднимает голову, ожидая пробуждения. Ты – настоящая владелица зеркала. – Старик закашливается, и его рот наполняется кровью. Мне хочется отстраниться, но я заставляю себя остаться на месте, чтобы не пропустить ни слова, и промакиваю губы мастера зеркал полой его черного кителя. – И ты, – обращается он к Лео, все еще занятому раной на его животе, и медленно оборачивается в его сторону. – Ты ее партнер. Агниция знает вас уже давно, и приближается день, когда вам придется выбирать… Между благополучием времени и вашими сердцами. Не бойтесь боли, если вместо одной разорванной души можете получить одну. Его слова проносятся сквозь меня, не позволяя разгадать истинный смысл. – Зеркало Агниции! – настойчиво прошу я. – Где мне его найти? Его зеркальные глаза поворачиваются туда-обратно, словно он переводит взгляд с меня на Лео, смешивая наши радужки в морскую синеву. – Главное, что оно уцелело, а остальное – шум и дым. Грудь мастера вздымается в последний раз, но я так и продолжаю сидеть рядом с ним, глядя в его глаза, как завороженная. Эти глаза никогда не были живыми, а теперь они на самом деле мертвы. Он погиб, а мы так ничего от него и не добились. Зеркало Агниции спрятано где-то в этом доме, и скрыто настолько хорошо, что даже Люций не смог его отыскать, а у него наверняка есть свои способы заставить зеркальщика раскрыть свой секрет. Если бы мы только пришли чуть раньше… До того, как это место отыскал Люций. Возможно, тогда наше путешествие имело бы больший смысл. Голова Тирециоса кренится набок, и в этот момент позади нас раздается оглушительный шум. Мы уже слышали такой раньше. Зеркало высотой в человеческий рост падает рядом с дверью прямо на стол со свечой, и осколки разлетаются по всей комнате сверкающим звездным дождем. Помещение погружается в полную темноту и, черт возьми, видимо, нам придется искать обратную дорогу на ощупь! Прежде чем я успеваю закончить эту мысль, наших ушей касается странный звук – треск, напоминающий шипение горящих бенгальских огней. Что-то начинает светиться, разгораясь все ярче. Лео опускает руку мне на плечо, помогая подняться на ноги, которые так затекли, что едва слушаются и уже набухают неприятным покалыванием. Стиснув зубы, я проглатываю болезненный стон, продолжая вглядываться в центр комнаты и прислушиваться, чтобы определить, откуда исходит этот странный звук. Лео рядом со мной шумно втягивает воздух. – Ma vaffanculo![5] – ругается он. – Это стекло легковоспламеняющееся! И в самом деле… С пола поднимаются клубы дыма, и мне наконец удается установить источник нарастающего света. Осколки стекла, разлетевшиеся по всей комнате, разгораются, словно сухие спички. Но это… Так не должно быть! Совершенно сбитая с толку, я продолжаю наблюдать, как пламя неестественно быстро распространяется по всей комнате, словно кто-то облил здесь все бензином, а в следующее мгновение начинают загораться и зеркала на стенах. Шипение и треск становятся все громче, когда расплавленные зеркала серебряным дождем оседают на пол, продолжая разгораться. – Какого черт он с ними сделал?! – пытаюсь перекричать нарастающий грохот, прижимая к лицу рукав плаща, чтобы не задохнуться от дыма. Лео делает то же самое и только молча качает головой. – Что, если зеркало Агниции находится здесь и сгорит так же, как остальные?! – Чтобы это произнести мне приходится ненадолго отнять плащ от лица, но дым в комнате настолько густой, что моментально обжигает горло, нос и глаза. Закашлявшись, я возвращаю плащ на место. Ответ Лео я уже не слышу. Мое сердце колотится как сумасшедшее, а пламя все продолжает завоевывать комнату. Все мои инстинкты требуют бежать как можно быстрее, но я не могу пошевелиться, парализованная мыслью о том, что зеркало Агниции должно быть где-то здесь. «Главное, что оно уцелело. Остальное – шум и дым». Это были последние слова Тирециоса и ответ на мой