Анджело кивает и машет рукой на прощание, и, пока Лео закрывает за ним дверь, я успеваю закипеть от раздражения. – Черт возьми, ты самая строгая мамочка-наседка! Лео останавливается у двери, вероятно, понимая, что лучше держаться от меня подальше. – Что ж, если у тебя появились силы вредничать, ты, вероятно, действительно на пути к выздоровлению, – усмехается он. – Я же тебе говорила… – Хорошо, давай заключим сделку, – произносит он достаточно громко, чтобы заглушить мой протест. – Ты остаешься в постели как минимум до субботы, не жалуешься и отдыхаешь. И тогда в воскресенье мы отправимся на Сенсу, и я больше не скажу ни слова о состоянии твоего здоровья. – И какой день недели у нас сегодня? – интересуюсь я. – Среда, – спокойно отвечает Лео. – Какая-то паршивая сделка, – недовольно бормочу я, на что он только выгибает бровь. Все внутри меня кричит о том, что я могу покинуть свой больничный лагерь, даже если все еще задыхаюсь после визита Анджело. Но бессловесная просьба во взгляде Лео заставляет меня смириться. Я успокаиваю свое недовольство и уступаю, потому что в глубине души понимаю, что поведение Лео проистекает только из-за любви ко мне. Наверное, я бы поступила так же. Мы довольно долго играем в гляделки, словно фехтуем в немом бою. Наша эмпатия значительно ослабла с тех пор, как Лео потерял свой зодиак. Несколько недель назад он бы бомбардировал меня своими эмоциями, я в этом уверена. Но сейчас я точно знаю, что в нем происходит. Потому что он позволяет мне узнать. Глава 23 Феста делла Сенса Все оставшиеся дни до субботы я играю в образцовую пациентку: ежедневно дышу над горячим травяным отваром, позволяю Лео проверять и менять повязки на ожогах и не позволяю себе проронить ни единой жалобы. Лео даже шутит, что находит жуткой мою решимость попасть на Сенсу. Но я просто хочу поправиться и выглядеть хорошо. Дож[8] и городские сливки выйдут к лагуне на великолепной двухэтажной барке «Букинторо», и я ни за что не хочу это пропустить. Чтобы хоть чем-то себя занять, я принимаюсь изучать добытое в пожаре легендарное зеркало и Красную Книгу. Сначала во мне тлеет надежда, что из этих артефактов будет проще что-то извлечь, когда они вместе, однако я быстро понимаю, что это не так. Как бы я ни билась, Красная Книга остается пустой, а зеркало ведет себя как обыкновенная безделушка. Я ни разу не слышала шепота Агниции, о котором говорил маэстро Тирециос незадолго до своей смерти… И втайне я этому даже рада: что бы Агниция ни сказала, мне не хочется это слышать, после того как она посоветовала мастеру зеркал выколоть себе глаза. Я предпочитала довольствоваться ее молчанием и созерцанием безупречной золотой чешуи змеиного тела, обрамляющего зеркало. Сверкающие изумрудные глаза все так же кажутся мне пугающе живыми. Иногда я замечаю их блеск, вспыхивающий в полной темноте, и испытываю странное чувство, словно они внимательно следят за мной, несмотря на то что в зеленых камнях не наблюдается никаких зрачков. Когда Лео наконец заканчивает с приготовлением огромной кастрюли куриного супа, я ловлю его, чтобы обсудить пророчество, касающееся тринадцатого знака зодиака. – Я змея, – в сотый раз повторяю я, держа на коленях зеркало Агниции. – Первый звоночек на этот счет прозвенел, когда я прикоснулась к Рубиновой Табуле. Поэтому во мне вообще проснулась сила, с помощью которой я могу открывать порталы. Лео валится рядом со мной на кровать. – Во время визита Анджело, когда тебе было совсем плохо, он сообщил, что Рубиновая Табула после нашего исчезновения снова вернулась к Леонардо да Винчи. Все были обеспокоены этим, боялись нового нападения Люция, но это было необходимо для сохранения хода истории. Леонардо хранил Табулу до самой смерти, после чего она вернулась в Венецию, где Морели нашли ее в начале семнадцатого века. Здесь больше ничего нельзя изменить. – Думаешь, Змееносец внутри тебя проснется, если ты прикоснешься к Табуле? – нерешительно спрашиваю я. – Я имею в виду, когда у тебя нет зодиака? Это такая деликатная тема, что мне