вопрос о том, где находится зеркало. Я не могу покинуть этот дом без него, даже если оно упрятано в самую глубокую, охваченную пламенем нишу. Но, черт возьми, пространство с ужасающей скоростью превращается в реальную версию игры «Пол – это лава»! Тлеющие осколки зеркал поджигают деревянный пол, который начинает потрескивать и заражаться этим жаром. Нужно немедленно двигаться, иначе мы не успеем уйти отсюда. – Нам нужно зеркало! – кричу я Лео, не обращая внимания на его отчаянное мотание головой. Перескочив на то место, где еще осталась пара не загоревшихся осколков, я ношусь по комнате в поисках особого зеркала, которое, возможно, сможет противостоять этому пламени. Жар проникает сквозь подошвы моих ботинок, словно я танцую на углях. Золотая змея, обрамляющая зеркальную поверхность… В меня влетает осколок от взорвавшегося стекла, и в комнату врывается поток влажного холодного воздуха… Видимо, одно из окон лопнуло от жара. Пусть и совсем ненадолго, но я благодарна за этот глоток свежего воздуха, но сразу же после этого раздается еще более угрожающий рев огня. Черт возьми, в маленькой комнате пламя могло бы потухнуть и само, но теперь, когда снаружи поступает кислород, огонь становится еще более жаден. Я слышу голос Лео и, быстро обернувшись, вижу его, стоящего у выхода на кухню и умоляюще протягивающего мне ладонь. Сейчас, только пару минут! Я сейчас приду! Все больше и больше зеркал вокруг меня плавятся, взрываясь ослепительными искрами. К счастью, сквозняк из окна уносит плотный удушливый дым, но я так и не могу обнаружить зеркало, которое ищу. Черт возьми! Что, если Тирециос спрятал его совершенно в другом месте? Не в доме, а где-то на острове… в Венеции… На дне моря, в конце концов! Да мало ли мест для этого? У меня не остается больше времени. Если я не хочу превратиться в уголек – нужно как можно скорее покинуть комнату, прежде чем пламя окончательно перережет мне путь к выходу. Дым уже проникает под плащ, которым я прикрываю лицо. Я судорожно ищу, куда можно ступить без последствий: пол превращается в тлеющий кратер, а глаза слезятся так сильно, что я едва могу различить хоть что-то. Голос Лео настойчиво зовет меня у выхода из комнаты, и я иду на него. По крайней мере стараюсь. Вдоль стен пройти невозможно, но, если вернуться в заднюю часть комнаты, возможно, удастся выбраться по другой стороне. Расплавленные капли зеркал сыплются на меня метеоритным дождем, прожигая одежду и кожу. Резво перескакивая через пылающие лужи стекла и груды осколков, я вдруг останавливаюсь. Справа, напротив меня, сияет зеркало от пола до самого потолка, сжиженное стекло и ртуть льются с рамы водопадом, а языки огня взвиваются вверх. На какую-то секунду мне кажется, что я успею отскочить в сторону, прежде чем меня снесет жгучим потоком стекла, но в следующее мгновение жидкий огонь обрушивается на меня. Боль взрывается в правой руке, поднимаясь вверх до плеча и распространяясь по всему позвоночнику. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Хочется закричать в агонии и, поскуливая, свернуться калачиком, но мне не хватает воздуха в легких. Мне нужно выбраться отсюда, нужно двигаться дальше. И все же… Не успеваю я сделать последние шаги, что выведут меня на безопасную территорию кухни, как мой взгляд фокусируется на капающей расплавленной раме. Боль, неистово бушующая в моей руке, отходит на задний план, потому что замечаю на месте растаявшего зеркала, в подрамнике, какой-то предмет. Приглядевшись, я узнаю в нем овальное ручное зеркало, кантик которого вылеплен в виде извивающейся змеи, пожирающей собственный хвост, совершенно невидимый среди бушующего вокруг пламени. Изумрудные глаза змеи будто смотрят прямо на меня, и я без колебаний тянусь к зеркалу и сжимаю негнущиеся пальцы вокруг обжигающе горячей металлической ручки, вырывая зеркало из крепления. Наскоро спрятав раскаленный артефакт в полах своего плаща, я несусь к выходу на всех парах, игнорируя искры и пламя, от которых невыносимо слезятся глаза. Я теряю чувство времени и не совсем понимаю, иду я или ползу, но зеркало теперь у меня, и я прижимаю его к груди, словно маленького ребенка, продолжая пробираться сквозь этот ад к точке света. Но она кажется мне такой далекой… Сквозь оглушительный рев пламени до меня доносится голос Лео. Я заставляю себя сосредоточиться на этом звуке и двигаюсь вперед, шаг за шагом. Но, когда оказываюсь практически у цели, со стены рядом мной срывается овальное зеркало и на меня обрушивается шквал раскаленных осколков, пронзающих мою и без того потрепанную одежду и израненную кожу, словно роем крохотных кинжалов, проникая все глубже и глубже, обжигая до самых костей. И будто вишенка на торте, сверху на меня обрушивается и зеркальная рама. Я пытаюсь отойти, но резное дерево бьет меня по голове, и мир начинает уплывать в раскаленную темноту. Однако сознание я, видимо, теряю ненадолго. Очнувшись, я понимаю, что мое тело не лежит на полу, а уносится куда-то прочь, на выход из горящей комнаты в соседнюю, где значительно прохладнее. Даже трескучий вой пламени отсюда доносится словно издалека. Мой разум уже очнулся, но я не могу пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы открыть глаза. Воздух проталкивается в легкие со скрипом, словно они сжались до размеров грецкого ореха, а рот полон пепла. Стекло хрустит на одежде и коже от каждого движения. Чуть погодя мы выходим на улицу, и меня тут же обволакивает чистый холодный воздух, но вдохнуть его у меня не получается. Как бы я ни старалась, ни открывала рот и ни откашливалась, грудную клетку будто свело спазмом. От нехватки кислорода все вокруг становится ватным и пушистым, таким мягким, – сознание уплывает, опрокидывая меня в зияющую пустоту. Но я нашла зеркало, которое так и продолжаю прижимать к груди онемевшими руками. Совсем еще теплый металл… Мое сознание дрейфует, уплывая все дальше и дальше, пока… что-то не прижимается к моим приоткрытым губам, теплое и мягкое, такое болезненно знакомое… Сквозь мерзкий привкус гари и пепла я узнаю губы Лео. Его рот пытается вдохнуть кислород в мои легкие, пытаясь заставить их снова работать. В следующее мгновение воздух проходит по моему горлу, наполняя судорожно сжавшиеся легкие, расширяя их и заставляя болезненное давление в груди наконец-то ослабнуть. Лео делает мне искусственное дыхание до тех пор, пока на следующем вдохе мне не удается набрать в грудь достаточно воздуха самостоятельно, однако облегчение от того, что я действительно снова могу дышать, длится недолго. Во мне поднимается тошнота, и я чувствую, как меня откатывают в сторону, переворачивая, а после мучительный рвотный спазм сковывает горло. Ощущается это почти так же мучительно, как и ожоги, пока тело продолжают выкручивать все новые позывы. Откуда-то издалека до моих ушей доносятся успокаивающие слова, но я не понимаю их смысл. Когда спазмы стихают, я остаюсь лежать, задыхаясь. Слишком ослабевшая, чтобы пошевелить хоть пальцем, не то чтобы прийти в себя. С опозданием до меня доходит, что Лео снова поднимает меня на руки и куда-то несет. Моя щека прижимается к твердой груди, где с неистовой скоростью колотится его сердце. Дыхание выровнялось, и вместе с ним вернулась и чувствительность. Кожа горит сотней маленьких огоньков, окутывающих меня как непроницаемый кокон. И даже влажному холодному воздуху, клубящемуся вокруг меня, никак не удается остудить жар, истлевающий на коже. Неужели Лео не замечает, как я горю? Через некоторое время раздается возбужденный мужской голос: – Лео! Розали! Мой затуманенный мозг медленно приходит к выводу, что это Консальво, который все это время ждал нас у лодки. – Что с ней? Что за дым поднимается из-за деревьев? Я как раз собирался пойти проверить, все