приходится приложить усилия, чтобы ее поднять. Я словно хожу по минному полю. Лео смотрит на свое перебинтованное запястье, не позволяя мне прочитать эмоции на его лице. – Мы ведь все еще придерживаемся позиции, что пророчество о нас, не так ли? Что я обрету знак Змееносца, чтобы снова иметь возможность путешествовать во времени. В таком случае Рубиновая Табула должна признать меня. – Почему-то его слова звучат так горько, словно он совсем не верит в то, что говорит. Сможет ли он вообще снова стать путешественником во времени после своей потери? Прежде чем я успеваю что-то сказать, Лео снова расправляет плечи. – В любом случае сейчас нет никакого смысла искать Леонардо, чтобы прикоснуться к Табуле. То, что во мне пробудится часть силы Змееносца, не приведет нас к исполнению пророчества: без зодиака я бесполезен в этой истории. Я снова слышу ту горечь, и слова вырываются у меня изо рта прежде, чем он успевает продолжить свою речь: – Ты вовсе не бесполезен! Это вообще не зависит от твоего зодиака! Невольно сжав руки в кулаки, я чувствую, как саднят едва начавшие заживать ожоги на моей коже. Они оказываются гораздо вреднее, чем колотая рана, которую нанес мне тогда Люций. Видимо, сила Агниции здесь бессильна. – Я не что иное, как балласт, который удерживает тебя здесь. Без меня ты уже давно вернулась бы домой. Ах, черт возьми, тебе вообще не стоило сюда соваться и подвергать себя опасности! – Я бы не смогла вернуться домой! – с горечью втолковываю ему я. – Дюрер забрал портальную картину, с помощью которой я сюда попала, с собой в Нюрнберг. Или вообще продал ее перед отъездом. В любом случае нам не стоит об этом думать сейчас, если ты, конечно, не хочешь послать меня за ним. Будем считать, что я застряла здесь вместе с тобой. Потому что я не могу открывать порталы после того, как мы потеряли твой зодиак. Я уже пыталась, когда хотела попробовать забрать тебя домой из Мюнхена. Лео смотрит на меня так, словно только что вписался лбом в стену. Так растерянно, с искаженным от боли лицом… Встревоженная, я наблюдаю, как он вскакивает с кровати и начинает метаться по комнате, дергая повязку на своем запястье. Слова застревают у меня в глотке, когда он ослабляет бинты и останавливается напротив меня, дрожа всем телом. – Вот, – задыхающимся голосом выдавливает он, показывая мне свою руку. – Я никогда не хотел этого. Первое время то, что я стал путешественником во времени, казалось мне проклятием. Итальянский Орден Рубинов слишком поздно обратил на меня внимание, и поэтому я почти год путешествовал один, прежде чем они вышли на меня и взяли под свое крыло. Поверь, мне было чертовски страшно остаться один на один со своим зодиаком без всякой поддержки, когда он только появился на моем запястье. Лишь со временем я начал чувствовать очарование и свободу, которой никогда раньше не испытывал. Ты понимаешь, Рози? На мне всегда лежали куча правил и ожиданий семьи… Я должен был соответствовать ее статусу, оставаться невозмутимым вне зависимости от того, какое дерьмо происходит в моей жизни. Постоянные слухи, сначала о делах отца, потом о смерти родителей… Я люблю свой дом, но никогда не чувствовал себя в нем по-настоящему свободным. Я стал именно тем ублюдком, с которым ты познакомилась, потому что такого поведения от меня и ожидали. К тому времени я уже сильно изменился. Путешественники во времени без партнеров всегда считали свои путешествия проклятием, не имея возможности повлиять на то, что происходит вокруг, потому что в прошлом они были невидимы. Но для меня это было как глоток свободы. Никто не смотрел на меня, никто меня не судил. И только наблюдая за людьми, смог понять, кто я на самом деле, но мне понадобилось чертовски много времени, чтобы перестать презирать себя за то, кем я являюсь. Я не могу смотреть на его запястье. Не потому, что мне страшно или я испытываю отвращение к несомненно безобразному шраму, – нет, конечно же, не из-за этого. Сейчас дело далеко не в шраме. – Я не презираю тебя, – шепчу я, хватая его за вторую руку, и