ли с вами в порядке. Я хочу поднять голову, но одна только мысль о том, чтобы пошевелиться, пронзает меня громогласной болью в висках, распространяющейся по всей черепной коробке, словно удар в гонг. Вот черт! Стиснув зубы, я всеми силами пытаюсь оставаться в сознании. Лео повышает голос, и я сосредотачиваюсь на его словах, которые якорем удерживают меня на грани сознания. – Маэстро мертв. В его доме вспыхнул пожар, а Розали кое-что потеряла в комнате. Лео осторожно опускает меня на землю и принимается раздевать. С каждым новым слоем одежды, который снимают с меня, жжение ослабевает, но стоит воздуху коснуться поврежденной кожи, и моя спина судорожно выгибается, а израненное горло разрывает крик. Это невыносимо, невозможно выдержать, словно все мое тело – одна рана, которую залили спиртом, и я купаюсь в чистом этаноле. Тело горит, горит, горит… Лео куда-то уходит, и я слышу его голос лишь крохотным уголком сознания, который все еще рвется на волю, трепещет, а затем… исчезает. Я больше не могу этому сопротивляться и, честно говоря, даже испытываю облегчение, что наконец-то перестану чувствовать боль. По крайней мере на какое-то время. По ощущениям, я нахожусь без сознания довольно долго. Постепенно из темноты небытия начинают вырисовываться фрагменты реальности, словно я нахожусь во сне… Ну, или в чем-то подобном. Возможно, это действительно лишь фантазия моего измученного мозга, не имеющая никакой связи с реальностью. Я будто все еще нахожусь в огне, поглощающем воздух в моих легких, однако ничего этого не чувствую… потому что у меня нет тела, как я вскоре понимаю. Я как будто бы здесь, но в то же время нет. Пока я размышляю о своем текущем изменчивом состоянии, перед моим внутренним взором обретает форму человеческий силуэт, сотканный из мелких огоньков, постепенно сливающихся вместе и образующих контур, который вырисовывается в жемчужном ничто вокруг меня. Я с открытым ртом наблюдаю за тем, как передо мной обретает черты высокий мужчина. Из света, материи, тени и тьмы. Его обволакивает плащ из ночного неба, а вокруг головы сплетается венок из разноцветных мерцающих знаков зодиака. Его лицо… Оно рябит, постоянно меняется… старое и молодое одновременно, гладкое и морщинистое… Все лица, которые когда-либо имел этот человек на протяжении жизни, сменяются сейчас калейдоскопом. Будто передо мной стоит само время со всеми его поворотами и петлями. Онемев от благоговения, я продолжаю смотреть на него, и он встречает мой взгляд. В его глазах танцуют стихии. – Хм… А вот и та самая путешественница во времени, которая сняла мое заклятие, – многозначительно произносит он глубоким голосом. До того как он ко мне обратился, я уже догадалась, кто предстал передо мной, но теперь уверена на сто процентов. Аид Пантамегистос. Собственной персоной. Создатель Рубиновой Табулы, тот, кто когда-то запечатал все порталы для путешествий во времени до тех пор, пока… не пришла я. Кровь мгновенно приливает к лицу, и я поспешно опускаю взгляд, как провинившийся ребенок. – Простите, если я помешала вам, но… Он жестом просит меня помолчать. – Это вовсе не упрек, совсем наоборот. Я так долго ждал достойного, и поступком в Риме ты доказала свои способности, чем я, честно говоря, весьма впечатлен. Кого-то другого разорвало бы на куски, попытайся он открыть такой мощный портал. У меня перехватывает дыхание. Разорвало бы на куски… Я даже не думала о том, что открывать портал может быть опасно. Ну, вероятно, это и хорошо, что я не знала об этом в тот момент. – Тебе это удалось благодаря пробудившимся силам Агниции. Лишь намека достаточно, чтобы вооружить тебя. Думаю, ты уже заметила это. Ах, вот оно что. Змея сопровождала меня уже некоторое время… с того момента, как впервые прикоснулась к Рубиновой Табуле. И с тех пор она появляется вокруг меня снова и снова: в символах, созвездиях, бестелесным голосом, шепчущим на ухо ее имя… – Ты и твой спутник, чье сердце ты покорила своим сопротивлением, а он тебя – своим. Вы – ключ к древнему пророчеству о Змееносце. Посвященные и способные обратить время к единственно возможному хорошему повороту событий. До сих пор не рождался никто, кто смог бы оправдать эти слова… или получить возможность проявить себя. Но вы оба прекрасно справляетесь. – В его раскатистом голосе звучит неподдельная гордость, а его глаза притягивают меня, словно гипнотизируя. – Это пророчество Лео в точности совпадает с пророчеством о Змееносце. Если бы и для тебя сделали предсказание – ты получила бы зеркальное отражение его. «Но как? – думаю я. – Что? Почему?» Вопросы наполняют мою голову, надвигаясь один на другой, и я жажду ответов от этого призрачного человека, олицетворяющего само время. Кто мне на них ответит, если не Пантамегистос? – Слушай меня! – твердо произносит он. Его голос – полифония и вибрация, создающие ощущение, словно со мной говорит целый церковный хор. Образует одну симфонию, гладкую и бесконечную, как будущее и прошлое. Строгую, как настоящее. Пантамегистос говорит, а я слушаю его, позволяя словам погрузиться в мой разум, навсегда отпечататься в памяти. Его речь проходит сквозь меня, как бесконечный поток времени, песня вечности, которую он облекает в слова, и я тону, снова погружаясь в бархатистое ничто. Оно убаюкивает меня, и я послушно засыпаю, пока образы этой встречи не исчезают из сознания, не перестают казаться реальными. Но воспоминания о произошедшем на самом деле остаются. Возможно, это и правда лишь плод моего воображения, но ощущения остаются, как и от любой другой встречи в реальности. Я вспоминаю слова Пантамегистоса и вдруг понимаю, что нужно делать. Глава 22 Делирий У меня напрочь теряется чувство времени. Я так долго была погружена в ничто, в дрему без сновидений без начала и конца, но теперь постепенно возвращаюсь, собирая свою личность по кусочкам. Проваливаюсь в реальность так резко, всего на мгновение, и это отдается неприятным ощущением. Я предпочла бы держаться подальше от того, что меня сейчас ждет. Голова болит так сильно, словно кто-то со всей силы ударил по ней молотком, но мне на удивление спокойно: мое тело светится, а невыносимое пламя на коже наконец-то погасло. Жар теперь исходит откуда-то изнутри. Я снова погружаюсь в черноту, где меня ждет забвение. Впервые за долгое время мое сознание проясняется. Я пытаюсь открыть глаза, но веки налились свинцом и кажутся неподъемными, однако я не оставляю попыток. Вокруг меня матовая темнота. Сил повернуть голову нет, а после предыдущего опыта мне страшно, что она снова взорвется невыносимой болью. Но я замечаю лучи солнечного света, проникающие через небольшое отверстие в ставне. Разглядывая наклонный деревянный потолок над своей головой и пытаясь сопоставить эти фрагменты, я прихожу к выводу, что нахожусь в квартире под крышей. Дома. Этот факт заставляет испытать такое облегчение, что на глазах выступают слезы. Я больше не на том проклятом острове. Меня больше не окружают огонь и зеркала. И тем не менее на языке все еще ощущается привкус дыма. Черт возьми, я вообще когда-либо избавлюсь от него?! Что-то рядом со мной приходит в движение, и я осмеливаюсь немного пошевелить подбородком, наткнувшись взглядом на профиль Лео. Он тянется к какому-то предмету на тумбочке, но тут же замирает, чувствуя мой взгляд, и оборачивается. Его ввалившиеся глаза, под которыми залегли глубокие тени, тут же расширяются. – Розали! – хрипло вскрикивает он. Голос звучит грубо от усталости, но, несмотря на напряженные черты, я замечаю решимость продолжать обо мне заботиться, сколько бы времени и сил это ни потребовало. Как бы долго ни длилась моя болезнь. – Ты меня слышишь? Ты… здесь? – Голос дрожит и срывается на последнем слоге, заставляя меня почувствовать болезненный укол.