тяну на себя, заставляя присесть на край кровати. Видимо, я ошиблась в своем предположении о том, что Лео довольно хорошо справился с потерей зодиака. Мне стоило гораздо раньше поднять эту тему, не опасаясь его задеть, а не оставлять его со своим горем один на один… Потому что совершенно очевидно, эта рана намного глубже шрама на его рука. – Я не презираю тебя, – снова повторяю я на этот раз более твердо. – И тебе тоже пора прекратить себя корить. Лео лишь ниже опускает голову. – Я сам виноват, – бормочет он. – Там, внизу, в Аква Вирго. Я мог убить Люция. У меня перехватывает дыхание, и я кладу руку ему на щеку, поворачивая его лицом к себе. Пусть посмотрит мне в глаза и повторит то же самое. – Пока ты была занята Чезаре, во время нашего поединка был момент, когда я сильно ударил Люция… Ударил кинжалом. Это произошло до того, как он вырвал у меня зодиак. Если бы в ту минуту я не заколебался… В его глазах столько отчаяния, что у меня все внутри сжимается. Когда я открываю рот, чтобы ответить, Лео качает головой. – Я просто не закончил то, что начал. Можешь назвать меня как хочешь… трусом… неудачником… Но я не нашел в себе смелости его добить. А потом момент был упущен, и Люций снова атаковал. Если бы я не колебался… – Я рада, что ты заколебался, – совершенно спокойно говорю я. – Люций не стоит твоих терзаний за убийство человека. Каким бы жестоким этот человек ни был и как бы он это ни заслуживал. Я понимаю, почему ты не смог это сделать, и я рада этому. – Лео так и вглядывается в мои глаза, раскрыв рот с таким ужасом, словно я только что сама призналась ему в хладнокровном убийстве. – Мне так жаль, что Люцию удалось украсть твой зодиак, мне так жаль… Я бы не пожелала такого даже злейшему врагу. Но мы можем относиться к этой ситуации иначе. А когда придет время действительно его убить, мы сделаем это вместе. Во всяком случае, ты больше не будешь одинок. Ты уже не одинок. Лео дрожит так сильно, что эта дрожь передается и мне, а выражение его глаз раздирает мою душу на куски… – Это так больно… Ощущать эту потерю. Мысль о том, что я никогда больше не смогу путешествовать во времени… Я не выношу это. – Я знаю, – шепчу я. – Поверь, я понимаю. Но это еще не конец ни для кого из нас. Я нежно поглаживаю его по волосам, пропуская сквозь пальцы длинные пряди, которые так и не подстригла. * * * К воскресенью я уже чувствую себя живее всех живых: перевязанные ожоги все еще заживают, но в остальном я ощущаю себя полностью здоровой. Целительная сила Агниции отлично сделала свою работу, и даже Лео уже не спорит с тем, что я выздоровела. Правда, теперь у него развился какой-то панический страх, что я могу подхватить какой-то исторический вирус, если выйду на улицу, только восстановившись после отравления угарным газом и пережив лихорадку, но я быстро его успокаиваю. Всегда есть риск чем-нибудь заразиться, и это исключительное счастье, что мы ни разу не угодили в год чумы. Однако Лео тут все же подчеркивает, что Орден всегда заботится о соответствующих прививках. Наверняка в моем случае они просто не успели об этом позаботиться. Тем не менее я с головой погружаюсь в подготовку к предстоящему празднику. В конце концов, это мой первый выход из дома в свет после посещения того злополучного острова. И я жду этого события как ребенок, предвкушающий Рождество. Накануне Лео натаскал достаточно воды для ванны, которая всю ночь стояла на плите, чтобы успеть согреться. Мы моем друг другу голову, и я путаюсь в длинной гриве Лео, пытаясь уговорить его заплести волосы. – Мы же договаривались, что ты меня подстрижешь, – напоминает он, но без сопротивления позволяет мне заплести ему небольшую косу на затылке. Что ж, сначала он был настроен весьма скептично, но, заметив азартный блеск в моих глазах, замолчал. И вовремя мы выходим, чтобы успеть на праздник к Галатее, только благодаря моей решимости. – Ты не можешь смотреть на меня таким взглядом и ожидать, что после этого я буду скучающе думать о погоде, – напряженным голосом объясняет мне Лео, как маленькому ребенку. Моя темно-зеленая юбка шуршит по тротуару, и я приподнимаю ее, чтобы подол не собирать всю уличную грязь. Улицы Венеции гораздо чище, чем в Риме и во Флоренции, поскольку большая часть отходов бесцеремонно сливается в каналы. И, на мой взгляд, воняет это еще более отвратительно, чем нечистоты, гниющие на улицах. На жалобу Лео я лишь равнодушно пожимаю плечами. – Мне просто нравится твой взгляд. Кроме того… Еще два дня назад ты вообще не верил, что я смогу выйти из дома. Я была слишком слаба для… любых физических нагрузок, а ты ведь не хочешь меня переутомлять. Прежде чем я успеваю опомниться, Лео подхватывает меня и кружит, прижимая спиной к крошащейся кирпичной стене. Секунду я ошеломленно смотрю на него, а в следующее мгновение чувствую, как все тело охватывает приятная дрожь от того, насколько близко к друг другу мы оказались. Его дыхание скользит по моему лицу, и я забываю обо всем – включая то, что хотела попасть на праздник вовремя, и о своей идеально уложенной прическе… Однако Лео не делает попыток меня поцеловать, он мучительно медленно ведет носом по моему подбородку, глубоко выдыхает у изгиба шеи и наконец добирается до уха. Мое тело безудержно дергается, когда горячее дыхание касается ушной раковины. – Ты настоящая бестия, – бормочет он глубоким голосом, похожим на мурлыканье. О, небо… У меня пальцы на ногах поджимаются в мягких кожаных туфлях. Он продолжает прижимать меня к стене, не позволяя мне пошевелиться. Но я хочу вырваться, схватить его самой и… Ох… Лео зубами прихватывает мочку моего уха. Боже мой… Я благодарна стене позади меня, которая держит меня в вертикальном положении. Потому что Лео, похоже, совсем не замечает, что со мной делает. – Нам нужно успеть на встречу, не так ли? – сбивчиво выговаривает он и без предупреждения отступает, а я, споткнувшись, начинаю заваливаться вперед. Лео хохочет, подхватывая меня за плечи, чтобы я не разбила себе нос. – Но мы можем пойти домой… И срочно вернуть тебя в постель. – Он игриво приподнимает бровь, и, несмотря на то как от его взгляда меня бросает в жар и сжимается низ живота, я собираюсь с силами. – Правильно, нам нужно идти. У меня все еще кружится голова после этого интермеццо, но я хватаю Лео за руку, и мы продолжаем путь. Он бросает на меня заигрывающий взгляд, но я безмолвно даю ему понять, что, как только мы вернемся домой, он может рассчитывать на продолжение банкета. Лукавая улыбка растягивается на его губах. Чем дальше мы отдаляемся от нашего района в северном Каннареджо, тем больше все становится похожим на праздник. Я уже видела День святого Марка, но волнение, витающее в воздухе сегодня, не идет с ним ни в какое сравнение. Со всех переулков стекаются люди. Каналы, по которым мы проходим, привычно забиты гондолами и барками. Над гулом голосов звучат музыка и песнопения, а в воздухе витает аромат ладана, который разносят первые утренние процессии и ярмарки. Я очень быстро заражаюсь приподнятым настроением венецианцев. Под крышами с вымпелами и полотенцами, свисающими с окон, мы добираемся до дома Галатеи, перед которым уже пришвартована лодка. Первым делом я обнаруживаю Анджело, одетого в праздничную джорнею темно-зеленого цвета, плиссированную тунику с расстегнутыми широкими рукавами. Он стоит у входа в дом рядом с Томмазо, мужем Галатеи, и по выражению их лиц заметно, что оба находятся в ожидании хозяйки дома. То, что Галатея еще не закончила со сборами, нисколько меня не удивляет. Когда мы подходим ближе, Томмазо просовывает голову в приоткрытую дверь и кричит: – Галатея, эти двое уже пришли! – Ну наконец-то, иду! Закатив глаза, художник снова разворачивается к нам. – Своим цветом волос я обязан только ей, – усмехается он, указывая на свои седеющие виски. Однако в остальном он выглядит таким счастливым и спокойным, каким я ни разу его не видела в Риме. Там он был задумчивым и молчаливым, ему постоянно приходилось сражаться за сердце Галатеи, которой было чрезвычайно трудно отказаться от своей независимой жизни в качестве куртизанки.